Карпов Кинрайд

Девушка вампир

Глава 1

«РОКСИ»

— Мы — оазис в пустыне, безопасная гавань во время шторма, место, где рады любому, если только ты не придурок с серверами.

— Арианна Сперо

Дождь падает простынями, как многослойные водопады за окном моего второго этажа. Я прижимаю колени к груди и прижимаюсь щекой к прохладному стеклу, наблюдая, как мир снаружи погружается в Орегонский туман и воду.

Моя мама внизу готовит что-то, что пахнет чудесно. Кажется, вафли с беконом. Мои любимые. Завтрак на обед? Или это будет обед? Работа на кладбище портит все мое расписание. Я смотрю на часы. Сейчас почти три часа дня, так что, может быть, линнер? Или данч? (Игра слов в ориг. Linner = dinner; Dunch = lunch.) Я хихикаю над собственным глупым юмором. Я уже пятнадцать часов как взрослая. Я родилась в полночь, в полнолуние, во время шторма, по крайней мере, так говорит моя мама.

Есть дневные люди и ночные люди. Я ночной человек. Сова. Вампир. Существо из тьмы. Богиня Луны.

Я слышу, как мама шаркает по кухне, напевая безымянную мелодию, которую она всегда напевает, когда остается одна. Сегодня я чувствую странную меланхолию, но не знаю, почему. Сегодня мой день рождения. Я должна быть счастлива. А почему бы и нет?

Я натягиваю слишком большую рубашку, в которой сплю, и, дрожа, стягиваю ее с голеней. Обогреватель снова сломался, как раз вовремя для очень холодной зимы.

— Ари! Завтрак! — У мамы пронзительный голос с принудительным легкомыслием. Она тоже была на взводе, вероятно, из-за тех последних счетов, которые я видела в ее комнате.

Она не знает, что я бросила колледж, чтобы работать полный рабочий день в «Рокси». Она не знает, что я уже лично оплатила счет за электричество, чтобы его не отключили. Она разозлится, когда узнает, но, по крайней мере, у нас будет электричество.

Колледж подождет.

Это не значит, что я отстала, окончив школу на год раньше и уже закончив три семестра младших классов. Но мне предстоит долгий и дорогой путь, если я хочу осуществить свою мечту стать адвокатом. И у меня пока нет ни времени, ни денег на эту мечту. Когда-нибудь она поймет.

Я надеюсь.

— Иду, мама!

Я сбрасываю ноги со скамейки у окна и хватаю джинсы, лежащие на полу. Мне требуется всего несколько секунд, чтобы натянуть их и завязать мои длинные волосы в хвост. Выпадают несколько черных непослушных прядей, я заправляю их за уши и бегу вниз.

Мама улыбается, когда видит меня, но в ее глазах отражается беспокойство.

— С Днем Рождения, Арианна! — Она держит тарелку с вафлями и беконом, из вафель торчат восемнадцать зажженных свечей.

— Спасибо, мам. — Я подхожу и задуваю свечи, пропуская последнюю, потому что у меня кончается воздух. Я не загадывала желания, так что это не имеет значения.

— Что же ты загадала? — спрашивает она.

Я улыбаюсь, надеясь, что мои глаза не выдают моего странного беспокойства.

— Если я скажу тебе, это не сбудется. — Она кивает.

— Конечно. — Мы с мамой не очень похожи. Она дикая, с рыжими вьющимися волосами, веснушками и карими глазами. Я похожа на своего отца, говорит она. Несколько фотографий, которые я видела, доказывают ее правоту. Бледная кожа, черные волосы, эльфийские черты лица и зеленые глаза почти идентичны. Возможно, я унаследовала свою внешность от отца, но решимость и упрямство — от матери.

Она хромает по кухне, подавая нам завтрак, и я сопротивляюсь желанию помочь ей, настоять, чтобы она села. Я знаю, что ей больно. Я вижу, как это разъедает ее, по напряженному выражению лица и усталости в её глазах. С годами ей становится все хуже, а ее болеутоляющие таблетки все менее и менее эффективны. Но, несмотря на все это, она не позволяет мне помочь. Моя мать — ничто иное, как гордая и отчаянно независимая женщина.

Мы сидим за пластиковым кухонным столом на двоих, окруженным облупившимися желтыми стенами с дешевыми картинами с блошиного рынка, изображающими цветы и фрукты. Я люблю нашу кухню, такую маленькую и старую, какая она есть. Она веселая и всегда пахнет корицей и медом.

Я уже откусываю половину, когда мама поднимает глаза, ее улыбка прерывается.

— Во сколько у тебя сегодня занятия? — Я ненавижу лгать ей, но сегодня не тот день, чтобы сказать ей правду.

— Сегодня пятница, — говорю я. — Нет занятий. Просто работа. — Ее глаза загораются.

— О, может быть, ты возьмешь выходной? Мы могли бы прогуляться? Или, может быть, в музей?

Я хочу сказать «да». Я очень, очень хочу. Но я не могу позволить себе потерять дневную зарплату. Не тогда, когда знаю, что арендная плата просрочена, и мы получаем уведомления о выселении. Но я не могу ей этого сказать. Она так много работает, чтобы обеспечить нас, и я знаю, что это разобьет её сердце, если она подумает, что я беспокоюсь. Поэтому вместо этого я пожимаю плечами и пытаюсь вести себя непринужденно.

— Извини, но не могу. Я не смогу найти себе замену, уже поздно. Но как насчет того, чтобы пойти поесть после моей смены? Я угощаю.

Я вижу разочарование на ее лице, но она быстро скрывает его улыбкой.

— Это было бы весело. Но я плачу. Никаких аргументов. Тебе исполняется восемнадцать только один раз.

— Сделка. — Я ставлю свою тарелку в раковину и мою ее, затем целую маму в щеку, поднимаясь наверх. — Мне нужно собираться на работу. Увидимся утром.

— Мне не нравится, что ты работаешь в такие поздние смены, Ари, — говорит она, когда я уже поднимаюсь по лестнице. — Такие странные люди приходят и уходят. Это небезопасно. — Я останавливаюсь и смотрю на нее через плечо.

— Шери присматривает за нами. Не беспокойся. Я в порядке. — Но от ее слов у меня по спине пробегает дрожь.

Если бы я знала, как пройдет день, то осталась бы. Я бы проводила с ней каждую свободную минуту. Попыталась бы найти способ изменить судьбу. Но это глупые мысли глупой девушки, которая ничего не знала, не так ли?

***

Я быстро одеваюсь в свои стандартные черные узкие джинсы и обтягивающую черную рубашку. Я ношу мой неудобный бюстгальтер пуш-ап, чтобы дать моей груди больше декольте, чем есть естественно. Так будет лучше для чаевых.

Единственное украшение, которое я ношу, — кольцо из голубого песчаника, подаренное мне матерью, когда мне исполнилось тринадцать. Она сказала, что это звездный камень, часто называемый «искрящейся феей» в эпоху Возрождения и считавшийся благословенным феями. Я всегда ношу его, и, хотя я не верю в магические свойства, которые некоторые приписывают камням, я все еще чувствую себя счастливее и счастливее с ним.

Я возвращаюсь к своим волосам, заплетаю их в косу, а затем наношу красную помаду, угольные тени для век и черную тушь для ресниц, пока не становлюсь похожей на официантку Рокси.

До работы далеко, и все же мне повезло, что я живу так близко к центру города. Моя мама получила нашу квартиру за воровство, когда я была ребенком — и за все это время у нас было только несколько повышений арендной платы. Только так мы можем позволить себе жить в этой части Портленда.

Даже в этом дружелюбном городе я знаю, что нужно делать на ходу. Я иду решительной походкой, глаза сосредоточены, чувства настороже ко всему, что меня окружает. Женщины, гуляющие в одиночестве, всегда будут поводом для осторожности в нашем мире, к сожалению. Но я не параноик по своей природе, и все же мои чувства находятся в состоянии повышенной готовности.

Кто-то преследует меня.

Я их не вижу и даже не слышу, но кто-то следит за мной, преследует, и каждый мой инстинкт кричит об опасности.

Я иду быстрее, сердце колотится в груди, ладони потеют. Я достаю из сумки перцовый баллончик и сжимаю его в руке. Я не уйду тихо, что бы они там ни думали. Каблуки моих черных ботинок стучат по мокрому асфальту. Я пытаюсь успокоить дыхание, чтобы услышать, приближается ли кто-то еще, но все, что я слышу — это ровный шум дождя, смывающего город.

К тому времени, когда я вхожу в безумный мир-в-свой-собственный, которым является «Рокси», моя тонкая куртка промокла, и я дрожу, хотя и не только от холода. Закусочная гудит от людей, и тепло и ароматные запахи успокаивают мои нервы, как ничто другое. Я выглядываю наружу, но не вижу ничего необычного. Может быть, все это было только в моей голове.

Один из наших завсегдатаев здоровается, я улыбаюсь и машу рукой, хватая салфетку, чтобы вытереть лицо после дождя. Мне нравятся эклектичные личности, которые приходят в любое время. Мне нравится общаться с ними, узнавать об их жизни, давать им то, что им нужно, чтобы пережить следующие несколько часов. Мне часто хотелось, чтобы работа здесь была моей судьбой. Это не гламурная судьба, как все идет. Я бы никогда не заработала миллионы или не изменила мир, подавая кофе и обеденную еду для кофеин-жаждущих, лишенных сна, похмельных масс, но это полноценная работа, которая мне нравится. Разве это не имеет большого значения? Когда большинство людей боятся проснуться утром и встретить свой день, я думаю, что любить то, что ты делаешь и с кем ты это делаешь — это дар. Но я никогда не чувствовала себя удовлетворенной ни в своей собственной шкуре, ни в своей собственной жизни. Я всегда думала, что это потому, что мне нужно было достичь чего-то большего, чем я сама. Помогать другим. Добиться перемен. Я выбрала юриспруденцию, думая, что она мне подойдет. Мой билет в мир и счастье, но я начинаю сомневаться, что есть что-то в этом мире, что может заставить меня чувствовать эти вещи.

Когда я прихожу, Эсмеральда уже в настоящей форме, ее длинные ресницы отчаянно моргают.

— Дорогая, ты опоздала! — она говорит со своим южным акцентом, который я точно знаю, фальшивый. Она родилась и выросла в Лос-Анджелесе, а потом переехала в Орегон, но я никому об этом не скажу. Она очень заботится о своих вымышленных южных корнях. Она тычет мне в лицо длинным красным ногтем. — Мы почти трещим!

Я осматриваюсь и вижу, что она права. Поздняя смена — это всегда сумасшествие. Профессиональные алкоголики знают, что нужно есть, прежде чем пить, и приходят, чтобы насытиться. Отставшие выстраиваются вдоль прилавков, готовые к чему-нибудь жирному, жареному или запеченному, чтобы утолить свою жажду, и по мере того, как ночь проходит, места переполняются. Мы — оазис в пустыне, безопасная гавань в шторм, место, где любой желанный гость, если только ты не придурок для официантов. Шери, хозяйка, очень ясно дает понять: клиент не всегда прав, и, если вы не уважаете ее персонал, вы уходите отсюда. Конец истории. Я люблю ее за это. Я работала в другой закусочной, прежде чем получить эту работу, и уволилась через неделю. Управляющий обращался с нами, как с наемными слугами. Я никому служить не буду.