— М., как я рада, что у меня большие ноги! Большая нога — это твердость и быстрость. У римских полководцев, напр., у спартанцев.
Дарю Але «Герои древности» для развития в ней доблести, и что же? — любимцем оказывается Алкивиад.
Моя обувь и Алины глаза — вот все наши козыри. — Вопиют.
Как жимолость вкруг дуба обвилась,
Как водоросль льнет к Леандру Геро.
Брал города,
Статен и бел…
Конь мой! Куда
Всадника дел?
…Месяц мой новый,
Кинжал кривой!
К конскому кову
Клонюсь травой…
С самого краю
Теперь — трава
<Оставлен пробел в две строки.>
В 1918 г. я уже ходила, а в 1921 г. еще хожу в мужской обуви. (Тогда еще, а теперь уже никто.)
С первого дня революции (28-го февраля) я уже знала: всё пропало! и поняв, не сопротивлялась (NB! не отстаивала).
Низенькие окошки, за которыми такие огромные глаза. (Заставы.)
Але суждено воскресить древних богинь.
Сейчас одежда создает форму, тогда — тело под одеждой.
(Проще: сейчас одежда создает тело, тогда тело — одежду.)
Удивительное чутье Али жеста при ненависти к театру. Изображает: Диану над Эндимионом, стража бодрствующего, стража спящего, женщину которая увидела богиню. В Але есть начало статуи.
(Теперь — одиннадцать лет спустя — как сбылось! И внешне, и внутренне. И как я об эту статуарность — ежечасно и бесполезно — бьюсь.) (1932 г., июль)
Алина история про голого герцога:
Очень мрачный и совершенно голый герцог расхаживал по своей земле. Встречается поселянин. Поселянин его спрашивает: — Тебе не холодно? — Нет. А твоему лицу — холодно? — Нет. — Так знай, что я весь — лицо.
И молча, торжественными шагами, направляется к своему замку.
(рассказывала С. М. Волконскому)
— «М.! Ведь я Вам подстилаю пеленку!» Я, сраженная ее великодушием: — «Нет, нет, Алечка, спасибо, а ты на чем будешь спать?» Аля: — А я тоже на пеленке, — ведь у нас две!
(3-го русск<ого> окт<ября> 1921 г.)
Гордость и робость — родные сестры
Над колыбелью, дружные, встали.
— Лоб запрокинув! — гордость велела.
— Очи потупив! — робость шепнула.
Так прохожу я — очи потупив —
Лоб запрокинув — Гордость и Робость.
3-го русск<ого> окт<ября> 1921 г.
(Блаженны дочерей твоих — Семеро, семеро — Уже богов — не те уже щедроты — Тщетно, в ветвях заповедных кроясь… — Сколько их, сколько их ест из рук — Богиня Верности [70] — С такою силой в подбородок — руку (4-го — 11-го окт<ября> 1921 г.).)
Пожелайте мне доброй дороги,
Богини и боги! [71]
Постель, сопротивляющаяся человеку: еженощное борение Иакова (то, на чем с Алей спим).
Всё раньше всех: Революцией увлекалась 13-ти л., Бальмонту подражала 14-ти лет, книгу издала 17-ти л.
— и теперь — 29 л. — (только что исполнилось!) окончательно распростилась с молодостью.
Только плохие книги — не для всех. Плохие книги льстят слабостям: века, возраста, пола. Мифы — Библия — эпос — для всех.
Алино двустишие:
Жалоба Нереид
О Фаэтон, о многосмелый гость,
Сын Гелиоса и Океаниды…
(Стихи: Молодость моя! Моя чужая! — Варианты:)
О, насколько ты
— Милая! — меня была моложе.
Ты волос закручивала кольца,
Ты ресниц оттачивала стрелы.
Строгие уста давая — скóльким?
За чужие я грехи терпела
Выжила шального постояльца!
Молодость моя — сдалась насилу!
Так дитя, на дальние светила
Изумясь, кольцо роняет с пальца
Выжила шального постояльца!
Голая стою — глаза раскрыла.
Так дитя, на дальние светила
Изумясь, кольцо роняет с пальца.
Отрешенная женщина легче сходит с пути.
(а м. б. — и с ума. 1932 г.)
Чем отрешеннее женщина — тем легче сходит с пути. Душа терпимее инстинкта. Кроме того, инстинкт не обманывает (NB! душа только и делает, что) и может быть еще труднее найти себе настоящего любовника, чем настоящего друга.
5-го ноября 1921 г., по старому.
(Стихи: Молодость — Муза (Ни грамот, ни праотцев)
Вариант: Чем ближе — тем призрачней,
А рядом — как зá морем!
Скоро уж из ласточек в колдуньи — Без самовластия, с полною кротостью.)
NB! Упала ресница — будет письмо от С. Ресница — огромная!
Варианты из «Без зова, без слова»
Не слышишь как свищет
Твоя роковая метель.
Какая из тысяч
Качает твою колыбель?
Надбровного свода
Всё та ж роковая дуга…
Над сальной колодой
Захожая медлит судьба…
Червонный — бубновый…
[…]
Чепца кружевного
Как тернии падает тень…
Надбровные своды
И глаз синеватый свинец
NB! Для Записной Книги:
Тело насыщаемо, душа — нет. Поэтому тá любовь — островами, соединенными (разъединенными!) пустотой (океана, т. е. одиночества) неминуемо гибнет.
Обкормишь — сдохнет. (Это до меня лучше сказал Ростан
Car l’amour — ô étrange et nature! —
Vit d’inanition et meurt de nourriture. [72]
(NB! о Казанове однако этого не скажешь)) —
И даже досыта кормить нельзя, ибо долго не захочет. Дразнить или голодом или приправами (1001, но не больше!). И в итоге, так или иначе, — раз тело всё равно сдохнет! — Да раньше: при первой болезни <фраза не окончена>
Снисхожу до, снисхожу, но не дома в ней, всегда недоумеваю: зачем? Уж поистине: в никуда. Как в стену.
Где старец тот Осип
С девицею свет-наш-явлéн?
Звезда-моя-россыпь,
Которая — в Град Вифлеем?
Орфей и Офелия — вода. —
(Стихи к Блоку: Как сонный, как пьяный, — Так плыли: голова и лира)