ГЛАВА 4

Опасная зона

На следующий день, не позволяя себе жалеть о том, что я иду по лужайке к дому Микки по причинам, отличным от тех, что я соседка, направляющаяся на барбекю, я шла по лужайке к дому Микки.

Я провела день, убирая тот минимум вещей, что остался от распродажи, и разбирая комнаты Одена и Олимпии. Поскольку они не воспользовались этой возможностью, я также просмотрела их вещи. Все, что какое-то время я на них не видела, или думала, что это может больше не подойти, или они ими не пользуются, я складывала в стопки с записками, спрашивая, могу ли я добавить это к следующей распродаже для Лиги.

Другими словами, я заняла себя, в основном, чтобы не думать о других вещах, однако это сработало лишь частично.

Это позволяло мне не думать о предстоящем отдыхе с Микки и его детьми.

Но заставляло думать о своих детях и о том, что они были для меня потеряны.

Я нашла в себе силы, закончила с комнатами детей, приняла душ и приготовилась, надев кое-что из одежды Фелиции Хэтуэй, которые я не продала (но только потому, что мне нужно было что-то носить).

Теперь я стояла у двери Микки.

Я сделала глубокий вдох, выдохнула и нажала кнопку звонка.

Я слышала, как он звенит внутри, и это был обычный звонок, не такой мягкий и необычный, как мой.

Слушая, как он звенит, я позволила себе на пару секунд понадеяться, что семья Донован забыла о моем визите и, воспользовавшись моментом, отправилась в Диснейленд.

Эти надежды рухнули, когда дверь распахнулась настежь.

- Здрасьте, миз Хэтуэй! - улыбаясь мне, воскликнул Киллиан. Затем объявил: - Мы на кухне, - повернулся и пошел в дом.

Я восприняла это как приглашение следовать за ним, поэтому последовала, закрыв за собой дверь.

Я хотела потратить время, чтобы изучить дом Микки, но Киллиан двигался по короткому коридору к задней части дома с приличной скоростью, так что у меня не было шанса.

И все же я рассмотрела столько, сколько смогла. И с тем, что я увидела, я поняла, что либо Микки приложил немало усилий, чтобы сделать свой дом после развода домом для своих детей, либо он получил дом при разводе.

Было темно, но не из-за отсутствия окон, их было много, и не из-за обилия дерева и деревянных панелей, а из-за того, что у Микки на участке было много высоких деревьев, и многие из них росли близко к дому.

Внешний вид дома заставил меня думать, что внутри он будет кричать о прибрежном штате Мэн.

Я была слегка удивлена, что ошиблась.

Посмотрев налево, в гостиной, над каменным камином, я увидела красивый морской пейзаж со старомодной лодкой. Там же были одни из тех красочных стеклянных вещичек, что развешивали на стены в паутине веревок.

Вот и все.

Все остальное было обставлено удобной мягкой мебелью, что-то - из красивого твида (кресла), что-то - из потертой кожи (диван). Столы были уставлены всевозможными предметами - от старинного бейсбольного мяча, скрытого в стеклянном ящике, до бронзовых статуэток (двух, обе в стиле ар-деко, одна из них была похожа на ангела без крыльев, с раскинутыми руками и запрокинутой назад головой, словно воспаряющая к небесам, другая - на слона) и множество рамок с фотографиями самых разных эпох, от сепии до цветных.

Справа был длинный коридор, который, как я подозревала, вел в спальни и ванные комнаты.

Следуя за Киллианом, я увидела на стенах гостиной искусно развешанные рамки, в которых в основном были фотографии детей Микки, начиная с младенчества и до недавнего времени. Они чередовались с фотографиями того, что, на мой зачарованный взгляд, казалось Микки с младенчества до подросткового возраста и даже во взрослой жизни.

На них был Микки (возможно), лежащий в одном подгузнике на меховом коврике перед камином, задравший голову, и хихикающий на камеру. А еще Микки в униформе Малой Лиги, позирующий в кепке с битой на плече, с улыбкой, которая превратится из милой на этой фотографии до останавливающей сердце теперь.

И еще одна - Микки, лет тридцати пяти, прислонившийся к передней части пожарной машины.

Там также были вставленные в рамки произведения искусства, сделанные детской рукой, некоторые из них были подписаны «Эшлинг», другие - «Киллиан».

И, наконец, присутствовали и пустующие места, не соответствующие тщательному расположению рамок.

Пустые пространства, свидетельствующие о том, что это был дом семьи Донован, учитывая, что в какой-то момент они более чем вероятно были заполнены фотографиями жены Микки, возможно, их свадьбы, их совместными и семейными фото, но теперь они исчезли.

Я знала, как эти пустые пространства ощущаются в реальной жизни, поэтому к тому времени, когда я добралась до задней части дома, у меня на сердце было тяжело.

Пройдя через вход в гостиную, я сразу же получила возможность заглянуть в длинную большую комнату с открытой планировкой.

Справа была большая кухня с блестящими, привлекательными деревянными шкафами и гранитными столешницами, отделенная баром от гостиной слева, в которой была обустроена большая зона, выходящая на телевизор с плоским широким экраном, висящим на стене над другим, меньшим и менее формальным, каменным камином.

Это пространство тоже не было импозантным. Чисто семейная обстановка, с толстыми коврами на деревянных полах, привлекательным диваном с высокими спинками, из очень темно-фиолетового твила, массой подушек всевозможных размеров, разбросанных вокруг, и покрывалами – все для максимального отдыха.

Вокруг дивана стояли расставленные то тут, то там лампы, которые могли светить ярко, скажем, если вы хотите отдохнуть и почитать, или приглушенно, если хотите посмотреть фильм ужасов и настроиться на нужный лад.

Длинный, широкий, тщательно выструганный из темного дерева прямоугольный журнальный столик с выдвижными ящиками по бокам занимал середину зоны. На нем стоял прекрасный шар, наполненный песком бордового цвета, с толстой свечой внутри с ярусами синего, фиолетового и зеленого цветов.

Глядя на эту свечу, я поняла, что, уходя, бывшая жена о ней забыла. Я знала это, потому что мужчина не купит стеклянный шар, не насыплет в него песок и не найдет идеальную свечу, чтобы туда воткнуть.

Единственный отпечаток ее. Последний.

В моем беглом осмотре дома, за исключением пустых мест на стенах, где когда-то находились фото ее и ее семьи, эта свеча была единственным физическим доказательством ее пребывания здесь.

Увидев это, я подумала, что, уходя, она оставила ее только для того, чтобы напомнить им, что она была здесь, а теперь ушла.

Я не знала, что с этим делать, кроме как думать, что если она оставила ее нарочно, то это было просто, ясно и жестоко. Конрад оставил нам дом, а когда ушел, то забрал с собой все, что от него осталось. Да, включая фото со стен и из рамок на полках и столах.

И когда он ушел, это причинило мне ужасное горе, которое только углубило бездну отчаяния от его ухода.

Теперь я видела в этом нечто совершенно иное.

Добрый поступок.

Глядя на свечу, я также удивлялась, почему Микки ее оставил.

Возможно, как мужчина, он даже не замечал этого. Ее зажигали, но она сгорела далеко не дотла, а он не производил впечатления человека, который зажигает свечи, чтобы создать расслабляющую атмосферу.

Возможно, он хотел помнить о своей жене, о семье, которая у них была, о надеждах, которые были у него, и все это он не был готов отпустить.

Я не получила ответов на эти вопросы, и не только потому, что никогда бы их не задала.

Нет, а потому, что Микки крикнул:

- Привет, детка.

Я перестала смотреть на свечу и повернулась к нему.

Киллиан сидел на барном стуле напротив Микки, одетым в другую незаконно привлекательную рубашку, на этот раз из легкого хлопка цвета мокко, рукава снова закатаны до мускулистых предплечий, что-то делающим за возвышающейся частью кухонного островка, где стояли высокие барные стулья.

Обе пары голубых глаз смотрели на меня.

- Не могу прийти в дом на ужин, ничего с собой не прихватив, - выпалила я, поднимая пустые руки. - Я чувствую себя странно. Будто мне выпишут приличный штраф для гостей или что-то в этом роде.

Микки ухмыльнулся, а Киллиан спросил:

- А что такое штраф?

- Плохая отметка, сынок, - объяснил Микки своему мальчику и посмотрел на меня. - Проходи. Садись. Хочешь пива?

Я не часто пила пиво, это не было предпочтительным для меня напитком. Я пила вино, и если это был коктейль, то состав мог варьироваться, но обычно в нем была водка.

Однако я отчетливо помнила, как Микки говорил, что у матери его детей к руке был приклеен бокал, поэтому кивнула.

- Пиво звучит неплохо, - ответила я, проходя дальше в комнату в направлении бара.

Подойдя, я заняла собственный барный стул и заметила, что по всей столешнице у Микки располагалось множество блюд и, похоже, он создавал шведский стол, начиная от салатов из шпината и заканчивая азиатской лапшой и макаронами. Там были миски, маленькие пакетики миндаля, использованные пачки лапши рамэн, бутылочки майонеза и горчицы, разделочные доски, покрытые остатками и ненужными частями соленых огурцов, моркови, помидоров, лука.

Меня поразило, сколько времени прошло с тех пор, как моя столешница выглядела так, и это чувство поразило меня, упав в пустой колодец, оставшийся после распада моей семьи, и оно продолжало падать в эту пропасть - бездонную пропасть агонии.

- Принеси миз Хэтуэй пива, парень, - приказал Микки, к счастью, отвлекая меня от моих мыслей, а Киллиан спрыгнул с табурета и помчался к холодильнику.

В первый раз, когда я встретила Киллиана, я не обратила внимания на то, что у него, похоже, был избыток энергии.

Я не преминула заметить то же самое накануне, когда он, как приклеенный, ходил за отцом, или Джейком, или Джуниором, помогая во всем, что требовало помощи, суетясь вокруг, доставая упаковочные материалы, перетаскивая коробки, но особенно выполняя мужскую работу, типа подъема и переноса вещей.