Вдруг чьи-то железные руки схватили его за шею, сдавили горло, а в рот затолкали какую-то грязную тряпку. Он не смог ни крикнуть, ни шевельнуться. В глаза ударил яркий свет. Сильные руки оторвали его от пола, подняли в воздух и понесли под самым потолком широкой улицы, вымощенной большими каменными плитами. Чуть придя в себя, он увидел рядом с собой двух здоровенных карателей, которые, держа его за обе руки, летели на своих чёрных плащах. Внизу под ними ходили хорошо одетые люди. Они равнодушно посматривали на каменное небо, висевшее над улицей, а увидя карателей, держащих узника, о чём-то переговаривались. На улице расположились многокомнатные дома. Там жили семьи карателей и других прислужников Храма.

Но вот конвоиры, крепко держа Колю, опустились на каменные плиты и завели его в большое помещение, где сидел беловолосый человек с тупым, самоуверенным лицом. Каратели рассказали о митинге.

Человек, к которому обращались каратели, пренебрежительно посмотрел на них.

- Вы мне долбите о каких-то сборищах еретиков, я докладываю об этом Храму, а жрецы называют меня болваном. Их шахо показывают, что всё спокойно.

- Мы сами слышали,- сказал один из карателей.- Он говорил страшные, богохульные слова.

Начальник доложил контрольному пункту о беловолосом, и Коля понял, что сейчас шахо контроля направят на его мозг.

Он давно уже приучил себя думать о революции только в те часы, когда действовали генераторы экранизации волн. В остальное же время он старался думать о том, как вкусна белковина, не разведённая в кипятке, а в виде коржиков, или о том, что у карателей очень красивые плащи, мечтал о том, какими будут недра Фаэтона через шесть тысяч оборотов... Это умение загонять мысль в глубочайшие уголки мозга пришло не сразу - оно далось ценой упорной тренировки. Поэтому он не боялся, что шахо контроля выловит из его мозга какие-нибудь сведения о подготовке к восстанию. Но он заметил, что не может не думать о металлическом цилиндрике, лежащем в его кармане. Невольно он опустил туда правую руку, крепко сжал жуго, словно заклиная его не напоминать о себе.

Вспыхнула стена горизонтов, и на ней появился жрец, подражающий Единому. Так же как и Бессмертный, он поднял вверх угрожающий перст и крикнул:

- Он думает о собственном кармане! Что там у него?..

Начальник тряхнул головой, взглянул на карателей, и они тотчас же бросились к Николаю. Но, опередив их, он достал из кармана цилиндрик и направил его на карателей. Им, конечно же, хорошо была известна убийственная сила этого оружия. И они подались назад, оттолкнув своего начальника, который тоже заметался из угла в угол, оглядывая комнату обезумевшими глазами.

Коля приказал карателям снять свои плащи и положить их к его ногам. Приказ был тотчас выполнен. А жрец на стене горизонтов всё ещё моргал старческими веками, ожидая ответа. Ответ задерживался, и он хмуро спросил:

- Что там у вас происходит? Я принимаю из ваших голов волны животного ужаса: запомните, трусы не имеют права быть слугами Единого. Они способны только месить толстобоких дагу...

Николай поднял жуго, нажал кнопку и полоснул невидимым лучом по стене горизонтов. Обломки разрезанного на куски экрана посыпались на пол, а каратели, забившись в угол, стучали от страха зубами.

Один чёрный плащ Коля надел на себя, другой заботливо сложил и зажал под мышкой.

- Идите месить дагу,- презрительно улыбаясь, сказал он карателям.- Это гораздо полезней.

Затем он вышел на улицу, взлетел под потолок и поплыл над головами прохожих. Подлетая к своей площадке, он заметил, что за ним гонится целая стая карателей. Они напоминали чёрных земных птиц, которые, выискав жертву, ждут её смерти, а потом бросаются на неё. Точно так же, как эти птицы, каратели летели на значительном расстоянии, боясь приблизиться к Коле.

Коля свернул не на свою, а на соседнюю площадь. Встретив знакомого скотовода, он на языке жестов попросил передать Гашо, что будет ждать его возле кладбища. Ошеломлённый скотовод бессмысленно осматривал Колю, не понимая, откуда у него взялись чёрные плащи. Коротко объяснив, в чём дело, он снова вылетел на улицу прямо навстречу карателям.

Страшно убивать людей, но у Николая не было иного выхода. Пришлось нажать на кнопку жуго. Пятеро карателей, летевших впереди, перерезанные надвое, мёртво поплыли под каменным потолком на остатках своих плащей. Те, что летели позади, немедленно ринулись вниз и разбежались кто куда...

А Николай тем временем исчез в тёмных пещерах, ведущих к кладбищу. Он уже не прятался и смело включил фонарик, который хорошо освещал дорогу, хотя величиной был не более пуговицы.

Однако фонарик вскоре пришлось спрятать. Он слишком беспокоил жителей тёмных пещер - вскрикивали дети, закрывая глаза ладонями, пугались женщины. А мужчины ощупывали пальцами пол, ища острый камень. Сжав его в руках, они провожали чёрную Колину фигуру такими взглядами, что он подумал: вот-вот какой-нибудь камень полетит ему в голову. Понимая, что ненависть эта вызвана его плащом, он снял его.

У входа на кладбище Коля сел на камень и стал ждать Гашо...

Уже целый оборот миновал с тех пор, как он расстался с Лочей. Время от времени с позволения Штаба он переговаривался с нею при помощи небольшого шахо - единственного шахо, на который не влияли волны экранизации. Он знал, что каждый день Лочи заполнен работой. Она ухаживала за растениями, сажала новые, выращивала саженцы. Тысячи людей были её желанными гостями, и каждому из них она рассказывала о своих деревьях и цветах, о фиолетовых травах, растущих на берегах ручьев. И всё же работа не могла целиком заполнить её беспокойную душу.

Он нащупал небольшой карманчик, подшитый изнутри. В нем он берег засушенный цветок, подаренный на прощание Лочей...

Вот он видит, как оживает цветок, красный, словно кровь на ярком солнце. Лепестки, с тоненькими прожилками, которые, кажется, пульсируют так же, как беспокойная жилка на запястье Лочи. И цветок разрастается, становится таким большим, что теперь тычинки его похожи на деревья. Лоча стоит под этими тычинками-деревьями и машет ему белой рукой. Она похожа на белого мотылька, которого Коля видел на Земле. Коля прыгает к ней, красные лепестки медленно соединяются друг с другом, и вот они с Лочей оказываются под пахучим шатром из лепестков, и сквозь лепестки пробивается полдневное солнце.