Плоский живот в шашечках мускулов, литые тяжелые плечи, широкая грудь и мощная спина, — это все в активе. В пассиве — утраченная скорость и замедленная реакция. В восемнадцать лет ее было на полный рубль, к сорока осталось, дай бог, на пятнадцать копеек…

— Не комплексуй, Сережа, — голос Шелягина стал мягким, сочувственным, и Рюмин ненавидел его за это. — Ты — здоровый молодой мужик. Можешь хватать своих убийц и насильников пачками. Ловить пули зубами и сплевывать их в ладонь, как арбузные косточки. Но… На первенстве будут сильные бойцы. Лучше бы тебе сняться из основной группы и заявиться среди ветеранов. Возраст позволяет. Ты подумай.

Рюмин бросил полотенце в сумку и стал одеваться. Черная обтягивающая футболка, черные вельветовые джинсы и черный же грубой вязки свитер. Все черное, включая ботинки на рифленой подошве и кожаный френч. Вот только волосы — с обильной проседью, и щетина — словно щеки солью с перцем присыпали.

Он достал из кармана мобильный, взглянул на дисплей. Три неотвеченных вызова с разницей в пять минут. Все — от шефа, начальника отдела по расследованию убийств, полковника Надточия Андрея Геннадьевича.

«И чего ему так приспичило?» — вяло подумал Рюмин, хотя заранее знал ответ. Зачем мог потребоваться капитан Рюмин воскресным вечером? Не на дискотеку же его собирались пригласить!

— Значит, шансов мало, Юрий Иванович?

— Мало, — подтвердил Шелягин.

— Но они есть?

— Шансы всегда есть, — изрек мудрый тренер.

— И раунды — по две минуты?

— Ну да. Это же любительские соревнования, — с презрением сказал наставник.

— Отлично! — Рюмин накинул френч, убрал мобильный в карман. — Значит, буду драться! В основной группе.

Его ответ не расстроил и даже не удивил тренера. Возможно, он другого и не ожидал.

— Ладно, — кивнул Шелягин. — Тренировка во вторник, в шесть. Не опаздывай!

— До свидания, Юрий Иванович.

Рюмин вышел из раздевалки в коридор. Он шагал, нащупывая ключи от машины, и думал, что рано списывать себя со счетов. Ну что такое сорок лет? В конце концов, ему пока тридцать девять.

Оптика дальномера немного помутнела, но стволы главного калибра еще не разношены и пороховой погреб не опустел. Сигнальщик, отложи-ка на время «Погибаю, но не сдаюсь». Поднять «атакую»!

А китель… Застегнут на все пуговицы, и кокарда строго посередине лба. Нужно быть готовым. Ко всему.

…В том числе и к приказу шефа, звучавшему весьма недвусмысленно: забыть про законный выходной (который все равно, кроме как тренировочным поединком, заполнить нечем) и отправляться «по адресу».

— Что там? — спросил Рюмин, выруливая со стоянки.

— Рождественская распродажа! — огрызнулся в мобильный обычно благодушный Надточий. Подобный ответ начальника означал крайнюю степень раздражения. — Меня самого выдернули из дома и целый час терзают звонками. Знал бы ты, что за люди звонят — я уже устал вытягиваться во фрунт и кричать: «Слушаюсь!». Из министерства, из мэрии, из Государственной Думы, — отовсюду. Один Папа Римский что-то запаздывает!

— Может, он скинул эсэмэску? — предположил Рюмин.

— Я проверю, — ответил Надточий. — Как бы там ни было, у районного отдела это дело забрали. Заниматься придется нам. То есть, — уточнил он, — тебе.

— Прекрасная возможность для начала блестящей карьеры! — не удержался Рюмин. — Поверьте, я ее не упущу! Премного вам благодарен.

— Я распорядился, чтобы тело не забирали до твоего прихода, — сказал шеф. — Но ты все же поторопись.

— У меня под педалью — семьдесят пять лошадей. И овса — полный бак. Через пятнадцать минут буду на месте.

Рюмин нажал «отбой» и вдавил акселератор в пол. В воскресенье в шесть часов вечера на дорогах не так оживленно. Он должен успеть.

Рюмину пришлось постараться, чтобы втиснуть машину перед подъездом жилого дома на Тимирязевской улице. Путь перегородила белая «Газель» с синими полосами на борту, рядом с ней притулились «шестерка» патрульно-постовой службы и черная «Волга» с голубыми милицейскими номерами.

«Гости съехались, и праздник идет полным ходом, — подумал капитан. — Не хватает только именинника — задуть свечи на пироге. Можете не расстраиваться, я уже здесь. Приехал отдуваться ».

Он поднялся на шестой этаж. Дверь с табличкой «57» была широко распахнута, туда-сюда ходили люди в форме. Рюмин давно уже не мог припомнить такой суеты и неразберихи.

На капитана никто не обращал внимания. Все были заняты своим делом.

Рюмин увидел старшего лейтенанта с папкой из коричневого кожзаменителя под мышкой, подошел к нему и показал служебное удостоверение.

— Наконец-то, — обрадовался старший лейтенант и представился: — Участковый Свиридов. Я введу вас в курс дела.

Он попросил коллег покинуть место происшествия, и его просьба была встречена с пониманием и видимым облегчением. Участковый провел Рюмина через маленькую прихожую и остановился на пороге спальни. Рюмин быстрым взглядом окинул комнату. Сердце наполнилось тоскливой пустотой.

На кровати лежало обнаженное тело девушки. Она была молода и красива, и оттого ее смерть выглядела еще более ужасной.

Белое шелковое белье, пушистый бежевый ковер, стены над изголовьем и платяной шкаф, — все было залито и забрызгано кровью. Изящная шея девушки была неестественно вывернута, и на ней зияла страшная рана, обнажая синеватые хрящевые кольца трахеи.

— Скорее всего, смерть наступила во время полового акта… — стал пояснять Свиридов, но Рюмин перебил.

— Как ее зовут?

Участковый порылся в бумагах.

— Лапина. Оксана Витальевна. Тело обнаружила…

Рюмин поднял руку, призывая его помолчать.

— Лапина… Оксана Витальевна… — медленно повторил он, приближаясь к кровати.

По мере того как он подходил ближе, взору его открывалась пугающая картина: Рюмин увидел раны на теле девушки. Поперек живота тянулись три неглубоких пореза; три таких же пореза, но расположенных продольно, проходили между белых, словно высеченных из мрамора, грудей.

Опыт подсказывал Рюмину, что девушка погибла около суток назад: тело успело остыть и потерять упругость. Из него ушла жизнь — но даже мертвое, оно было очень красивым.

Капитан осмотрел запястья и щиколотки и не нашел ни синяков, ни следов от веревок. Бесспорно, порезы были нанесены еще при жизни; вокруг ран бурой коркой запеклась кровь. Если бы убийца глумился над трупом, раны были бы бескровными.

— Есть перчатки, лейтенант? — спросил Рюмин.

Тот пожал плечами.

— У меня — нет. Может, у кого из ребят…

— Принеси, пожалуйста, — сказал Рюмин. Он вышел на середину спальни и опустился на колени. Длинные ворсинки ковра были примяты множеством ботинок. Разобрать, какие из следов принадлежат убийце, не представлялось никакой возможности.

Рюмин покачал головой и встал.

— А это что? — вслух спросил он.

На стене, над изголовьем, кровью была нарисована большая буква «М». Капитан пригляделся. Линии нигде не прерывались и на всем протяжении были одинаковой ширины. Следовательно, тот, кто это начертил, был спокоен.

— …и чувствовал себя в безопасности, — прошептал Рюмин.

— Что вы сказали? — послышалось над ухом — Рюмин так увлекся, что не заметил, как вернулся участковый.

— Да нет, ничего.

Капитан натянул перчатки, тугие резинки громко щелкнули, охватывая запястья.

— Кем она была? — спросил Рюмин.

— Моделью в одном из агентств, — ответил Свиридов. Он многозначительно поднял палец, показывая в потолок. — Наверняка чья-то пассия…

— Оставим догадки. Ограничимся фактами, — прервал его капитан, не желая развивать эту тему.

Наверное, убитая была чьей-то любовницей. Это было очевидно — иначе Надточия не стали бы вызывать в отдел, а шеф не стал бы разыскивать Рюмина. Но так же очевидно было и другое — кем бы она ни была, девушка не заслуживала такой участи.