- Ко всему человек может привыкнуть, - задумчиво сказал машинист, тоже прислушиваясь к музыке. - Воздушная тревога, а им хоть бы что…

- Привыкли. Сколько этих тревог было - не сосчитать.

- Куда ты ездил сегодня? - спросил Сысоев.

- Ездил по делу. У сестрёнки был, дома был…

- Сестра старше тебя?

- Младше. Пять лет.

- Ну-у!.. Маленькая. Привёл бы когда-нибудь. Я люблю маленьких ребят.

- Приведу, если отпустят. Она на лодке хотела покататься.

- Обстрелов она не боится?

- Нет.

- Молодец. Хотя, положим, ребята ничего не боятся. Они же не понимают опасности. Им все нипочём.

Сысоев замолчал, вглядываясь в темноту. Недалеко от них, на набережной, мелькнул огонёк папиросы. Это курил дежурный милиционер, пряча огонь в рукав шинели. Миша думал о Сысоеве. В этом человеке неожиданно открылись новые стороны. Если раньше Мише хотелось унизить Сысоева какой-нибудь шуткой, сделать ему больно, то сейчас он почувствовал в нем человека, который переживает, думает, болеет душой за других.

Скоро тревога кончилась, и Миша спустился к себе в каюту. Раздеваясь и укладываясь спать, он вспомнил пьяного шофёра, встреченного им в столовой. Как попал шофёр из Старой Деревни в столовую Московского райсовета, он не успел понять… Он уснул, едва положив голову на подушку.

На другой день Мишу вызвал к себе старший механик.

- Миша! - сказал он, когда юнга вошёл в каюту. - Брат сейчас очень занят и просил тебе передать, что ты и твои приятели ему пока не нужны. Мы скоро начнём котлы чистить. Это дело для тебя важней. Если тебе нужно предупредить друзей, сходи. Передай от меня привет.

Поблагодарив за разрешение, мальчик сошёл на берег и направился к своему дому.

Погода в этот день стояла на редкость ясная и тихая. Миша давно заметил, что немцы в такую погоду стреляют особенно яростно. Так оно было и сегодня. С утра, вот уже четвёртый раз, над городом бушевал жестокий артиллерийский налёт врага. На этот раз снаряды рвались где-то в районе порта. Снова, как всегда, в ответ заговорили пушки защитников Ленинграда, подавляя батареи противника. Воздух дрожал от этой канонады.

Вася и Стёпа уже давно с нетерпением поджидали своего вожака и сильно огорчились, когда узнали, что задание ими выполнено и нового не предвидится.

Миша подробно рассказал, как он следил за серым пальто до Московского района, как таинственно исчез человек в недостроенном доме. Обо всем остальном он умолчал, но от этого рассказ только выиграл.

Затаив дыхание, волнуясь больше, чем рассказчик, слушали его ребята.

- Знаешь, Миша… Надо этот дом обследовать, - сказал Стёпа после долгого молчания. - Наверно, там что-нибудь есть.

- А что там есть?

- Какой-нибудь подземный ход.

Предположение Стёпы было нелепо, но ребята спорить не стали. Мише до сих пор было неясно, как мог уйти от него мужчина в сером пальто, и хотелось выяснить этот вопрос, а Вася, хотя и был несогласен с предположением о подземном ходе, промолчал потому, что так думать было интересней.

- Давайте поедем, - согласился Миша.

- Сейчас?

- Нет, сейчас я занят. Завтра после обеда, если в порт не поедем, я отпрошусь у старшего механика на берег, а вы приходите на судно к часу дня. Понятно? Батарейки не выдохлись?

- Нет.

- Останемся там до вечера, посмотрим с крыши на фронт. Оттуда хорошо видно.

Кошка в детском саду произвела переполох. Даже повариха и судомойка прибежали в канцелярию посмотреть и погладить редкое в дни блокады для Ленинграда животное. Не зная, чем отблагодарить мальчика за подарок, заведующая неожиданно предложила;

- Миша, ты как-то просил отпустить сестру к тебе на корабль. Если хочешь, возьми сейчас.

- Пускай собирается, - охотно согласился мальчик.

Пошли за девочкой. Дети уже слышали о кошке, ждали её, и поэтому Люся категорически отказалась идти к брату на судно. Пришлось уговаривать, соблазнять катаньем на лодке. Через десять минут брат с сестрой вышли на улицу.

По-прежнему было тепло и солнечно. Широкие мостовые сияли. Дворники, в большинстве своём из домашних хозяек, навели необычайную чистоту на улицах города.

Пока шли к трамвайной остановке, Люся с гордостью успела сообщить, что сегодня получила горбушку.

В детском саду при раздаче хлеба из-за горбушек всегда возникали споры, и воспитательница решила давать их за лучшее поведение.

Затем девочка рассказала, что они разучивают песню, вышивают кисеты для раненых героев, защитников Ленинграда, и на праздниках собираются к ним в госпиталь.

В трамвае Миша обратил внимание на то, что девочка сильно выросла и пальто не закрывает даже колен. Это испортило ему настроение. Ему не приходилось раньше задумываться над такими вопросами. Казалось, что еда, питьё, одежда появлялись сами собой. Были случаи, когда он возвращался домой с разорванными штанами или отодранной подмёткой и мать говорила, что к вещам надо относиться бережно, что даром они не даются, но эти замечания проскакивали мимо ушей. Миша знал, что отец даст денег и он будет щеголять в новых ботинках. Он вспомнил случай, когда нарочно порвал надоевшую ему рубаху, чтобы купили новую.

А сейчас Миша смотрел на плохо заштопанные сестренкины чулки и думал: «Пускай у меня будут рваные носки, но у Люси чулки должны быть целые». Ему хотелось, чтобы у единственной сестрёнки было все лучшее и красивое. Как-никак Миша Алексеев, а не кто-нибудь другой песет за это ответственность… И разве он не способен заработать?..

- Вот, Люся, моё судно. Смотри, какой пароход. Я тут механиком буду работать, - сказал мальчик, когда они пришли на место.

Они поднялись на палубу, спустились вниз, зашли в каюту.

Здесь Люся попала в компанию взрослых людей. Недавно была выдача «крокета» - твёрдых, покрытых шоколадом круглых конфет. Команда не успела ещё их съесть, и скоро рот и карманы девочки наполнились этими конфетами.

Особенно суетился и умилялся Сысоев.

- Как тебя зовут?

- Люся.

- Скажи, пожалуйста! Люсей зовут! Ты к нам в гости пришла?

- Да.

- Ну, что ты с ней станешь делать! Какая умная! Все знает. А сколько тебе лет?

- Пять.

- Уже пять… Совсем большая. Погоди, я тебе ещё конфетку дам.

Он вытаскивал из-под койки сундучок, крышка которого была оклеена внутри различными картинками, и доставал конфету.

- Держи. Так, значит, как тебя зовут?

- Люся.

- А сколько тебе лет?

- Пять.

- Пять лет… Это надо же!.. Какая толковая! Значит, ты в гости к морякам пришла?

- Да.

Миша снисходительно слушал этот разговор и, когда машинист вручил девочке очередную конфету и снова начал спрашивать, как её зовут, сказал сестре:

- Люсенька, не слушай ты его. Пойдём лучше на лодке кататься.

Путешествие из каюты до лодки девочка совершила на руках у Сысоева. Он вытер скамейку, или, как она называется по-морскому, «банку», разостлал свою спецовку и усадил на неё девочку. Потом он оттолкнул лодку от берега и махал рукой, пока Люсе не надоело ему отвечать.

Миша грёб вверх по течению, к Литейному мосту. Люся с удивлением поглядывала по сторонам, испытывая новое и, видимо, приятное ощущение.

Выехав на середину Невы, Миша пустил лодку по течению, слегка придерживая её ленивыми взмахами весел. Лодка ему понравилась. Небольшая, лёгкая, послушная.

Вдруг что-то ударило в воду, и вслед за этим метрах в двадцати за кормой поднялся большой столб воды. Миша не растерялся и резко поставил лодку поперёк приближающейся волны.

- Держись, Люся, - сказал он спокойно. - Сейчас качаться будем. Держись за скамейку. Волна идёт.

Девочка послушно взялась руками за спецовку, на которой сидела, но, когда лодку качнуло, она инстинктивно уцепилась за скамейку. Думая, что при катанье на лодке так полагается, она не испугалась.