СТИХИ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗАБЫТЬ
                            
О, нет ничего лучше, чем прекрасная погода, и здоровье,
                   
и книги, и красивый пейзаж, и хорошее настроение, и
                   
деятельное желание читать и мыслить, и амулет против
                   
скуки, и, — если небу будет угодно, — немного светлого
                   
вина, совсем прохладного, вынутого из погреба глубиной
                   
в целую милю и к нему немного или много сухого
                   
печенья с ратафией, — каменный бассейн для купания,
                   
клубничная оранжерея, чтобы там возносить свои молитвы
                   
Флоре, лошадка, привыкшая к иноходи, чтобы вы могли
                   
проехать верхом десяток миль, а то и больше; двое-трое
                   
чувствительных людей, с которыми можно поболтать;
                    
двое-трое противных типов, с которыми можно подраться;
                   
два-три чудака, чтобы посмеяться над ними, два-три увальня,
                   
с которыми можно поспорить — в дождливый день вместо гантелей…
                            
…До свидания, у меня встреча — я не могу взвешивать слова —
                   
до свидания — не вставайте, прошу вас — я сам открою дверь —
                   
до свидания — мы увидимся в понедельник.
                                                                                                                               
<i>Джон Китс</i>
Что ж, поболтаем! Но о чем?
Угрюмый ум нам нипочем,
Его мы тотчас развлечем.
Дено сказал: Des maux exquis —
Насчет изысканной тоски.
          Мы к этому близки.
Теперь смертелен лишь цирро,
Лишь прозой заняты всерьез
И не боятся сильных доз.
Дено твердил нам: c’est la vie,
Но акварель, но соловьи…
          Как хочешь назови.
Стихи последние сложил,
В них разговоры разрешил:
«Куда мешок я положил?»
Но и Дено сказать не смог,
Зачем со всех собачьих ног
          Бежит в Шату щенок.
Остерегайтесь сильных доз,
Всех этих кроликов и коз
В лесах и рощах Фосс-Репоз.
Все стало ясно в ходе лет —
Поэзии на свете нет,
          Потерян след.
Но говорят: весна была,
Машина розовая шла,
Врача какого-то везла
И выбросила под уклон
Младенца… Был завернут он
          В «Либерасьон».
* * *
                              E
t j’ai rimé cette ode en rimes féminines
                             
Pour que l’impression en restât plus poignante,
                             
Et qu’au ressouvenir des chastes héroines…
                                                                             
<i>Théodore de Banville</i><a name="read_n_9_back" href="#read_n_9" class="note">[9]</a>.
Говорят, что различные версии
Существуют на этот счет,
Что на Корсике, как и в Персии,
          Не разрешен развод.
                      * * *
Недалекие люди встречаются
Вплоть до наших лет,
Что за страшную скорость, случается,
          Проклинают велосипед.
                      * * *
Мелкий торговец с бульвара дю Крим
Для бритья предлагает крем,
А рыба макрель свой дешевый грим
          Кладет на лещей между тем.
* * *
                                         
Лучше мой маленький Лире…
                                                             
<i>Жоакен дю Белле</i>
Как мерзко, что обязан человек,
        Не обученный воровать,
Не шулер, не бродяга, весь свой век
        Медвежьей шкурой торговать.
В Париже принято, чтобы меховщики
        Писали по-английски: furs — меха.
Мы произносим «ферс», иначе не с руки,
        И рифма несколько глуха.
Но даже это в наши времена
        Не привлекает в лавочки народ.
На русский кролик падает цена,
        Каракуль не идет.
Нет, соболь, право, больше бы пошел
        В паккарде приезжающей мадам,
Чем этот парадихлоробензол,
        Что в нос шибает вам.
Бывает так, что сутки на пролет
        Одни в лавчонке вы,
И запах шкур вздохнуть вам не дает, —
        Романтика, увы!
Опоссум, как и выдра, наконец
        Наскучит — черт один!
Как выразить тоску, что знает продавец
        За стеклами витрин.
Но вспомни про громил, сверлящих потолок.
        Судьба их тяжела.
Я видел в фильмах… Тяжки, знает бог,
        Подобные дела.
А тот, кто ради новых башмаков
        И уваженья дам
Сестру свою продать задешево готов
        Гнуснейшим господам!
Бедняги, похитители детей,
        Которых глупые отец и мать,
Чем положить в дупло несчастных сто рублей,
        Убийство заставляют совершать!
А те, кому за жалкий миллион
        Старух приходится рубить,
И складывать их в чаны, и бульон
        На плитках газовых варить!
Нет, я твержу себе, припомнив этих всех:
        Я погожу идти к ним до норы.
Я погожу грустить… Я глажу, глажу мех,
        Накидки и ковры.
В тюрьме страшней, чем в лавочке моей, —
        Я повторяю вслух.
Сто раз почистить норку веселей,
        Чем убивать старух.
Уж лучше блеск на шкуры наводить,
        Чем продавать наркотики, как вор.
Уж лучше из дому не выходить,
        Храня свой скунс и свой бобер.
И смог ты или нет свой горностай продать,
        И сбыты ль шеншилла или тюлень,
Есть радость горькая хоть в том, чтоб порицать
        Эпоху, месяц, день…
вернуться

9

И я написал эту оду с женскими рифмами,
Чтоб она оставляла более острое впечатление
И вновь напоминала о целомудренных героинях.
Теодор де Баувиль

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: