— Снег, — объяснила мама, — падает с неба, он белый и холодный. Снег остается лежать на земле, иногда его так много, что очень трудно, а то и просто невозможно выскрести из под него хоть немного пищи. Ходить, не то что прыгать или бегать, очень утомительно. Нужно много сил.

— Теперь дальше про Гобо, — попросил Гено.

Фалина продолжала:

— Бедный Гобо совсем обессилел. Когда в лесу буйствовал Дикий Страх, мы все должны были бежать. Не одних только ланей настигла рука громовержца. Погибло много фазанов, зайцев, даже лисиц. Отец в этот страшный день потерял мать. Гобо упал в снег. Отец тогда был еще ребенком, ровесником Гобо, но здоровым и сильным. Он проходил мимо Гобо, он его видел, разговаривал с ним, убеждал, умолял подняться, но мой несчастный брат уже не смог этого сделать. Тогда они попрощались, им казалось, что навсегда. Мы все думали, что Гобо пришел конец.

— А что было потом? — настойчиво спрашивали дети.

— Потом Гобо вернулся. Неожиданно для всех. Большой, здоровый и сильный. Наша мама была вне себя от радости. Радовался Гобо. Радовались мы все. Только старик вожак-властелин сказал: «Несчастный!». Из-за этого мы все невзлюбили вожака, но, увы, он оказался прав. Потому что вожак-властелин был умнее всех остальных. Гобо просто не хватало слов, чтобы рассказать, как был добр по отношению к нему Он. Как Он поднял его из снега, ухаживал за ним и кормил. Гобо был убежден, что Он мог бы быть его другом.

Оглушительный удар грома прервал рассказ Фалины. Она едва заметно вздрогнула. Но дети вскочили и, дрожа, встали рядом. Наконец, Гено выговорил:

— Если… теперь… попало в отца…

Гурри захныкала.

— Не волнуйтесь, дети, — уговаривала их Фалина, — не беспокойтесь об отце. Он никогда не победит его. Теперь вожаком в лесу стал ваш отец.

После короткого удара грома воцарилась глубокая тишина. Дети снова легли рядом с матерью. Страх прошел очень быстро.

Примчалась белочка, она ликовала:

— Он попал в куницу на дереве. В куницу, кровожадную, бессердечную куницу!

Дети уже засыпали и Фалина прошептала:

— Хорошо, что Ему не попался никто из наших родственников.

Рассвет набирал силу, стало светло. Фазаны, крича во все горло, покидали места, где они спали и слетали на землю. На верхушках деревьев свистели, заливались, выводили утреннюю песнь черные дрозды. То там, то тут звучал тихий гортанный смех кукушки. Голуби завели свой однообразный мелодичный разговор про любовь. Иволга, как золотой мячик, носилась от дерева к дереву, вскрикивая от восторга: «Я так счастлива!» В зарослях нежно и оживленно шушукались синицы. Словно рассердившись, время от времени внезапно начинала ворчать сойка. На самом деле она сердилась не переставая. Весело распевали зяблики и малиновки. Дятел барабанил по стволам деревьев и часто пронзительно хохотал. Суетились и тараторили сороки. На земле шуршали мыши. Высоко в воздухе слышался крик отважного сокола и шорох полета косяка уток. Фалина и дети безмятежно спали.

Лес проснулся. Легкий ветерок бродил среди деревьев, и они тихо шелестели. Всходило солнце — полыхающей, но живительный огненный шар.

Как только начались вечерние сумерки, дети с мамой пошли на луг. Гурри попыталась было всех обогнать, но Фалина одернула ее:

— Я строго запретила тебе бежать одной впереди! Ты должна ждать, пока я выйду на луг. Держись рядом с братом, он воспитанный мальчик и послушно идет позади меня. Подумай, наконец, об опасности.

— Я очень хочу есть, — оправдывалась Гурри.

— О, когда моя сестра хочет есть, она забывает обо всем, — съязвил Гено, — тогда она даже становится храброй.

— Мы должны всегда быть начеку. Это и есть та единственная храбрость, которая нам подходит, — объяснила Фалина.

Она остановилась, втянула ноздрями воздух, посмотрела по сторонам, спросила сороку, летевшую к гнезду, все ли в округе спокойно.

— Везде и всюду никакой опасности, — ответила сорока и исчезла.

— Везде и всюду никакой опасности, — повторила белочка, которая спустилась вниз о самых верхних веток и теперь сидела на толстом суку, распушив хвост и клятвенно прижимая к груди передние лапки. — Я все вокруг тщательно осмотрела — никакой опасности!

Несмотря на это, Фалина стояла как вкопанная. Она только прядала ушами и втягивала ноздрями воздух. Разглядеть мордочку лани в листьях было почти невозможно.

Черный дрозд закончил вечернюю песнь. Кукушка последний раз подала голос, потом нарочно на виду у всех стала менять место, чтобы сбить с толку преследователей Летала туда-сюда, пока, наконец, не устроилась где-то на ночь, тесно прижавшись к стволу дерева. Дятел уже спал. Даже недоверчивая сойка спрятала голову под крыло. Умолкли синицы и голуби. Прошелестел в воздухе косяк уток. По бледному небосводу, выбросив назад прямые тонкие ноги и распластав крылья, скользила цапля. Она была похожа на пловца, а людям напоминала аэроплан.

Из густых зарослей бузины донеслось прекрасное пение соловья.

— Тетя Ролла с детьми уже на лугу? — нетерпеливо спросила Гурри.

— Нет, — сказала Фалина.

— Вот видишь, — сказала Гурри, — мы всегда слишком рано уходим с луга, а иногда слишком рано туда идем.

— Ты все-таки слишком много разговариваешь, — сделал ей замечание Гено.

Фалина шаг за шагом вышла на луг, немного постояла, убедилась, что никакой опасности нет, вернулась назад к зеленой стене леса и тихо сказала:

— Теперь идите!

Дети выскочили на луг. Гено сразу принялся за еду. Внезапно он поднял голову, подбежал к матери и спросил:

— Ты тоже уверена, что нам ничто не грозит?

Фалина не успела ответить, как Гурри закричала:

— Вот они! Тетя Ролла, Бозо и Лана.

Лани гуляли посередине луга. Ролла беззаботно завтракала, а дети в это время играли друг и другом и то тут, то там лакомились, травой. Гурри помчалась им навстречу; как все лани-малышки, она выглядела потешно беспомощной, но прелестной. Следом чуть медленней шел Гено; осторожный не по возрасту, он делал робкие прыжки, часто останавливался и от этого выглядел еще смешнее. Он был воплощением невинности во всей ее красоте. Бозо и Лана бросились вперед так стремительно, что для того, чтобы остановиться, им пришлось широко расставить тоненькие ножки.

— Там сидит редкостное существо, — сообщил, задыхаясь, Бозо.

— Вы должны на него посмотреть, — добавила Лана. — Мы отведем вас к нему.

— Его уже и след простыл, — засомневался Гено.

Но Лана уверила:

— О, он не так скор на ноги.

— Он не враг? — поинтересовался Гено.

— И не друг тоже, — весело сказал Бозо.

— Друг он или враг, не имеет значения, это просто странный тип, — усмехнувшись, уточнила Лана.

— Я хочу на него посмотреть, — настаивала Гурри.

— Если это враг, он мне ни к чему, — сказал Гено, но дети не стали его слушать и побежали туда не задумываясь. Неловкие шалунишки, они прыгали вдоль и поперек, им никак не удавалось бежать по прямой. Позади осторожно, но с любопытством, шел Гено.

— Иди скорей, — кричал ему Бозо.

— А Гурри успокаивала:

— Тебе нечего бояться.

Потом они вчетвером обступили ежика, который угрюмо сидел на прежнем месте и поблескивал глазками, похожими на черные жемчужинки. Бозо решил было его понюхать, но испуганно отпрянул и сказал с сожалением:

— Он колючий.

Ежик сердито выставил свои иглы. Гурри и Лана решили тоже попытать счастья. Они осторожно обнюхали чужака, высоко подпрыгнули и радостно воскликнули:

— В самом деле! Колючий!

— Послушай, дружок, — сказала ему Гурри, — с твоей стороны очень умно так вооружиться, но тебе незачем колоть нас. Мы тебе ничего плохого не сделаем!

— Мы никому ничего плохого не делаем, — объяснил Гено.

Ежик проворчал:

— Только попробуйте!

— Как было бы хорошо, — вздохнула Лана, если бы у нас было такое оружие! Длинное, острое и колючее.

— И по всему телу. — размечталась Гурри.

— Нам жилось бы много легче, — вздохнул с тоской Гено.