Сознание опасности и риска – ведь где-то на берегу сидит рыболов, не ведающий о двух влюбленных, который в любую минуту может встать и оказаться свидетелем этой сцены, – доставляло им утонченное удовольствие. Заниматься любовью на пустынном берегу, быть наполовину раздетой, так что Дэвид мог касаться ее, она об этом никогда и не мечтала. Ее тело желало его, она больше не боялась последствий.

Удивительное, звенящее чувство разлилось по ее телу, волнующее и ошеломляющее. Но он не злоупотребит ее доверием, ей нечего опасаться. Она инстинктивно знала это и ни о чем не думала. Она лежала, глядя в лазурно-голубое небо над собой.

Приподнявшись на локти, он посмотрел на нее:

– Выходи за меня замуж, Летиция.

Сегодня был день ее рождения – ей исполнилось двадцать два. Предыдущий день рождения, как и все после смерти матери, прошел едва ли кем-то замеченный, за исключением Дэвида. Он повез ее в Вест-Энд в ресторан, подарил цветы, и они даже распили бутылку шампанского, которое оказалось не таким вкусным, как она ожидала.

Если бы мама была жива, уж она бы отметила ее двадцать первый день рождения как подобает. По традиции этот праздник для тебя должен устраивать кто-то другой, и она решила вообще не отмечать его. Она не хотела привлекать внимания к тому, что ей бы все пришлось готовить самой.

Дэвид же сделал его незабываемым. Он купил ей прекрасный золотой медальон и шкатулку из черепаховой кости, украшенную жемчугом. Они сходили в студию и сфотографировались, чтобы поместить свою фотографию в медальон. А в этом году он повез ее отдохнуть, не став выслушивать доводов ни ее, ни отца, поселил в Гранд Отеле, водил гулять. И он любил ее.

Он был с ней уже четыре года. Иногда она удивлялась, на что ушли эти годы. Все это время он был верен и терпелив. А сейчас он, склонившись над ней и оперевшись на локти, посмотрел на нее и внезапно попросил:

– Выходи за меня замуж, Летиция.

Он так давно не заговаривал с ней о женитьбе, смирившись с их положением, что она вздрогнула. Ее радость мгновенно угасла, она знала, чем все закончится. Этим всегда завершались его просьбы выйти за него замуж. Она знала, что сейчас скажет. Проклиная себя, она выдавила:

– Дэвид… я не знаю. Я понимаю, что должна сказать «да», но…

«Но ты должна подумать об отце», – скажет он за нее, кисло подумала она, но он легко поцеловал ее, встал, отряхивая с брюк камни и водоросли. Сощурившись от яркого света, он посмотрел на солнце.

– Пора идти. Нам еще шагать и шагать. Словно ничего и не было сказано. Словно ее ответ стал ритуалом. Но что-то изменилось в их отношениях.

Не говоря ни слова, Летти поднялась, теми же движениями отряхнулась и просто ответила:

– Да, пора идти.

По дороге в отель они почти не разговаривали, молча съели завтрак, спокойно провели полдень на солнечной лужайке, перекинувшись лишь парой фраз, пообедали и прогулялись перед сном. В этот вечер Дэвид не пришел к ней в комнату, и в следующие тоже.

Оставшиеся дни отпуска они провели, как друзья. Когда они вернулись домой, он на прощание небрежно поцеловал ее, сказав, как он был рад провести эти дни с ней. Такие слова говорят после ничего не значащих знакомств.

Немного испуганная, Летти спросила:

– Мы увидимся в следующее воскресенье?

– В следующее нет, – ответил он. – Я буду занят в магазине.

Она была разочарована. Даже не разочарована – встревожена.

– Тогда через воскресенье, Дэвид? – спросила она.

В его голосе ей послышалась неуверенность, и она не особенно удивилась, получив от него записку, что он не сможет приехать. Разумеется, он время от времени приезжал к ней, но что-то изменилось в их отношениях.

В последний день тысяча девятьсот двенадцатого года Люси родила ребенка, девочку, а Джек купил свой первый автомобиль – «форд», модель Т.

Люси была взволнована покупкой автомобиля, но не так сильно, как рождением второй дочери. После неудачи в прошлом году она еще больше хотела мальчика.

– Я, правда, думала, что на этот раз будет мальчик, – хныкала она, оправившись, наконец, от родов настолько, чтобы обсуждать пол новорожденного. – Все страдания впустую!

– Что ты, я так рад!

Джек восторженно смотрел на ребенка, лежащего у него на руках, в то время как мать и бабушка слегка приподняли Люси, измученную двадцативосьмичасовым испытанием.

– По-моему, она просто красавица, – ворковал он. – Стоит всех твоих страданий. Разве не так, дорогая?

– Если бы ты прошел через то, что пришлось испытать мне, ты бы не говорил это так беззаботно, Джек Морекросс. Если бы ты только знал, что значит быть женщиной!

Лицо ее все еще было измождено, она лежала на их двуспальной кровати, равнодушно оглядывая комнату. Свет зимнего солнца едва проникал сквозь большое занавешенное окно, выходившее на улицу с такими же, как у них, домами. Поодаль были видны поля, простирающиеся до Чингфордских холмов, сейчас белые и пустые, и только весной новые побеги покроют их зеленью.

– И после всех усилий обнаружить, что это опять девочка! О, Джек, после всех страданий! Это несправедливо. У Винни два мальчика. И держу пари на все, что хочешь, что третий у них опять будет мальчик.

– Пока ребенок не родится, этого никто не знает, дорогая.

Джек посмотрел на свою мать, ожидая, что она поддержит его. Та одобрительно кивнула головой, а бабушка поцокала языком и поглядела на бледное создание, лежащее в кровати с ребенком на руках. Голос старухи был резок:

– Ты должна благодарить судьбу. Успешные роды, две здоровые девочки, хороший муж, прекрасный дом.

С очевидным трудом она удержалась, чтобы не продолжить. Этот прекрасный дом ей с Джеком подарили она и ее муж, и Люси следовало хотя бы иногда высказывать благодарность за их щедрость.

Все, чего она достигла, это то, что молодая мать, ослабленная родами, расплакалась, особенно когда Джек, как всегда не подумав, добавил:

– Может быть, в следующий раз будет мальчик. Худшее, что можно сказать женщине, только что прошедшей через все муки рождения ребенка. А особенно Люси.

– В следующий раз? – эхом повторила она, и из ее больших серо-голубых глаз хлынули слезы. – Это все, о чем ты можешь думать? Тебе совершенно все равно, через что я прошла, произведя на свет твоих детей? Что касается меня, то я не хочу никакого следующего раза.

Последовала новая проповедь от самой старшей из Морекросс:

– Хватит об этом, Люцилла. Это то, для чего мы, женщины, предназначены, – рожать детей, как сказано в Библии. Мы должны стиснуть зубы и исполнять наш долг.

Люси поджала губы.

– Я выполнила свой долг.

– Две дочери? Нет, моя голубушка, я так не думаю. Я родила тринадцать детей, из них восемь мальчиков, и я горжусь этим. А когда ты родишь нескольких сыновей, ты тоже будешь гордиться. А сейчас сядь и постарайся изобразить радость.

Люси чувствовала все, что угодно, только не радость. Облегчение, что все уже позади, но не радость. Это Винни с двумя мальчиками и третьим на подходе может радоваться. А если это будет девочка, ей все равно не на что жаловаться. А она сама даже еще не вышла на старт.

– У моей мамы были три девочки одна за другой, – сказала она тихо, словно боясь, что бабушка может ее услышать.

Джек не сводил глаз с дочери.

– Она просто очаровательна, – повторял он снова и снова. – Как мы ее назовем?

– Заставить меня так страдать, – мямлила Люси, не слушая, что говорит Джек. – А как Винни мурлычет со своими мальчиками! Словно она одна имеет право рожать сыновей. А я буду, как мама. У меня будут только девочки, сколько бы детей я ни имела.

– Что за глупости! – возмутилась старшая Морекросс. – Джек говорил, что у твоей матери были и мальчики.

– Три, – решилась уточнить Люси. – Один родился мертвым. А двое других умерли маленькими.

– Но они у нее были. И у матери Джека было четыре сына. Двое сейчас живы. Так что не беспокойся. Ты родишь еще детей, и среди них будут мальчики.