— Ступеньки, — предупредила она.
Они осторожно спустились вниз и уперлись в закрытую дверь. Флауэрс нашарил в темноте ручку, повернул ее. Дверь открылась. Флауэрс придержал ее, пропуская Лию вперед.
Через минуту они уже сидели в машине. Ликуя, он включил фары и, развернув «скорую», вплотную подъехал к запертым воротам гаража. Вытянув руку, он дернул рычаг, торчащий из стены. Дверь тут же поднялась.
Чтобы избежать засады и возможного преследования, Флауэрс направил машину на север, к Шестой улице. Она была одной из немногих расчищенных, и догнать на ней «скорую» было невозможно. Вскоре они выехали на Юго-Западное шоссе. Переключив управление на автомат, Флауэрс повернулся к Лии. Лицо ее было грустным.
— Ты не знаешь, куда меня девать, да? — тихо спросила она.
— Перестань. Одну я тебя не брошу. Но ко мне нельзя. Оттуда ты снова попадешь к Боуну. В госпиталь бы тебя, да правила запрещают. — Он тяжело вздохнул, — А-а, пошли они, эти правила! Слушай внимательно. Ты пациентка. Тебе необходима операция на глазах. Перевели тебя из округа Неошо. Постарайся запомнить, могут спросить. А почему запаздывают твои документы, ты не знаешь. Ясно?
— Но у тебя могут быть неприятности.
— Не думаю.
— Отца я увижу?
— Если он и вправду в экспериментальной, то вряд ли. Вход туда только для врачей и дежурного медперсонала.
— Я тебе верю.
Наконец высоченные стены центра, раздвинувшись, поглотили их. Везение не оставляло их. Они незамеченными проехали до гаража. Оставив там машину, Флауэрс провел ее по длинному подземному коридору. Когда они переходили на ленту транспортера, Лия споткнулась, и Флауэрс едва успел поддержать ее. На слепых подземные переходы не были рассчитаны. От напряжения, физического и нервного, пот градом катил с Флауэрса.
Вот и лифт. Поднявшись на нем на пятый этаж, Флауэрс отпустил Лию и, спрятавшись в нише коридора, долго смотрел ей вслед. Лия шла по холлу, вытянув руки, нашаривая пространство перед собой, пока пальцами не коснулась стеклянной двери приемного покоя.
— Отзовитесь кто-нибудь! — дрожащим голосом попросила она. — Я потерялась. Со мной был медик, но он куда-то пропал… Я из округа Неошо… Из госпиталя…
Из приемного покоя вышла медсестра…
Флауэрс вздохнул, пытаясь сообразить, где сейчас все. Взглянул на часы, висевшие на стене коридора. Восемь часов вечера.
Пластиковый пол под его ногами мягко пружинил. Он с наслаждением вдыхал знакомые запахи госпиталя — спирт и эфир.
Здесь был его дом, работа, жизнь. Без них все теряло смысл и напрасны оказывались семь лет учения и труда, а мечта всей жизни превращалась в кошмар…
У Чарли Бренда, сидевшего за столом, от удивления отвисла челюсть.
— Ба! Ну, ты даешь! Где это ты пропадал?
— Долго рассказывать, — устало отмахнулся Флауэрс. — Пожрать бы чего да отдохнуть.
На столе светилась пластинка с сообщением. Флауэрс прочел:
«Вас убедительно просят присутствовать сегодня на собрании Медицинского общества округа, а также заседании Комитета политического контроля.
Дж. Б. Харди,
доктор медицины, секретарь».
Флауэрс поежился. У кого бы спросить?
— Где Хэл?
— Ха, пропустит он собрание, как же! — сардонически ответил Бренд. Ловко имитируя голос Мока, он добавил: — «Начальники любят дисциплинированных». Ты лучше беги. Может, еще застанешь конвой.
Необходимость в конвое давно отпала, но он сохранялся как дань традициям. Впрочем, смотрелся он достаточно внушительно. По бокам его тяжело ползли приземистые танки, впереди шли саперы, тщательно прощупывая дорогу, поверху оглушительно месили воздух вертолеты. Внушительно, но бессмысленно: только законченному психу могла прийти в голову мысль напасть хотя бы на одинокую «скорую помощь».
Конвой двигался по Седьмой улице на север. В амбразурах бронетранспортеров сиял ночными огнями рабочий район Амордейл, проплывали руины складских помещений. Никому не рекомендовалось появляться здесь ночью, да и днем одинокий прохожий рисковал многим… Флауэрсу было не до местных красот. Тревожные мысли все более овладевали им, он даже забыл о голоде и усталости.
С чего это Комитет политического контроля так заинтересовался им? Даже врачи редко приглашались на него, что уж говорить о простых медиках. Тем, кто удостаивался подобной чести, как правило, не завидовали. Чаще всего такой «счастливец» после собрания тихо забирал личные вещи и навсегда исчезал из медицины.
Флауэрс все еще мучился догадками, когда конвой остановился перед входом в главное здание. Мощный пояс укреплений и гнезд противовоздушной обороны окружал его.
Собрание, как и положено, было скучным. Кое-как успокоившись, Флауэрс задремал в своем кресле. Изредка он просыпался, но невнятный голос докладчика вновь усыплял его.
Трогательную речь выдал представитель Ассоциации медицинских работников. Он долго разглагольствовал о необходимости этических стандартов в новом законодательстве, которое вскоре собирался принять Конгресс. С неподражаемой патетикой говорил об опасности социализации медицины.
«Даже не смешно, — подумал Флауэрс, уже проснувшийся к этому времени. — Годами треплют одно и тоже. Забывают, что там, где нужен скальпель, таблетки неэффективны».
Единодушно, как всегда, собрание проголосовало за выделение 325 000 долларов для воздействия на законодателей.
Но вот кафедру занял председатель Комитета политического контроля. Флауэрс насторожился и стал с любопытством его рассматривать. Этого высокого полного человека он видел впервые. Неудивительно — штат четырех округов насчитывал более десяти тысяч врачей.
Тряхнув густыми черными волосами, председатель бойко сообщил, что в штате в целом и в округе в частности политическая ситуация остается под контролем Комитета. Слухи о том, что партия антививисекторов заключила союз с несколькими неорелигиозными группами, подтвердились. Но, по мнению Комитета, все это представлялось незначительной мышиной возней и ничего не могло изменить. Впрочем, что именно это не могло изменить, он уточнять не стал. Закончив речь, он сел на место, а всем раздали одобренные Комитетом списки кандидатов штата и округа.
Списки приняли тоже единогласно и тут же решили выделить на предвыборную кампанию 553 000 долларов.
Далее потянулись обычные дебаты, которые усталый мозг Флауэрса уже не воспринимал.
Наконец собрание объявили закрытым. Флауэрс нехотя побрел к дверям комнаты, где Комитет обычно проводил свои закрытые заседания, и в нерешительности замер перед дверью.
— Флауэрс? — нагнал его председатель Комитета. — Заходите, не стесняйтесь.
За длинным тяжелым столом в большой комнате сидело пять членов Комитета. Потемневший от многих столетий службы стол был изготовлен из настоящего дерева. Лица, возвышавшиеся над ним, смотрели торжественно и строго.
— Вы попали в беду, молодой человек, — начал председатель.
Человек, сидевший по правую руку от председателя, полистал маленький блокнот.
— Вчера ночью вы были на вызове в городе, так?
Флауэрс кивнул.
— Вы подняли тревогу и выдали полиции человека по имени Крамм. Вы обвинили его в незаконной торговле лекарствами. Так? — Не дожидаясь ответа, председатель продолжал: — К вашему огорчению, сообщаю вам, что пенициллин в его ампулах на самом деле содержал триста тысяч единиц, кроме того, оказавшаяся при нем лицензия подтвердила его право на торговлю лекарствами.
— Боун? Его штучки. Чего проще выдать лицензию задним числом! А вот про пенициллин они явно лгут! Его цена была много меньше оптовой продажи.
— Жаль, что вы не знаете о сегодняшнем сообщении. Пенициллин обесценен. Он утерял былую эффективность. Количество невосприимчивых к нему штаммов бактерий возросло от пяти процентов когда-то до девяноста пяти на сегодняшний день. Его вообще снимают с производства.
Заколдованный круг! Огромные деньги тратились на производство антибиотиков, а те, в свою очередь, провоцировали появление невосприимчивых к ним бактерий, что заставляло тратить еще большие деньги для создания новых антибиотиков…