Уинифрид сжала мою руку с такой силой, что стало больно. Нетрудно себе представить, как эти большие костистые ручищи управляются с клюшкой! Она спросила:
— Значит, вы и есть та девушка, на которой мой Чарл собирается жениться?
Я пробормотала:
— Да.
А про себя подумала: «Ее Чарл! Мачеха явно отличается собственническими инстинктами. Для меня она наверняка станет настоящей свекровью — в этом можно не сомневаться!»
Чарльз обнял меня и невнятно произнес:
— Хороший у меня вкус, правда, Уин?
Уинифрид расхохоталась. Даже ее смех вызвал у меня тревогу: какой-то жесткий, лишенный настоящей веселости.
— В детстве ты едва ли обладал вкусом, мой дорогой Чарл.
Он рассмеялся вместе с ней. Мне стало ясно: он прекрасно ее понимает. Любое качество характера, которое могло раздражать его в других, ей прощалось. Мне ужасно не понравилось придуманное ею уменьшительное от его имени — что еще за Чарл?! Впрочем, это мелочь. Что я ощутила с большой остротой, так это прискорбный факт: взглянув на меня всего один раз, Уинифрид ясно дала понять, что с детских лет вкус Чарльза не улучшился. Я была молодой и слишком хорошенькой, а они питала неискоренимую неприязнь к привлекательным женщинам.
Уин промямлила несколько поздравительных слов, затем осмотрела кольцо, подаренное мне Чарльзом по случаю помолвки.
— Гм! — воскликнула она, повернувшись к пасынку. — Дорогой мой, ты должен был подождать, пока я вернусь. Я могла тебе дать бриллиантовую гроздь, которую подарил мне твой отец.
Тут я вмешалась в разговор:
— А я считаю, что со стороны Чарльза было очень мило позволить мне самой выбрать кольцо.
Мои слова ее раздосадовали, и она заговорила раздраженным тоном. Уинифрид была вообще очень обидчива.
— Я думаю, моя дорогая, вам бы очень повезло, — сердито произнесла она, — коли вам досталась бы моя гроздь. Она стоит гораздо дороже, чем ваш сапфир.
Вот уж вопиющий образец дурного вкуса!
Я негодующе повернулась к Чарльзу, ожидая, что он накинется на нее. Но, к моему удивлению, он продолжал спокойно улыбаться и даже пробормотал какие-то слова благодарности за предложенные бриллианты. Позднее, когда я заговорила с ним на эту тему и высказалась в том смысле, что ей не следовало пренебрежительно отзываться о моем сапфире, он сказал:
— О, вы научитесь не обращать слишком много внимания на то, что говорит Уин. Она не всегда достаточно дипломатична, но у нее доброе сердце, и предложение было продиктовано самыми лучшими намерениями.
Мне постоянно твердили, что у Уинифрид самые лучшие намерения. Надо сказать, это относилось только к Чарльзу, а позднее к нашим детям. Я же никогда ей не нравилась.
Во время нашей первой встречи она разговаривала с Чарльзом больше, чем со мной, но то и дело поглядывала на меня поверх очков, словно пытаясь поточнее определить, что я за птица. Она задала мне несколько наводящих вопросов. Хорошо ли я готовлю? Умею ли шить? Люблю ли детей? Иными словами, выйдет ли из меня хорошая жена? На каждый вопрос я, внутренне негодуя, отвечала утвердительно. Но, по-моему, Уинифрид вовсе не была этим довольна. Она надеялась, что мне придется ответить «нет» и таким образом я покажусь Чарльзу никчемной девицей. Я похвасталась даже, что платье, которое на мне надето, сшито моими собственными руками, а также подчеркнула, что люблю детей.
— Ну вот видишь! — воскликнул Чарльз с гордостью, согревшей мое сердце. — Мне здорово повезло.
У миссис Аллен был явно разочарованный вид. Она улыбнулась:
— А как насчет спорта? В гольф играете?
— Нет, — тут же ответила я.
— Ага! — торжествующе воскликнула Уинифрид. — А я придаю спортивным играм очень большое значение. Это в полной мере относится и к женщинам. Очень полезно для здоровья, для сохранения фигуры и для поддержания интеллектуальных способностей. По-моему, мы, люди спортивного склада, отличаемся здоровым взглядом на жизнь.
— Ах ты, моя добрая старая Уин! — пробормотал Чарльз.
Ощетинившись, я повернулась к нему:
— А я и не знала, Чарльз, что вы так любите спорт.
В некотором смущении он потянул себя за ухо.
— Моя мачеха много лет ругала меня по этому поводу.
— Так ведь тебе действительно нужен кто-то, кто вытаскивал бы тебя на свежий воздух. Ты слишком склонен к сидячему образу жизни, — заявила Уинифрид, зажигая сигарету. У нее была препротивная манера разговаривать, держа во рту прилипшую к нижней губе сигарету.
— Как же так, ведь я плаваю на яхте, — запротестовал Чарльз.
— Это ты можешь делать только в соответствующий сезон и если найдутся друзья, у которых есть яхта. Купить себе собственную ты никогда не сможешь.
— О! Со временем куплю обязательно, — возразил Чарльз.
— А вы любите плавать на парусных судах? — обратилась ко мне Уинифрид.
— Никогда не плавала, — призналась я. — Но боюсь, что буду страдать от морской болезни. Со мной уже был однажды такой случай, когда мы пересекали Ла-Манш.
Уинифрид разразилась своим неприятным смехом:
— Придется ей это превозмочь, если она станет участвовать в твоих плаваниях, а, Чарльз?
— Да как только она привыкнет, ее не будет укачивать, — миролюбиво заявил Чарльз.
Впоследствии, когда Чарльз смог позволить себе купить собственную яхту, я иной раз на уик-энд отправлялась с ним в плавание и пыталась заставить себя получать удовольствие от этого занятия. Дети были просто в восторге. Я же так и не избавилась от мучительной тошноты, портившей все удовольствие. В конце концов мне пришлось сдаться. Это был один из камней преткновения в отношениях с Чарльзом. Я отчетливо сознаю: если женщина не одобряет хобби своего мужа или не может участвовать вместе с ним в его любимом занятии в свободное время, это является весьма серьезной помехой счастливому браку, создавая опасную брешь между супругами.
Поскольку я любила Чарльза, то пыталась поладить с его мачехой в ту нашу первую встречу. Она задала мне еще кучу всевозможных вопросов — о моем доме и моих родных. Я рассказала ей о папе и о Джерими. Но Уинифрид явно хотела поскорее перейти к сугубо личной беседе с Чарльзом. Всю остальную часть дня она обращалась почти исключительно к нему.
Он, естественно, интересовался ее поездкой. Она подробно описала ему визит к их общим друзьям, ныне живущим на Цейлоне, рассказала, как выиграла состязание по гольфу в Австралии. Вообще, она была очень довольна собой. Чарльз, по всей видимости, снисходительно относился к ее чрезмерному увлечению спортом, да и к ее нескрываемому самодовольству тоже. Эта громадная безобразная женщина поистине фантастически тщеславна, думала я про себя.
Я сидела тихонько, слушая их и понимая, что им нет до меня решительно никакого дела, пока Чарльз не начал время от времени поворачиваться в мою сторону, пытаясь втянуть в разговор. Это означало, что я должна говорить миссис Аллен комплименты по поводу ее успехов и осыпать лестью, которая была ей явно необходима. Надо сказать, в свой адрес я ничего лестного так и не услышала.
Она зажгла сигарету и бросила пачку своему пасынку.
— Возьми сигарету. Вы оба должны почаще приходить ко мне, как ты всегда это делал в прежние времена, Чарл! Каждое воскресенье на ужин и в любой другой вечер, когда выберете время. Я всегда буду рада вас видеть. Вас обоих, — добавила она не без некоторого насилия над собой.
— Крис живет в Дорсете, Уин.
— Ах да, я забыла. — Далее речь зашла о нашей свадьбе. — Вы не так давно познакомились. Не слишком ли торопитесь, а?
Она стала омерзительно жеманничать. Я понимала, на самом деле она хотела сказать, что период, предшествующий венчанию, нам следовало бы значительно продлить.
Но Чарльз ответил именно так, как мне хотелось:
— Мы с Кристиной очень любим друг друга и не видим никаких причин откладывать свадьбу, особенно теперь, когда нашли для себя подходящий дом.
Тут я почувствовала, как сердце мое вновь переполняется радостью. Какое значение имеет антипатия к мачехе Чарльза, с которой я никогда не найду общего языка? Главное — я люблю Чарльза. Он был моей первой настоящей любовью, и я хотела принадлежать ему. Сидя с ним рядом в его прежнем доме, я готова была отодвинуть Уинифрид в сторону, забыть о ее существовании. Единственное, чего я горячо желала, — это обвенчаться с Чарльзом, сразу же уехать с ним куда-нибудь, а затем обосноваться в собственном доме. Про себя я отметила, что воскресные ужины у Уинифрид могут превратиться в нечто угрожающее, однако вскоре забыла об этом.