— Майкл?

Его взгляд поймал и удерживал её, пока она поднималась, но он ничего не произнёс, пока она не поднялась на площадку и не встала перед ним.

— Ты здесь. Прямо здесь.

В его насыщенном тихом красивом голосе звучала нотка тоски. Это были первые слова, которые он сказал ей, начиная с той ночи десять лет назад, и ей было очень тяжело и больно их слышать.

Она кивнула.

— Почему?

Она знала, о чём он спрашивал (почему она оставалась в стороне), зная, что они находились так близко? Потому что много чего произошло (кое-что очень важное), о чём он не знал. Потому что она боялась, что причинит ему намного больше боли, если найдёт его. Потому что она не могла находиться так близко к своей матери. И потому что она не знала, хочет ли он её по-прежнему.

— Я не знаю. Думаю, я боялась.

— Меня?

— Нет, Майкл. Тебя никогда. Того… Нас. Того что произошло. Я не знаю.

— Ты всё ещё боишься?

Она снова кивнула. Она по-прежнему боялась.

— Я тоже.

Он рассмеялся и печально улыбнулся (даже можно сказать, грустно), у него была самая прекрасная улыбка. Она заставила напряжение и недоверие, которые, казалось, являлись чертами его лица, исчезнуть и скрыться за добротой и… ладно, за верой, хотя Фейт думала, что рассуждать так слишком сентиментально.

— Зайдёшь? Поговоришь со мной?

Майкл кивнул и протянул руки к её сумкам. После того, как она передала их ему, Фейт отворила дверь и пустила его в свою жизнь.

Когда они вошли, Майкл направился к столу и опустил на него сумки. Слай спрыгнул с его недавно обозначенного любимого подоконника и угрожающе замяукал. Он аккуратно подходил ближе, его тело плавно скользило по полу, уши прижаты.

— Святое дерьмо, — пробормотал Майкл. — Это… это…

— Ага. Он был у моей мамы.

Майкл повернулся к ней.

— Он не жил с тобой всё это время?

Она покачала головой.

— Длинная история. Мама оставила его.

Подарив ей что-то типа хмурого взгляда, Майкл сел на корточки и протянул руку к коту.

— Эй, чувак.

Слай продвинулся вперёд и окрысился. Он фыркнул на пальцы Майкла и ударил его по руке. Это был его приветственный ритуал и испытание. Не многие люди его проходили. Насколько знала Фейт, единственные люди, которые его прошли, находились прямо сейчас в этой комнате.

Весь фокус состоял в том, что надо было проявить выдержку. Не вздрогнуть, не убежать. Слай уткнулся в руку Майкла и подошёл ближе, расслабляясь. Майкл поднял его и уютно устроил на руках.

Он почесал ободранное ухо Слая.

— Он выглядит немного помятым.

— Всегда был задирой. И не любил, когда его держат взаперти в доме. Он, вероятно, охватил весь район, — они разговаривали как обычные люди, как друзья. Как будто прошедших десяти лет не было. Это чувствовалось нереальным. И в тоже время правильным.

— Теперь ты оставишь его?

Фейт не знала ответа на этот вопрос. Она даже не знала, останется ли здесь. Это зависело от её матери. И Майкла. И ещё кучи вещей, о которых она не могла сейчас думать. Она глубоко вздохнула и медленно выдохнула.

— Майкл. Что мы…? — она хотела закончить вопрос словом «делаем», но не получилось. Но фраза прозвучала правильно, как есть: «что мы». Это был настоящий вопрос, не так ли?

Он опустил Слая на пол, и кот направился к содержимому причудливой миски из фарфора уже как хозяин этого места.

Майкл сделал три шага, так что они оказались лицом к лицу.

— Не могу разговаривать, не о том… раньше. Я думал, что смогу. И думаю, именно поэтому я здесь. Но я не могу. Я не знаю, что сказать. Так много всего.

Фейт посмотрела на него. Он был таким сильным и крепким, таким красивым. Его светлые волосы и борода были коротко подстрижены — не сбриты. Ей не хватало гладких щёк и косматого беспорядка светлых волос, которые были у него раньше. Сейчас щетина на его голове и лице делала его старше. Более измученным. Но он по-прежнему был очень красив. Его глубокие синие глаза были сосредоточенными, полностью захватившими её.

— Тогда чего ты хочешь, Майкл?

Он перевёл взгляд на пол между ними, и Фейт поняла, что он закалил себя сам. Затем снова встретился с ней глазами.

— Тебя. Я хочу тебя. Раньше мы были неправы, но, возможно, прямо сейчас мы сможем всё сделать правильно. Я люблю тебя, Фейт. Никогда не прекращал. Я не знаю, что ты чувствуешь, но…

Она положила руку на его рот, прерывая поток его слов.

— Я люблю тебя, глупый. Я тоже никогда не прекращала.

Выражение его лица демонстрировало абсолютное облегчение, то же самое, что почувствовала сама Фейт. Он обхватил её лицо своими руками и пробормотал:

— И не прекращу. Я никогда не прекращу.

Затем он поцеловал её, и она навалилась на него, обвивая своим телом, чтобы соединиться с ним, двигая языком, обнимая его голову руками, пока он держал её.

Целовать Майкла, даже после всего прошедшего времени, было идеально знакомым. Они понимали тела друг друга, даже если им пришлось долго находиться вдали друг от друга, а они не были вместе очень долгое время. И сейчас он целовался по-другому. Он был более уверен, но, возможно, это было просто особенностью их возраста. Ему тридцать два, ей двадцать семь. У них обоих стало больше опыта. И чтобы у них не происходило сейчас, это не надо будет скрывать в тени. Им теперь не нужно чувствовать вину или опасение.

То, что происходило раньше, не могло бы произойти сейчас. Сейчас они в безопасности.

Осознание этого, и то, как это смело все её страхи с краю сознания, разогнало огонь по крови Фейт. Она ухватилась за Майкла сильнее, притягивая себя к нему, становясь к нему насколько ближе, насколько это только возможно. Она обняла его, и он застонал, передвигая руки ей на талию, заключая в объятья и распрямляясь в полный рост, отрывая её от пола.

Он прошёл через комнату, прямо к её кровати, как будто знал, где она находится. Когда он положил её вниз на кровать, его колено оказалось на матрасе между её ног, Фейт почувствовала краткую вспышку воспоминаний об этом, абсурд, но это вернуло обратно её прежние страхи.

Раньше они были вместе в кровати только один раз. Последний раз. Когда они совершили, по крайней мере, одну ужасную ошибку.

Когда память вонзила когти в её сердце, Фейт отстранилась, задыхаясь. Она открыла глаза и обнаружила Майкла, смотрящего на неё сверху-вниз, его лицо вспыхнуло, а глаза наполнились беспокойством.

— Фейт?

Она оттолкнула прочь прошлое. Они в безопасности.

— Я люблю тебя, — произнесла она в качестве причины того, что отстранилась.

— Я люблю тебя, — улыбнулся он, и она поверила, что они в безопасности.

Они по-прежнему были полностью одеты, и это никуда не годилось. Она повела плечами, выскальзывая из кожаной куртки, стянула свою длинную майку через голову. Майкл не двигался, нависая над ней, поедая её глазами, горящими похотью.

Она потянулась к лифчику, но он положи руку ей на грудь таким образом, что его большой и все остальные пальцы упёрлись в её ключицы, и опустил её вниз. Встав на колени, так что одна из её ног оказалась между его, он завел пальцы обеих рук под лямочки лифчика, а затем переместил их ниже в чашечки, погладив пальцами её соски. От этого прикосновения соски затвердели, и она сильно выгнула спину, так высоко, насколько могла, желая большего, желая, чтобы он дал ей почувствовать всё. Десять лет стоили этого.

Его руки вернулись вверх к лямочкам на её плечах, а затем потянули эластичный атлас вниз по её рукам, тянули-тянули, пока чашечки тоже не соскользнули вниз. А затем он наклонился и взял в рот её отчаявшийся сосок.

— Ох, бл*дь, — выдохнула она, нуждаясь произнести это, но пытаясь оставаться тихой.

Майкл всегда оставался молчаливым, когда они доходили до этого, кроме мучительных стонов, когда кончал. Он казался отвлеченным, почти потрясённым звуками, которые она издавала.

Он был её первым, и то их короткое время вместе развило в ней некоторою застенчивость относительно звуков во время секса, её естественное желание заключалось в том, чтобы издавать звуки. До сегодняшнего дня она всегда боролась с этими импульсами.

В этот раз, вместо того чтобы вздрогнуть или даже отвлечься от её груди, он ответил на её тихие слова низким стоном, а рука, которую он был не в состоянии удержать, заскользила по её животу в леггинсы.

В тот момент, как его пальцы дотронулись до её лобковой кости, он резко поднял голову и уставился на неё, его пальцы медленно заскользили по её холмику, складочкам, исследуя. Это ощущалось хорошо, так, бл*дь, хорошо, и она понимала, что он чувствовал, насколько влажной она была. Тем не менее, он был удивлен, и когда его пальцы вернулись к голой коже на лобке и провели вперёд-назад, она поняла. Затаив дыхание и немного стесняясь, она улыбнулась.

— Я делаю это постоянно. Всё ощущается намного интенсивнее, когда полностью сбрито.

Прежде она была полностью естественной, выбривая только то, что было видно из купальника, а остальное подстригала. Он вернул внимание к её складочкам и позволил своим пальцам легко двигаться по голой нежной коже. Его прикосновение заставило её извиваться и задыхаться.

— Так хорошо, — прошептала она.

По-прежнему не произнося ни слова, он вытащил руку и отклонился назад. Затем взялся двумя руками за пояс её штанов и потянул, а она приподняла бёдра, чтобы помочь ему.

Он стянул с неё штаны вместе с нижним бельём, пока не достиг ботинок, которые по-прежнему были на ней. Тогда он остановился, улыбнулся ей, поднял её ноги себе на бёдра и начал расшнуровывать ботинки. Он был по-прежнему полностью одет: в ботинки, жилет и всё остальное, но она вообще не протестовала, когда он стащил с неё ботинки, а затем сорвал кружевные леггинсы вместе с нижним бельём. Сейчас всё, что на ней осталось, лишь лифчик, скрученный под грудью. Она потянулась за спину и расстегнула его, а затем небрежно отбросила в сторону.

Теперь она была полностью обнажена, он смотрел на неё сверху вниз, как будто она была экзотическим деликатесом.