- Зачем? - удивился Пепс.

- Ну как "зачем"! Наловим, потом зажарим и съедим.

Удивление Пепса перешло в испуг.

- О-о, - закачал он головой, - это нет позволено - чужой бик жарить. Я не хочу тюрьма сидеть.

- Эх, ты! - сказал Артемка сочувственно. - Не понимаешь! Вот смотри. - Он показал на удочку; - К морю пойдем, будем рыбу ловить.

- О, это хорошо, это очень хорошо! - радостно закивал головой Пепс.

Он сейчас же поднялся и надел шляпу:

- Когда я бил мальчик, я очень хотел риба ловить. Мой патрон это не позволил. Я очень плакал...

Они вышли на улицу. У Артемки в руках коробка с червями и ведро для рыбы; Пепс несет потертый коврик и две удочки, такие длинные, что чуть не цепляет ими за телеграфную проволоку. Все на них оглядываются: ишь, мол, негр с мальчиком рыбу идет ловить.

Артемку так и распирает от гордости.

- Которые не понимают, те идут на банный спуск удить. А там разве бычок? Курям на смех, - говорил он. - Тем бычком и воробья не накормишь. А мы пойдем на мол.

Артемке казалось, что уважение к нему негра возрастет, если тот узнает, каких больших бычков ловит Артемка.

- Там во бычок! - повторяет он, отмеривая себе руку до локтя.

И вот они на молу. Сидят, свесив ноги. А внизу - сваи, позеленевшие и скользкие. О них тихонько плещет вода. В порту скользят гички и часто-часто стучат моторки. К причалу идет огромный, будто весь сшитый из ржавых листов железа грузовой пароход. Он трубит тяжким басом, и на взволнованной им воде, как ореховые скорлупки, прыгают лодки.

У Артемки то и дело ныряет поплавок. Он уже вытащил семь увесистых бычков. Поплавок Пепса спокойно лежит на воде, и это Пепса возмущает.

- Ну что ти скажешь! - говорит он с той же интонацией, что и па арене, когда противник не ложится на лопатки. - Не хочет кушать моя удочка. - Смотри, - учит Артемка, - вот как надо! Он насаживает червя на крючок и, поплевав, ловко забрасывает грузило в воду. Через несколько секунд поплавок ныряет.

- О-о, - восхищается Пепс, - ти хороший охотник на риба! Ти на риба чемпион!

Постепенно вокруг них собираются зеваки. Они разглядывают Пепса, шепчутся. Пепс к подобному вниманию давно привык. Артемка же сначала гордится, но потом ему начинает казаться, что в этом есть что-то обидное.

- Ну, чего вы уставились? - не выдержал он. - Что, у него рот до ушей или на макушке капуста растет? Выпучили, как рыбы, глаза! Зеваки чертовы! То-то делать нечего!

Он хотел прибавить еще несколько слов, но Пепс вдруг радостно закричал:

- Клювает! Артиомка, клювает! И на мол шлепнулся большой черный бычок. ... Подсолнечное масло вышло еще третьего дня, и, пока Артемка чистил в дедовой комнате бычков, Пепс сам сбегал в лавочку за маслом и хлебом. А потом, когда сели за стол, щурил, как и Артемка, глаза и умиленно повторял:

- О, какой сладкий!

- Определенно, - поддакивал дед. - Не рыба, а, к примеру, бекмес.

- О, Артиомка - чемпион на риба! - восклицал Пепс. - Пожалуйста, о пожалуйста, будем завтра ловить риба!

В этот вечер Пепс боролся в первой паре. За несколько минут он уложил противника, наскоро раскланялся и ушел с арены. А немного спустя посетители галерки с удивлением и любопытством смотрели, как он, уже одетый в свой коричневый костюм, пробирался между ними, кого-то ища. В самом конце галерки он взял за плечо стиснутого между людьми парнишку и вместе с ним вышел на лестницу.

- Слюшай, - торопливо заговорил Пепс: - Шишка сказала - хороший рибашник ходит ночь ловить риба. Ночь риба очень клювает. Пойдем, Артиомка, мы очен много бичков поймайт.

- Что он выдумывает! - удивился Артемка. - Ночью рыбу не удят. Он пьяный, наверно?

- Нет, Шишка не пьяная. Шишка трезвая. Пойдем, Артиомка!

- Ну, ладно, только давай досмотрим борьбу.

- Зачем смотреть? Пойдем, Артиомка, пожалуйста, пойдем! - попросил Пепс.

- Ну, пойдем, если тебе так хочется, - согласился Артемка.

И вот опять у ног их плещется вода. В воде дрожат звезды. Вдали скользит черный силуэт лодки. Тихо так, что слышно, как скрипят в уключинах весла.

Пепс и Артемка смотрят на поплавки. В ночной темноте они еле видны: глаз то улавливает их, то вновь теряет, и от этого кажется, что они ныряют.

- Клювает... - шепчет Пепс и подбрасывает удилище.

Но крючок пуст, даже червяк не съеден.

- Ну что ти скажешь! - жалуется негр.

- Слушай, Пепс, - говорит Артемка, потеряв терпение: - что ты ночью делаешь? Спишь или не спишь?

- Спишь, - отвечает Пепс.

- А может, бегаешь по улицам, борщ с котлетами ищешь?

- Нет, я спишь.

- Ну, а рыба, по-твоему, что делает ночью? Пепс молчит. Потом спрашивает неуверенно;

- Риба тоже спишь?

- Ну да! Когда ж ей спать, как не ночью!

- Значит, Шишка пьяная, - решает Пепс и сматывает удочки.

Но уходить не хочется. В городе духота, а здесь прямо в лицо дует свежий ветер.

Пепс растягивается" прямо на молу, только коврик под головой. Артемка примащивается рядом.

Сверху подмигивают звезды. Тихо, не жарко, и никто не глазеет. Хорошо!

- Знаешь что? - говорит Артемка. - Ты бы мне рассказал про чужие земли. Там, верно, все в манишках ходят. Ты в Турции был?

- Бил. Я в каждой страна бил.

- Ну какие там люди?

- В каждой страна есть хороший люди и есть плёхой люди. Хороший бедный, плёхой богатий. Я бил Франции и очень плакал, потом бил Германии и тоже плакал.

Артемка вспомнил, как всхлипывал Пепс на топчане у деда, и спросил:

- Ну как, дали тебе роль?

- Нет, Самарин очень злая, очень, очень злая.

- Дед Шишка говорит, что роль - это в колотушку стучать. Правда это?

- О нет! Это глюпа! Роль - это делать так, чтоб люди плакал, чтоб люди смеялся, чтоб у люди чувство хороший бил. Роль делает артист. Я очень, очень люблю артист!

Удивительные вещи рассказывает Пепс! Оказывается, можно сидеть в зале и за один вечер увидеть и услышать все, о чем рассказано в толстой книге. Надо только, чтобы артисты хорошо делали свои роли. Когда артисты хорошо делают свои роли, то люди думают, что так все и есть на самом деле, как показывают артисты. И тогда люди и плачут, и смеются, и ненавидят, и любят. А бывает и так, что артисты не разговаривают, а только всё руками объясняют. Тогда это будет называться пантомимой. И это тоже хорошо. Он, Пепс, очень хочет делать в пантомиме роль. Пепс плохо говорит по-русски, но ведь в пантомиме говорить не надо. В пантомиме Пепс тоже может играть, но Самарин не дает ему роли. А борьбу Пепс не любит. Борьба - блеф, обман.

- Как обман? - не понимает Артемка. - Как же это обман?

И тут он узнает такое, от чего сразу тускнеет весь его интерес к борьбе. Оказывается, что чемпиона Греции Маргули Пепс мог бы положить на лопатки сразу же, на первой минуте, а положил только на пятой, потому что так велел Кальвини. Иначе публике будет неинтересно. Пепс может положить и Гуля, но ему никогда не позволяли класть Гуля, и всегда их борьба кончалась вничью. Вот и теперь его заставят заболеть, и первое место займет Гуль. Он, Пепс, может всех положить на лопатки. Он не может положить на лопатки только русского борца Ивана Поддубного, потому что Иван Поддубный сделан из железа. Пепс боролся с ним и в Лондоне, и в Петербурге, и в Брюсселе, и везде Поддубный клал Пепса на лопатки.

Потому Поддубный и называется не чемпионом мира, а королем чемпионов.

Пепс еще много рассказывает интересного. Но бледнеет небо, звезды сжимаются и пропадают, и уже явственно видны стоящие в порту баржи, и греческий пароход "Полонес", что привез лимоны, и огромный черный "Георг", в который уже пятый день сыплют и сыплют пшеницу.

- Ну, давай закинем, - говорит Артемка. - Теперь как раз время. Рыба рано просыпается.

И действительно, к тому времени, когда из воды только показался сверкающий край солнца, в ведрах у рыболовов уже плавало до полусотни черных увесистых бычков.