Густой и влажный воздух превращал свет звезд в размытые пятна. Так и не отыскав никаких аргументов, Линден притворилась, что не поняла его:

– Старик посоветовал мне быть честной. Однако он говорил и о другом.

Кавинант отпрянул от нее. Она хранила молчание, пока двусмысленность ситуации не побудила его спросить хрипловатым шепотом:

– И о чем же он говорил?

– Старик сказал: “Не бойся. Ты не обманешь надежд, хоть он и будет нападать на тебя”. – Линден замолчала, не желая произносить остального. Плечи Кавинанта вздрогнули. – О ком он говорил? О вас или о другом человеке? О том, кто навредил Джоан?

Кавинант не отвечал. Закрыв лицо руками, он душил свои эмоции. С его губ сорвался тихий стон.

– Говорите, Кавинант! Неужели со мной что-то должно случиться? Какое отношение имеет ко мне этот старик? И почему вы сказали, что он меня выбрал?

– Он использует вас.

Его ладони по-прежнему закрывали лицо и рот. Однако через минуту Кавинант успокоился, опустил руки и заговорил бесцветным тусклым голосом, похожим на пепел:

– Он как Биренфорд. Считает, что я нуждаюсь в помощи Старик решил, что на этот раз мне не справиться в одиночку. – Злость в его словах угасла, словно он лишился последних сил. – Единственное их отличие состоит в том, что нищий знает столько же, сколько и я.

– Тогда расскажите о том, что вам известно, – настаивала Линден. – Позвольте и мне разобраться в этом деле.

Кавинант упрямо поднял голову и вновь заслонил собой свет лампы.

– Нет. Наверное, мне не удастся удержать вас от броска в неизвестное, однако содействовать этому я не собираюсь. Если вы хотите свернуть себе шею, поступайте как знаете, но на мою помощь можете не рассчитывать. – Он отвернулся, словно уже все сказал, потом холодно добавил:

– И передайте болтуну Биренфорду, что он мог бы иногда доверять мне для разнообразия.

У Линден тут же появился язвительный ответ. Она хотела спросить его, при чем здесь доктор. А что тогда сказать о нем? Разве он кому-нибудь доверял? Но едва она открыла рот, как ночную тишину рассек ужасный женский крик.

Женщина кричала истошно и дико. В ее голосе чувствовался безумный страх. Казалось, что это визжала сама ночь.

Услышав крик, Линден рванулась к двери. Кавинант схватил ее за руку, но она вырвалась из его неловких пальцев и сердито произнесла:

– Я врач!

Не дав ему опомниться, она проскользнула в прихожую и зашагала по коридору.

Дверь вела в гостиную. Несмотря на ковер и книжные шкафы, комната выглядела пустой и неуютной. В ней не было ни картин, ни украшений; в центре находилась длинная выпуклая софа, рядом с которой стоял кофейный столик. Между мебелью и стенами оставалось широкое пространство.

Быстро осмотревшись, Линден ринулась на кухню, посреди которой стояли стол и два деревянных стула. Она свернула в небольшой коридор. Кавинант торопливо шагал за ней следом.

Пройдя мимо ванной и спальни, она направилась к двери в конце коридора – единственной, которая оказалась закрытой. Как только Линден попыталась открыть ее, Кавинант схватил ее за руку:

– Постойте…

Она ожидала услышать в его голосе отголоски какой-нибудь эмоции – нотки горечи, гнева или протеста. Но голос Кавинанта был монотонным и тихим:

– Поймите, есть только один способ навредить человеку, который уже все потерял. Вернуть ему что-нибудь любимое, но в сломанном виде.

Линден открыла дверь. Он отступил, позволив ей войти. Она переступила порог и осмотрела ярко освещенное помещение.

Посреди комнаты на железной койке сидела Джоан. Матерчатые ленты, привязанные к лодыжкам и запястьям, оставляли ей некоторую свободу, но не позволяли сблизить руки. Длинная ночная сорочка из хлопчатобумажной ткани перекрутилась от конвульсивных движений и задралась вверх, едва прикрывая тонкие бедра. На шее висела серебряная цепочка с обручальным кольцом из белого золота.

Джоан даже не посмотрела на Кавинанта. Взгляд ее устремился к Линден, и бешеная ярость исказила ее лицо. Безумные глаза придавали ей сходство с взбесившейся львицей; из горла вырывались скулящие стоны. Мертвенно-бледная кожа плотно обтягивала выступавшие кости.

Вздрогнув от подсознательного отвращения, Линден почувствовала себя бессильной. Ей еще никогда не приходилось сталкиваться с такой дикой свирепостью, которая в один миг сковала тело животным страхом и разрушила все ее концепции о недугах и болезнях. Эта концентрированная и убийственная дикость не имела ничего общего с обычной болью и человеческой слабостью. Она была квадратурой ненависти и зла. Волевым усилием Линден заставила себя подойти к кровати. Но когда она приблизилась к Джоан и протянула руку, чтобы пощупать лоб женщины, та укусила ее за ладонь, словно озлобленная кошка. Линден непроизвольно отскочила назад.

– О Господи! – прошептала она. – Что же с ней такое?

Джоан подняла голову и пронзительно завизжала. То был крик души, обреченной на вечные муки.

Кавинант молчал. Горе исказило черты его лица. Он подошел к Джоан и, склонившись над узлом, развязал ее левое запястье. Она тут же вцепилась в его руку ногтями, а затем всем телом подалась вперед, намереваясь укусить Кавинанта. Он уклонился и схватил Джоан за предплечье.

Линден с ужасом наблюдала, как он позволял своей бывшей жене царапать его правую руку. На коже проступила кровь. Смочив в ней пальцы, Джоан поднесла их ко рту и жадно слизала красные капли.

Очевидно, вкус крови вернул ей рассудок. Признаки бешенства поблекли на ее лице, взгляд смягчился, и на глаза навернулись слезы. Губы Джоан задрожали.

– О, Том, – произнесла она слабым голосом. – Прости меня. Я снова сделала это… Он в моем уме, и я не могу изгнать его оттуда. Он ненавидит тебя. Он заставляет меня… Заставляет…

Она надломленно зарыдала. Краткие мгновения ясного сознания причиняли ей такую же острую боль, как и периоды помрачения. Кавинант сел на койку и обнял Джоан за плечи.

– Я все знаю, милая. Я понимаю тебя.

В его голосе звучала мучительная тоска.

– Том, – рыдая, просила Джоан. – Помоги мне. Помоги.

– Я постараюсь.

Судя по его тону, он пошел бы ради нее на любые жертвы и испытания. Его любовь и сострадание не устрашила бы никакая жестокость.

– Скоро он пойдет в атаку, – прошептал Кавинант. – Еще пара дней, и я освобожу тебя из его плена.

Рыдания Джоан стали тише. Ее мышцы начали расслабляться. Страх и силы покидали истощенное тело. Как только Кавинант помог ей улечься на постели, она закрыла глаза и тут же уснула, засунув в рот пальцы, словно маленький ребенок.

Подойдя к туалетному столику, Кавинант достал из аптечки ватный тампон и вытер кровь на исцарапанной руке. Потом осторожно и нежно вытащил пальцы Джоан изо рта, привязал ее запястье к спинке кровати и повернулся к Линден – К счастью, это не очень больно, – сказал он с кривой усмешкой. – Как вы знаете, проказа притупляет чувствительность нервных окончаний.

Печаль ушла с его лица, оставив только усталость от неизлечимой боли.

Взглянув на пропитанный кровью тампон, Линден поклялась себе избавить Кавинанта от страданий. Однако ее рассудок уже расписался в поражении, не в силах противостоять болезни Джоан. Она не смела вступать в борьбу с подобным Злом. И не могла понять того, что увидела в этой женщине. В какой-то миг ей захотелось заплакать, но старая привычка к самоконтролю удержала ее от слез. Доктор Эвери не простила бы себе трусливого бегства в ночь.

– Теперь вы должны рассказать мне, что с ней произошло, – произнесла она мрачным тоном.

– Да, – шепотом ответил Кавинант. – Наверное, вы правы.