Турецкая армия была вдесятеро сильнее, и греки начали терпеть поражение за поражением. К этому остается добавить вспыхнувшую на турецкой территории эпидемию чумы. Теперь греки бежали опять, на этот раз в Кишинев. За два-три месяца в городе, как сообщает Вельтман, вместо 12 тысяч греков стало 50 тысяч.

Когда в Румынии началось восстание под руководством Владимиреско, Ипсиланти перебрался в Румынию. О своих планах он сообщил Александру I, прося поддержки, но царь под влиянием Меттерниха решил отмежеваться от дел этерии - общества с неясными целями. При этом Каподистриа и Нессельроде сообщили Ипсиланти тайно, что царь не гневается, но не может помочь. Ипсиланти пришлось отступить к австрийской границе, чтобы бежать, а турецкая армия уже надвигалась. Боясь измены румын, Ипсиланти решил разгромить отряды Владимиреско и тем настроил против себя румын. Греки были разбиты, Александр Ипсиланти бежал в Австрию. Там он был схвачен и посажен в тюрьму. Вышел он лишь в 1827 году и скоро умер. Результат греческого восстания печален: дунайские княжества были опустошены турками.

Надежды Пушкина на бегство к грекам теряли не только реальность, но и привлекательность. Еще недавно Пушкин называл Грецию священной. Греки, возвращаясь, становились в Кишиневе забулдыгами и алкашами. Да и сама благородная цель - ринуться освобождать Грецию, находящуюся в цепях рабства,- постепенно вывернулась для поэта наизнанку.

Позже Пушкин резко писал о полнейшем ничтожестве народа, лишенного энтузиазма и понятия о чести. Н.Лернер указывает, что суждения Пушкина стали столь негативными, что его даже упрекали в симпатии к турецкому игу. Спустя три года Пушкин напишет Вяземскому: "Греция мне огадила... пакостный народ, состоящий из разбойников и лавошников...". Это была обида.

Потом, однако, Пушкин, отстранившись от личного, стал смотреть на эти события более объективно. В "Кирджали" он вернулся к идее судьбы небольшого народа, ставшего жертвой противоборствующих держав - России и Турции. То, что не сказал Пушкин, договорил Байрон, который, в отличие от русского поэта, сперва отправил на помощь грекам за свой счет два корабля, а затем появился в Греции сам. "Так как я прибыл сюда помочь не одной какой-либо клике, а целому народу и думал иметь дело с честными людьми, а не с хищниками и казнокрадами... мне понадобится большая осмотрительность, чтобы не связать себя ни с одной из партий...".Греки еще не отвоевали свободу, но уже боролись за власть, разделив этеристов на касты и требуя привилегий лидерам.

Анненков очень точно оценил едва ли не важнейшую черту характера Пушкина, сказав, что у него было "обычное его натуре соединение крайнего увлечения с трезвостью суждения, когда ему оставалось время подумать о своем решении".

Пушкин загорелся освобождением Греции, но вот парадокс: он отправлялся из несвободной страны освобождать такую же, а может, и более свободную, чем его собственная. По крайней мере, оттуда можно было без труда выехать в любую страну, куда душе угодно,- никто на цепи не держал. Не логичнее ли было б сперва подумать о собственной стране и о своем народе, раз уж в крови горел огонь желанья сжечь себя на костре справедливости? Тем более, что возможности такого рода имелись в России даже в Кишиневе, где зрели и готовились декабристские ячейки,- чем не этерия?

Но в том-то и состояла, на наш взгляд, логика созревания Пушкина. Здесь он уже "доборолся". Он, как и его друг Чаадаев, рано понял, что здесь "вечный туман", в России свободой и не запахнет:

Народы тишины хотят,

И долго их ярем не треснет.

Думается, Пушкин искал свободы не для греков, но лично для себя. Он готов был выбираться "через греки в варяги". Суть официального литературоведческого мифа иная. Пушкин остался в России, а не бежал в Грецию потому, что он, как и декабристы, понял: его судьба неотделима от судьбы России. Эта гипотеза представляется патриотически эффектной, но, нам кажется, не соответствует тому, что происходило на самом деле.

Если бы это было так, отчего начинается у Пушкина в это время полоса крайнего негативизма, о котором принято умалчивать? Он раздосадован. Мятежный дух угасает в нем, не разрядившись. Самолюбие делается болезненным. Он составляет для себя особый кодекс прав и свобод привилегированной личности. Худшие черты его характера выходят на поверхность, задавив собой остальные. Он опять игрок, ловелас, дуэлянт. Дуэли вспыхивают по ничтожному поводу. Пушкин вызывает на дуэль человека за то, что тот удивился, что поэт не читал какой-то книги, хотя Пушкин ее читал. Знакомому, который отказался принять вызов, он пишет оскорбительное письмо, рисует на него карикатуру.

Он записывает на клочках бумаги имена своих обидчиков и готов хранить эти бумажки всю жизнь, пока не рассчитается с каждым сполна. Он являет собой русский вариант демократа Байрона: человек, который не ценит своей жизни и считает, что имеет право распоряжаться жизнями других. По его собственному выражению, у него был "последний либеральный бред". Он, по его собственным словам, "закаялся".

Итак, он уже не собирается освобождать греков, а в обеих столицах распространился новый слух на старый лад. Издатель Михаил Погодин 11 августа 1821 года сообщает приятелю в Петербург: "Говорят, что кишиневец печатает новую поэму "Пленник". Кстати, я слышал от верных людей, что он ускользнул к грекам".Тот же слух дошел до Федора Тютчева.

Пушкину плохо, может быть, это депрессия. Он рвет все связи. Кажется, он готов податься куда угодно, хоть в никуда.

Глава восьмая.

БЕГСТВО С ТАБОРОМ

Почто ж, безумец, между вами

В пустынях не остался я,

Почто за прежними мечтами

Меня влекла судьба моя!

Пушкин. "Цыганы", черновик.

Так с сожалением он напишет спустя три года, дописывая поэму, начатую на юге.

О периоде этом Пушкиным написано много, большей частью в стихах, а биографических подтверждений мало, буквально крупицы. Попытаемся их собрать, тем более что это напрямую связано с исследуемой нами стороной биографии поэта.

Желание "на стороне чужой испытывать судьбу иную" не реализуется. Судьба его остается той же, и желание пересечь границу не только не ослабляется, но становится сильней.

В литературных образах этого периода у Пушкина происходит переход от пленника к беглецу. И кавказский пленник, и разбойники, и цыгане отторжены от нормального общества. В поисках другой судьбы они разорвали предуготовленные этим обществом связи. В конце июля 1821 года Пушкин исчез. Анненков утверждал, что это произошло в 1822 году, но он ошибался.

Исследователь бессарабского периода жизни Пушкина Кочубинский произнес речь "Черты края в произведениях Пушкина", позже опубликованную. Подводя итоги своих поисков, Кочубинский заявил, что летом 1821 года Пушкин решил тайно покинуть Россию и для этого отправился "с цыганской экскурсией" до Измаила.

Сам Пушкин на этот раз хранил молчание. Даже потом, годы спустя, повествуя о своих замыслах, он выражал лишь общие симпатии к цыганам и особенно к цыганкам в стихах. Только близкие друзья узнали подробности его экскурсии. Несколько лет спустя он исповедовался об этом своей знакомой Александре Смирновой, да и то в полушутливой форме и не касаясь целей экскурсии. Строки о том, что поэт скрылся в таборе, были вписаны им самим лишь в экземпляр "Цыган", подаренный князю Вяземскому.

За их ленивыми толпами

В пустынях часто я бродил.

Простую пищу их делил

И засыпал перед огнями.

В походах медленных любил

Их песен радостные гулы

И долго милой Мариулы

Я имя нежное твердил.

Сам Пушкин эти строки не публиковал. Теперь они весьма произвольно включены в эпилог канонического текста поэмы. В печати же стихотворение-воспоминание "Цыганы" Пушкин и через десять лет поместит для конспирации как перевод с английского. Свое участие в таборе он сделает условным, как будто не он, а кто-то другой прошел через эти приключения: