Светлячок перестал светить.

— Он потух, — Гурри очень удивилась.

— Все, — Бозо отвернулся.

— Жалко, — Лана по примеру брата тоже отвернулась.

— Так бывает всегда, — поучал Гено. — Да, так бывает всегда. Нельзя не обращать внимание, когда тебя предостерегают.

Он тоже отвернулся. Ему было все ясно.

Только Гурри еще чего-то ждала. И вот светлячок замигал, а вслед затем снова засветился ярким светом.

— Он жив! — возликовала Гурри. — Он набрался сил! Он жив! Он жив!

Однажды, когда Фалина с детьми как обычно направлялась к месту дневного отдыха, на маленькой прогалине в лесной чаще сидел заяц. Склонив голову набок и задрав нос кверху, он с таким напряжением, не переставая, нюхал воздух, что его усы непрерывно шевелились. Вид у него был печальный и задумчивый.

— Здравствуй, дружище заяц, — сказала Фалина.

— Заяц поставил уши торчком.

— Здравствуй, — прозвучал в ответ его тихий сдавленный голос. Казалось, он забыл про свои огорчения и снова превратился в беззаботного зайца.

— Это твои дети? — спросил он о восхищением и тихо добавил: — Красивые, здоровые дети.

— Они тебе понравились? — спросила польщенная Фалина.

— Молодые господа кому хочешь понравятся.

Заяц опустил уши. Гено и Гурри стояли рядом и внимательно смотрели на него. Заяц сказал:

— Старайтесь изо всех сил, уважаемые, чтобы с вами ничего не случилось. Вы, как и многие другие, хорошие, благородные и невинные дети, но именно таких всегда и преследуют. Особенно остерегайтесь страшной лисицы.

Заяц заволновался.

— Не обижайтесь на меня за то, что я вас предостерегаю. Я вижу вас сегодня впервые.

— Ты никогда не выходишь на луг? — вмешалась Фалина.

— Ты же видишь, — возразил заяц, — я сижу здесь у самой опушки леса. Один прыжок — и меня нет. С лугом покончено, я не могу больше рисковать и ходить туда.

— Поэтому-то я тебя так давно не встречала.

— Ах, — пожаловался заяц, — если бы ты знала, что я пережил!

Внезапно он поставил уши торчком и встал столбиком, отчего короткие передние лапки заколотили по воздуху, и открылся покрытый белой шерстью живот.

— Ты ничего не слышишь?

Он напряженно нюхал воздух, его усы дрожали. Фалина вскинула голову, поставила уши торчком, потянула носом:

— Все спокойно. Ты всего боишься сверх меры, дружище заяц.

Гено, также как мать, потянул носом и прислушался, потому что испугался. Потом застенчиво сказал:

— Невозможно бояться сверх меры. Так не бывает.

— Умно сказано, мой юный принц, очень умно, — согласится заяц. — Я расскажу тебе, Фалина, что со мной случилось. Нечто ужасное! На меня напал лис. В самом деле, нынче даже не знаешь, где можно сесть и поесть: на опушке леса или посередине луга. Мы с тобой старые знакомые, ты знаешь, какой я осторожный, во всяком случае, я был на расстоянии не более двух прыжков от чащи. И тут разбойник внезапно выскочил как раз в том месте, откуда вышел я. Наверное, он шел за мной следом.

— Может быть, было бы лучше забраться подальше в луг? — спросила Фалина.

— Раньше я так всегда и делал, — пояснил заяц, — но ничего хорошего из этого не выходило. Однажды, когда почти совсем рассвело, я чуть не попал в когти большущей совы, этой убийцы. Трех детей выхватила она у меня из-под носа, трех прелестных маленьких зайчат. Потом хитроумная проныра подобралась еще ближе, причем совершенно бесшумно. Боже мой, как я удирал и от совы, и от лиса! Вот я и говорю, просто не знаешь, где можно сесть и спокойно скушать кусочек морковки.

Он снова встал столбиком, навострил уши и начал прислушиваться и принюхиваться.

— Все спокойно! — подтвердила Фалина, после того как она и Гено тоже втянули ноздрями воздух.

— Рассказывай дальше, — попросила, сгорая от нетерпения, Гурри.

— Итак, когда я сидел у самой опушки леса, выскочил рыжий негодяй, — продолжал рассказ заяц, — выскочил с оскаленными зубами. Я увидел свирепую пасть, алчные глаза, на меня пахнуло лисьим запахом, и сначала я испугался до смерти, но потом совершенно бессознательно сделал два нерешительных прыжка. Он — за мной, подобрался почти вплотную. Я подумал, что мне пришел конец, и помчался. Он не отставал. Тогда я резко метнулся в сторону он проскочил вперед, и я, наконец, его чуть-чуть опередил. Но это мне мало помогло. Он гнался за мной неотступно, я задыхался, голова раскалывалась. Я сделал три петли, пока добрался до леса. У меня потемнело в глазах. «Беги изо всех сил, — думал я, — дело идет о твоей жизни!» Но я чувствовал, что меня надолго не хватит. Я знал, что в зарослях бузины есть яма. Впереди никаких петель. Я свалился вниз и лежал там без сил, сердце колотилось, в ушах по-прежнему стояло шумное дыхание лиса; я дрожал и ждал конца. Ничто не могло заставить меня пошевелиться. Мне было все безразлично. «Будь что будет», — сказал я себе. Но он не появился! Я был безоружен, он — сильнее. Но я был быстрее и измотал его! Еще сегодня, когда я вспоминаю об этом, меня трясет от страха.

Заяц умолк, прижав уши к затылку.

— Твой рассказ я никогда не забуду, — уверил зайца потрясенный Гено и сразу же стал надоедать матери: — Пойдем, наконец, спать.

Фалина попрощалась:

— Будь здоров, дружище заяц. До свиданья.

— Всего хорошего, — печально ответил он.

Гурри на секунду задержалась, нагнулась, поцеловала зайца в лоб и прошептала:

— Спасибо тебе за рассказ. И убежала.

— Пусть лис никогда не поймает тебя, маленькая принцесса, — крикнул заяц ей вслед.

Мать и дети уснули. Но день еще не кончился, и впереди было самое важное.

Это произошло через несколько часов, Жаркие солнечные лучи уже пробивались сквозь кроны деревьев, ароматы листьев трав и созревающих плодов наполнили жаркий воздух; крепкий смолистый запах теплого дерева распространялся по лесу. Пустословили синицы, иволга делилась своей радостью с каждым деревом, дятел барабанил и пронзительно кричал, тараторили сороки, повизгивали сойки, распевали свои песни зяблики, малиновки и чижи, в перерывах куковала кукушка, ворковали голуби.

Внезапно Фалина проснулась, поднялась и разбудила детей.

— Вставай, Гено, вставай!

— Что случилось? — испуганно вскочил Гено.

— Ничего не случилось, — успокоила его Фалина. — Пришел отец!

— Отец! — закричала Гурри. У нее слипались глаза, но она тоже вскочила.

— Отец! Отец! — кричали дети.

— Где ты, отец? — с нежностью сказала Гурри.

Гено добавил:

— Мы не видим тебя.

— Тихо! — приказала мать. — Не надо звать отца! Вы должны ждать, пока он сам заговорит с вами! Будьте скромнее и терпеливее.

Она повернулась туда, где чаща была самой густой:

— Здравствуй, Бэмби!

Низкий голос ответил:

— Здравствуй, Фалина!

— Дети очень хотят тебя увидеть.

— Если у них есть глаза, пусть смотрят.

Среди листьев появились еле видимые очертания головы Бэмби: гордые, строгие черты, большие черные горящие глаза, могучие, отливающие коричневым цветом рога с длинными светлыми отростками украшали голову.

Прошло какое-то время, прежде чем Гено очень тихо сказал:

— Я вижу тебя, отец.

— Где, где? — настойчиво спрашивала Гурри. — Я не вижу тебя, отец.

Низкий голос произнес:

— Ищи и смотри. — Потом он продолжал: — Наши дети такие, какими они должны быть?

Фалина ответила:

— Хорошие, славные дети. Только Гено уж слишком всего боится.

— Правильно, сын, — похвалил его Бэмби, — так ты дольше проживешь.

— Однако, — обратилась к Бэмби Фалина, — он редко играет и поэтому неприветлив.

— По отношению к тебе? Или к своей сестре?

— О, нет. По отношению к нам — нет! К остальным!

— Теперь я вижу тебя, отец! — закричала Гурри радостно и безбоязненно. — Теперь я тебя вижу.

— Мой маленький Гено, — сказал Бэмби, — это хорошо, что ты осторожен и боязлив. Таков наш род. Пока я доволен тобой. Но ты обязательно должен научиться быть одновременно осмотрительным и веселым. Позднее ты научишься этому у меня. Тогда твой страх станет меньше, и ты будешь встречать всех обитателей леса так любезно, как это нам подобает. Но пока ты должен доверять матери.