– Выпейте, Джерри, это вас взбодрит. Не бойтесь! У меня нет намерения отравить вас.

Я послушно проглотил коньяк. Маккин подождал, пока я вновь приду в себя.

– Так вы согласны со мной, что вас ликвидируют после окончания операции? – снова спросил он.

– Может быть вы и правы… – сказал я. Я лихорадочно соображал, пытаясь отыскать хоть какой-нибудь выход из сложившегося положения, но тщетно: это был тупик, выхода из которого, похоже, просто не было.

– Значит, вы все-таки пытаетесь меня завербовать? – помолчав, спросил я.

– Нет, – сказал Маккин. – Нам вы не нужны. Вы нужны себе.

– Кому это вам?.. Послушайте, Джон, вы сами начали эту игру… Давайте начистоту. Кому – вам? На чью разведку, извините за любопытство, вы работаете?

– Мы не работаем на разведку. – Он посмотрел на меня, как на маленького ребенка, потерявшего в толпе маму, которого надо отвести домой, да и еще и утешать по дороге, чтобы не расплакался. – Мы работаем на свою страну, – коротко сказал он.

– На какую это страну?

– На ту же самую, что и вы… Я – ваш соотечественник.

Он вдруг замолчал. В нем явно происходила какая-то борьба, и он не мог, а может быть, и не пытался скрыть это. Кажется, он не знал, что ему делать с ребенком дальше, потому что маму найти, увы, не удалось.

Я молча ждал. Наконец, он, видимо, принял какое-то решение.

– Видите ли, Джерри, – сказал он. – Я действительно ваш соотечественник, только я… – он помедлил – …из будущего. Из двадцать четвертого века.

Я ждал чего угодно, только не подобных выкрутасов.

– Не лгите, Джон, – сказал я. – Зачем сюда притягивать за уши фантастику? Гипнотизеры есть и в наше время.

Он сел в кресло и внимательно посмотрел мне в глаза, словно хотел там что-то разглядеть.

– Вам нужны доказательства, – сказал он. – Ну что же, сейчас вы их получите.

Он вышел к себе в комнату, а я остался сидеть в кресле, тупо глядя прямо перед собой и совершенно ни о чем не думая. Только вертелся в голове, как заезженная пластинка, кусочек пошлой песенки, услышанной когда-то в матросском кабаке: Один старый шкипер утопил свой клипер… Один старый шкипер утопил свой клипер… Я даже головой затряс от обиды.

В каминную вернулся Маккин. В руках у него была обычная видеокассета. Он вставил ее в магнитофон, и в стереораме появилось изображение. Это был вид какого-то города, снятого с высоты птичьего полета. Город выглядел вполне обычно, но когда я присмотрелся, картина сразу потеряла всю свою убедительность: разноцветные коробки, возвышающиеся среди моря зелени, совершенно не имели окон. Все это весьма смахивало на кадры из какого-нибудь фантастического фильма.

– Ну что ж, макеты вроде бы сделаны… – начал я и тут же прикусил язык: из-за одной из этих коробок вдруг выплыла серая глыба Университета.

Аппарат, с которого велась съемка, летел все дальше и дальше, и я узнавал среди густой зелени и между разбросанными тут и там разноцветными коробками знакомые мне здания. Вот аляповатая образина Королевского дворца, за ним изящные коричневые башни Национального музея, излучина Реки с ажурной конструкцией моста Независимости. Да, это была Столица, страшно, невообразимо изменившаяся, но Столица.

Аппарат снизился над одной из улиц, и стали видны люди. Они были странно и вычурно одеты, но это были обычные земные люди. На улице совершенно отсутствовал транспорт, и у нее был какой-то странно-праздничный вид, словно из незнакомой сказки.

Я, конечно, не эксперт, но макетами или комбинированием тут и не пахло. Все это были съемки с натуры, и мне ничего не оставалось, как поверить. И я поверил…

А на экране все тянулись и тянулись виды этого неизвестного, но временами такого знакомого города. Чуть в стороне проплыл памятник какому-то деятелю. Камера сняла его сзади, но фигура, стоящая на постаменте, показалась мне знакомой, хотя я никак не мог вспомнить, на какой из улиц Столицы находится этот памятник.

– Что это за памятник? – спросил я метеоролога.

– Это Жан-Пьер Ларуш, – ответил он. – Первый народный президент нашей республики.

– Так его еще нет?! – вырвалось у меня.

Это ж надо так поверить! Даже несуществующий памятник умудрился узнать!

– Он жил в вашем веке, – сказал Маккин. – Выдающаяся личность. Кстати, мой предок… Теперь вы мне верите?

– Да, – прошептал я, облизывая губы.

Он плеснул мне еще коньяка. Я машинально проглотил коричневую жидкость, не почувствовав вкуса и запаха, как воду.

– Очень хорошо! – сказал он. – А теперь давайте так: вы будете задавать вопросы, а я буду на них стараться отвечать. Вроде как на допросе… – усмехнулся он.

Я чуть было не ляпнул: Так что же вы все-таки от меня хотите?

А что еще спрашивать в такой ситуации? В фантастических романах, которые мне приходилось читать, разговоры подобного рода велись обычно с помощью лайтингов, атомных гранат и фраз типа: Чтоб тебя…! И все же я нашел, чем его прижать. Видимо, бой придется принимать в области хитрых вопросов и умных ответов. За неимением вторых придется нажать на первые.

– Каковы же моральные законы в вашем таком прекрасном будущем, – спросил я, – если они позволяют вам вмешиваться в наши дела?

– Моральные законы?.. – Маккин крякнул то ли от досады, то ли от удовольствия. – Ну что ж, затронем и моральный аспект… Знаете что?.. Пожалуй, я просто по порядку расскажу вам, почему и зачем я здесь нахожусь. Не возражаете?

Я пожал плечами. Мне ли возражать?

Он достал из кармана еще одну видеокассету и вставил ее на место первой. На экране появилось изображение огромной обугленной воронки, в которой догорали какие-то обломки. Маккин остановил изображение и сказал:

– Это катастрофа с одним из наших межконтинентальных стратопланов. В ней погибли более двухсот членов Всемирного Совета – так называется в наше время руководящий орган планеты… – Голос его чуть дрогнул. – Кроме того, в результате ядерного взрыва, которым закончилась эта катастрофа, погибло еще пятьдесят тысяч землян.

– Цифры, конечно, впечатляют, только что мне за дело до ваших катастроф?

– Подождите, Джерри. Я еще не кончил… Дело в том, что такие катастрофы у нас, – он кивнул в сторону экрана, – совершенно исключены. Сейчас я покажу вам запись, сделанную одним из автоматов, которые следят у нас за безопасностью воздушных полетов.

Он снова включил магнитофон. На экране появилась серебристая точка.

– Это стратоплан, – пояснил Маккин.

Точка медленно двигалась по экрану. Потом недалеко от нее внезапно возникла другая точка. Они сблизились. Вдруг экран полыхнул ослепительным светом, а когда он погас, на нем уже ничего больше не было.

– А сейчас вы увидите увеличенное изображение второго объекта, – сказал метеоролог.

На экране снова появились две точки, теперь уже неподвижные. Они начали стремительно расти, в сторону уплыл маленький серебристый шарик, в который превратилась первая точка, а вторая все росла и росла, пока не превратилась в столь знакомые очертания Кондора – всепогодного истребителя-перехватчика с опознавательными знаками военно-воздушных сил нашей республики. Я увидел, как от него медленно – одна за другой – отошли две ракеты класса воздух-воздух, и через некоторое время экран начало заливать жемчужное сияние. В то же мгновение Кондор исчез, как будто его и не было, а экран превратился в пылающий прямоугольник.

– Вы узнали второй аппарат? – спросил Маккин.

– Да, – сказал я. – Это наш истребитель.

Метеоролог снова взял в руки бутылку с коньяком, только теперь он плеснул и себе.

– Погибли лучшие люди Земли… – произнес он и надолго замолчал.

Я тоже молчал. Пауза затягивалась. И тогда я спросил его:

– Скажите, Джон, и много вас, таких… так сказать, наблюдателей?

Маккин печально улыбнулся.

– Я понимаю, Джерри, о чем вы думаете, – сказал он. – Нет, немного. Было трое, теперь осталось всего двое. И все были только в вашем времени и в вашей стране.