В шекспировские времена шотландский король Джеймс, по шотландскому счету Джеймс VI, стал королем Великобритании Джеймсом I и первым же делом приступил к преследованию шотландцев-пуритан. Не ладил с ними и его преемник Карл I. Шотландцы сохраняли значительную самостоятельность управления гражданского, не говоря уже о церковном. Церковь и здесь вклинивалась, внося дополнительные осложнения во все конфликты, и символичен тот факт, что введение англиканского молитвенника в Шотландии послужило поводом к началу гражданской войны. В Шотландии нашла опору буржуазная революция – в пуританстве, которое там подчас было сильнее и монолитнее, чем в самой Англии. Там же, в Шотландии, находила опору и католическая контрреволюция, и вообще все антицентрализующие силы за счет постоянной игры на чувстве «независимости».

Сын Джеймса II, Джеймс Стюарт-претендент, надеялся, как и его отец, на шотландцев. Ведь в самом деле, так уже было: шотландцы помогли англичанам свергнуть с престола Карла I, и шотландцы же признали Карла II королем в то время, когда ему к Англии и подступа не было. Застарелая клановая вражда кипела внутри самой Шотландии: шотландцы гор не ладили с шотландцами равнинными. Дефо писал о страшной междоусобной резне в Гленкое. Клубок противоречий являла собой эта страна, северная часть Британского острова, одновременно и более демократичная и более косная, более пламенная и более неподвижная, чем Англия (Стема В. Скотта!)

Что Дефо могли там разорвать, буквально разорвать – это не вымысел. Однако ж не зря, чтобы отвести его в Ньюгейт, пришлось прислать двух человек, не зря, чтобы уйти от грабителей, запасался он второй лошадью: был бы верный конь, а за ним дело не станет! И на все у него были свои приемы.

«Хотя я еще и не могу поручиться за успех, – пишет он из Шотландии своему патрону, – но, надеюсь, самый образ моих действий не заставит вас пожалеть, что вы облекли меня своим доверием, послав меня сюда. Свои первые шаги я совершил вполне удачно в том отношении, что никто меня и не подозревает в каких-либо английских связях. С пресвитерианами и раскольниками, 1 с католиками и беззаконниками общаюсь я, мне кажется, с неизмеримой осмотрительностью. Льщу себя мыслью о том, что вы не станете осуждать моего поведения. У меня есть верные люди во всяком кругу. И вообще с каждым я говорю на подобающем языке. С купцами советуюсь, не завести ли мне здесь торговлю, как строятся тут корабли и т. п. От юриста мне нужен совет по части приобретения крупной недвижимости и земельного участка, поскольку я, видите ли, намерен перевезти сюда мою семью и жить здесь (вот только на какие средства, бог ведает!). Сегодня вхож я в сношения с одним членом парламента по части стекольной промышленности, а завтра с другим говорю о добыче соли. С бунтовщиками из Глазго я рыботорговец, с абердинцами – шерстянщик, что же касается жителей Перта или западных областей, то мой интерес для них – полотно, а по существу разговора речь все-таки сводится к унии, и будь я не я, но чего-нибудь все-таки добьюсь».

Так что, читатель, держитесь настороже с ним, с этим Дефо, он ведь в интересах некоего «союза» с вами тоже все время кем-то прикидывается!

«Уверяю вас, сэр, – продолжает Александр Голдсмит, он же Даниель Дефо, – верьте мне, никаких излишеств я не позволяю себе в этом горячем месте. Но уж там, где вынуждают меня обстоятельства, я и там, поелику возможно, не сорю выданными мне средствами, а чтобы не занимать внимания вашего все тем же, чем так часто докучаю вам, то, надо сказать, тут жена моя на прошлой неделе писала мне: она уже десять дней как без денег, однако оставляю все на волю провидения, а оно, едва увидит, в чем дело, так сразу улыбнется, а уж до той поры надо подождать».

О Шотландии Дефо не только беседовал. Он, конечно, писал, и, как уж обычно, немало. По обыкновению во всех жанрах. Воспевал унию в стихах. Печатал очерки в своем «Обозрении». Он сообщал Гарлею, что приступает к сбору материалов для «Истории объединения Англии и Шотландии». Он, кроме того, стал шотландским корреспондентом лондонского «Почтальона». А «Горного разбойника, или Поразительные поступки прославленного Роберта Макгрегора, общеизвестного под именем Роб Роя» Дефо создаст уже в числе своих художественных вещей, прямо пролагая путь Вальтеру Скотту.

Весной 1707 года усилия сторонников унии увенчались успехом: парламент двух народов стал единым. Миссия Дефо, в сущности, была закончена. Он писал Гарлею с просьбой выслать ему денег на обратный путь или же на продолжение службы. Из дома приходили между тем нерадостные вести.

Еще в самом конце 1706 года, заканчивая очередное письмо к своему патрону, Дефо извинялся за некоторую сбивчивость и добавлял: «Пока я вам писал, пришло известие о смерти моего отца». Джеймс Фо умер семидесяти шести лет. В завещании упомянул он всех детей и внуков, в том числе внучку Марту, а в следующем году, когда Дефо ждал решения своей участи, пришло еще одно известие: умерла Марта.

Министры – Гарлей и Годольфин – переписывались друг с другом, изыскивая в государственном бюджете статью, по которой можно было бы субсидировать Дефо.

«Сегодня, – писал Годольфин Гарлею, – я занимался подбором шести таможенных чиновников для Шотландии. Одним из них назначен мистер Хенли, кроме того, в списке оставлено вакантное место для секретаря. Я пока не решился предложить на эту должность Дефо, поскольку не уверен, что его кандидатура будет принята, если только вы сами его не рекомендуете».

Гарлей такую рекомендацию дал, но самому Дефо посоветовал предложение отклонить и остаться тем, кем он и был до сих пор: специальным осведомителем.

В том, что рассказывал Гарлею Дефо о своих всевозможных связях и разговорах с шотландцами самых разных состояний и занятий, содержались не только ловкие психологические ходы, но и вполне практическая программа, которую сам же Дефо думал выполнить. Он говорил о соли, шерсти и полотне, он в самом деле подумывал о том, чтобы изыскать средства и вложить их прямо здесь, в Шотландии, в какое-либо предприятие. В полотняном производстве ему удалось-таки пристроить своего родственника.

Увлекал его и проект Баури, предприимчивого, как и он сам, Томаса Баури, тоже лондонского купца, который в свое время немало потерял из-за англо-шотландских политических осложнений. Баури был одним из совладельцев несчастного судна «Вурстер», которое шотландцы, враги унии, захватили у своих берегов, обвинили в пиратстве и даже без соблюдения всех судебных формальностей поспешили казнить капитана и еще двух членов команды. (В «Истории унии» Дефо подробно изложил этот печальный эпизод.) Корабль и весь груз были конфискованы, и Баури понес большие убытки. А Дефо вскоре после этого, когда страсти еще не улеглись, вообще чуть не погиб: толпа на улицах Эдинбурга поистине стала рвать его на куски просто потому, что услышала от него английскую речь. Он спасся чудом. Однако ни Дефо, ни Баури не унывали. Они обменивались письмами и в том числе с надеждой поглядывали на архипелаг Хуан-Фернандес как на возможный перевалочный пункт. Дефо знал об этих островах задолго до того, как стало известно, что там находится моряк с «Пяти портов».

Дефо был тем, за кого выдавал себя, хотя в большей степени все-таки выдавал, чем был, но благодаря этому являлся он уникальным исполнителем возложенной на него миссии.

Однако в Англии вдруг наметились перемены слишком значительные, чтобы Дефо мог по-прежнему оставаться в шотландских краях. У Гарлея отнят был белый министерский посох, и его вот-вот должен был сменить Годольфин. Пора сдавать дела! Так, по крайней мере, думал Дефо.

«Я полагал, – рассказывает он, – что уход столь крупной фигуры должен неизбежно повлечь за собой и уход всех, кто служил ей».

Каково же было неподдельное удивление Дефо, когда Гарлей его успокоил, так сказать, «успокоил», дав понять, что министры приходят и уходят, а их слуга остается. Такое доверие не особенно польстило Дефо. Ведь это лишение всяких прав на сколько-нибудь личную позицию. Исполнитель – и все, даже не суть важно, чьей воли. Но выбора у Дефо не было, ибо он по-прежнему оставался в долговой кабале.