Флауэрс пристально глянул в ее спокойное, даже, пожалуй, безмятежное лицо. С трудом отведя взгляд, он сел на стул возле кровати, открыл сумку, вынул приборы и проводки. Один контакт он прикрепил на грудь старика, другой — к запястью, третий — на ладонь. Вокруг бицепса он обернул манжету тонометра и, пока она надувалась, вложил в рот больного загубник. К голове он приладил что-то похожее на ермолку.

Через несколько минут Шумейкер стал похож на муху в паутине, передающую слабые импульсы пауку в сумке. Но «паук» этот был связан невидимыми нитями с аппаратурой «скорой», стоящей на улице, и не высасывал из «мухи» жизнь, а вливал ее.

Подготовка заняла одну минуту и двадцать три секунды, но в следующий момент Флауэрс заметил на сгибе руки пациента кусочек пластыря. Он нахмурился и сорвал его. Под ним оказались маленькая припухлость вокруг разреза на вене и черное пятнышко засохшей крови.

— Кто это сделал?

— Я, — спокойно ответила девушка.

Под кроватью стоял большой кувшин. Пинту жидкости в нем Флауэрс определил как кровь, сворачивающуюся, но еще теплую.

— Кто вам позволил сделать кровопускание?

— Без этого он бы умер, — сдержанно ответила девушка.

— Вы что, хотели убить его?! — Флауэрс повысил голос. — Сейчас не средневековье, да и тогда самозваных лекарей сжигали на костре!

— Вы же медик, — мягко сказала девушка, — вас же учили этому. Вы должны знать, что при кровоизлиянии в мозг иногда может спасти только немедленное кровопускание. Это снижает давление, кровь в артерии может свернуться и остановить кровотечение.

Флауэрс заглянул в сумку. На табло высветились строчки диагноза. И вправду кровоизлияние, но кровотечение уже остановилось, опасность миновала.

Из кармашка сумки он вынул пакет с компрессом, выдернул шнурок из упаковки, отчего она развалилась надвое, и проследил, как она растворяется в воздухе. Потом аккуратно развернул компресс и плотно прижал его к ранке. Тот намертво прилип к коже.

— Мне придется доложить о вас, — сухо сказал Флауэрс. — Закон запрещает медицинскую практику без лицензии.

— Но он же умирал!

— А врачи, по-вашему, для чего?

— Он вызвал врача, но вы добирались часа полтора. И если бы я сидела сложа руки, он бы давно умер!

— Это не шутка — найти вас ночью в таком месте!

— Я понимаю и не упрекаю вас, — она пошарила рукой, нащупала стул и грациозно опустилась на него. — Вы спросили меня, и я ответила. И мне кажется, вы поняли.

Логика девушки представлялась безупречной, но ничто не может оправдывать нарушение закона. Медицина была монополией специалистов, подчиненных освященному веками этическом кодексу. Медицина давно превратилась в своего рода религию для избранных, и профанам касаться ее не дозволено.

— А если бы вы ошиблись? — спросил он. — Неужели вы не понимаете, что вам просто повезло?

— Может быть, но ведь он жив.

— Да, но скорее всего ненадолго.

С удивительной для слепой уверенностью и точностью движений она поднялась, подошла к больному и положила ему руку на лоб.

— Нет, — твердо сказала она, — он выживет. Он очень хороший человек, и умереть просто так мы ему не позволим.

Она стояла, почти прикасаясь к нему. Близость ее странно взволновала Флауэрса, он ощутил аромат молодого тела. Дыхание его участилось, сердце встрепенулось и учащенно запрыгало на мгновение у него помутилось в голове, в висках застучала кровь.

«А почему бы и нет?.. Нет… Нельзя. Честь медика, да и не маньяк же я в самом деле! А она кажется такой беззащитной…» Флауэрс овладел собой практически сразу. Он даже не шевельнулся, но она отпрянула, словно почувствовала полыхнувшую в нем страсть.

— Надо отвезти его в госпиталь, — вдруг охрипшим голосом сказал Флауэрс. — В такой грязи вы могли занести инфекцию.

— Я вымыла руки кипяченой водой, а потом спиртом, — возразила она. — Прокалила нож в пламени лампы и пластырь тоже подержала над пламенем.

На пальцах у нее он заметил волдыри.

— Я еще раз говорю: вам просто повезло, — холодно сказал он. — Но в следующий раз кто-нибудь обязательно помрет.

Когда она повернула лицо на его голос, движение это показалось ему необычайно привлекательным.

— Послушать вас, так я должна была хладнокровно ждать его смерти!

Флауэрс не ответил, он снял контакты с тела больного и вместе с аппаратурой уложил в сумку.

— Вы подержите сумку, чтобы осветить мне дорогу, пока я отведу его к машине?

— Ему нельзя в больницу. У него не оплачен контракт.

— Что? Так он неплательщик?! — от гнева голос его сорвался на крик.

— А если бы вы умирали в одиночестве? Неужели бы вы думали прежде всего о юридических крючках? Это сейчас он живет в этой дыре, а когда-то у него было все. Контракт разорил его, отобрал у него дом, состояние, все, чем он жил. И вот он заболел, и что преступного в том, что он в отчаянии обратился к старой вере, как католик на смертном одре взывает к священнику?

От такого сравнения Флауэрс поежился.

— Все это очень мило и трогательно, но за то время, пока я незаконно его обслуживал, мог умереть кто-то другой, а он отобрал у него последнюю надежду. Те, кто платит, не должны страдать по вине неплательщиков. Для того и существуют законы, причем достаточно суровые. Если он не способен платить, то по закону я обязан сдать его…

С неожиданной для ее комплекции силой девушка оттащила Флауэрса и встала между ним и кроватью.

— Вы же знаете, что они убьют его. В ваших банках и без него достаточно крови и органов. Я не отдам его!

— Вы ошибаетесь, их всегда не хватает, — возразил он. — Да и исследовательскую работу нужно же на чем-то производить… — Пытаясь отодвинуть ее, он положил руку ей на плечо. Под тонким платьем он ощутил мягкое тепло ее тела. — Вы, конечно, из антививисекторов?

— Неважно. Просто я прошу вас за человека, который мне очень дорог. Отчего вы так жестоки?

Это остановило Флауэрса. Он понял, что больше не будет бороться за тело этого неплательщика. Он убрал руку с плеча девушки.

— Черт с вами… — пробормотал он, не поднимая глаз, взял свою черную сумку, щелкнул замком и молча направился к двери.

— Постойте! — воскликнула девушка.

Он остановился, повернулся к ней и ждал, пока она слепо шла к нему. Но вот ее рука коснулась его плаща.

— Простите. Я бы хотела отблагодарить вас, — ласково сказала она. — Я ошибалась, когда думала, что все медики безжалостны.

Его обдало холодом. С трудом подавил он вспышку гнева.

— Не обольщайтесь. Мой долг доложить о вас, и я это сделаю.

Рука девушки упала — она явно сожалела о своей ошибке или о человеческой природе.

— Что ж, выполняйте свой долг…

Она прошла мимо Флауэрса — у него опять забилось в груди, — открыла дверь и повернулась к нему, прислонившись спиной к двери. В слепых глазах ее читались грусть и мольба.

— Почему вы стараетесь казаться более суровым, чем есть на самом деле?

Флауэрс остановился. Нет, он вовсе не был суров. Он даже обиделся, что кто-то может считать медиков жестокими. Наверно, думают, что человеческая драма и боль не трогают тех, кто каждый день сталкивается со страданиями и смертью.

Неуверенно девушка сказала:

— Внизу живет старик. Ему плохо. Может, вы осмотрите и его?

— Исключено! Я и так уже нарушил закон, — резко ответил он.

Она вздрогнула, как от удара.

— Простите…

Провожая Флауэрса, она взяла его за руку. Ладонь ее была мягкой и теплой.

На лестничной площадке послышался скрип открываемой двери.

Флауэрс вырвал руку, сунул ее в карман и схватился за рукоять пистолета.

— Это ты, Лия? — послышался слабый девичий голос. — Я ждала тебя. Позволь мне немного подержать твою руку. Этой ночью я боялась умереть.

— Успокойся, милая, все хорошо, — протянув руку, сказала Лия. — Не думай о плохом. Ты поправишься.

В темном провале двери смутно обозначилось бледное лицо.

Флауэрс включил фонарь. Прикрыв глаза рукой, девушка отпрянула. Тело ее под залатанным ночным халатом казалось кучей костей, обтянутых кожей. Восковое лицо с лихорадочными пятнами на щеках многое успело рассказать Флауэрсу к тому моменту, когда он погасил фонарь.