О, Муза музыкальная, в моем мозгу

Стань музыкой и музицируй для меня, как...

- Как кто? - спросила Леокадия.

- Подскажи мне, я дальше не знаю.

- Как муха, - отозвалась Леокадия.

- Музицируй для меня как муха! Великолепно!

- До свидания.

- Куда ты идешь, Леокадия?

- Домой.

- А где твой дом?

- В кустах сирени на Шестиконном сквере. Там мы ДОМА. Я и Алоиз.

И вдруг Леокадия почувствовала, что Алоиз наверняка сейчас на Шестиконном сквере, и все эти прогулки по Столице еще бессмысленней, чем ей казалось, и не успел Поэт и слова вымолвить, как она полетела ДОМОЙ.

- Добрый вечер, Алоиз, - поздоровалась она. Алоиз открыл глаза.

- Только, пожалуйста, не думай, Леокадия, что я тебя жду, пробормотал он. - Я сейчас на Можжевеловой улице, у Вдовы, и никогда сюда не вернусь.

- Вот и отлично, - согласилась Леокадия. - И я тоже.

ЛЕОКАДИЯ И ПОЭЗИЯ

Они проснулись в полдень от громкого возгласа:

- Приветствую вас!

Это был Поэт. Он предстал перед ними непричесанный и сонный, но зато в элегантном черном бархатном костюме и в белой рубашке с черной бабочкой.

- Кто-то умер? - спросила Леокадия.

- Нет, это я купил новый костюм, в честь своего Пегаса, на те деньги, которые мне заплатили за стихи о тебе.

О, Муза музыкальная, в моем мозгу...

- Замолчи, пожалуйста, - попросила Леокадия. - Я с утра еще ничего не ела.

- Ничего удивительного, бар на Можжевеловой пока закрыт, и я тоже еще ничего не пил, - отвечал Поэт.

Тогда Леокадия и Алоиз пригласили его на завтрак в диетическую столовую возле Старой площади. Но Поэт сидел за столом с недовольным видом.

- Пегас в молоке... - говорил он, подняв вверх стакан с молоком. Тебя почти не видно...

- Это не Пегас, а муха, - возразил Алоиз. - Выньте ее и дело с концом.

- Музицируй для меня как муха... - продекламировал Поэт и выпил молоко вместе с мухой. - О чем ты сейчас думаешь, Леокадия?

- О том, что придется отпустить длинный хвост. В этом году и правда жутко много мух.

- Я буду тебе его расчесывать. Хорошо? И перья тоже. Поэт должен заботиться о своем Пегасе.

Но Поэт вовсе не умел заботиться о Пегасе, во всяком случае о его перьях. Он безжалостно драл и вырывал их, так что вокруг было белым бело от пуха, а прохожие, очутившиеся на Шестиконном сквере, удивлялись:

- Смотрите, снег! Снег в июне!

- Ну ничего, все эти перья я соберу и каждым напишу НАСТОЯЩЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ.

- Ну уж нет, клянусь оглоблей, я на это не согласна! рассердилась Леокадия. - Лучше перестань меня расчесывать.

И все же ей нравилось, что Поэт сочиняет в ее честь стихи и носит галстук-бабочку.

- Видишь, Алоиз, а ты ради меня ничего не носил!

- Ради тебя я ношу бороду. Но для такой глупой кобылы как ты, не стоило стараться.

- Пегас это не кобыла! - воскликнул Поэт.

- Конечно, нет! - согласилась Леокадия. - Пегас это Муза. А Муза это я.

И отправилась с Поэтом на Можжевеловую в маленький прокуренный бар.

- Мы сейчас взлетим под облака и я напишу мое первое Настоящее Стихотворение и стану Настоящим Поэтом.

- Ничего не выйдет, - сказала Леокадия. - На небе ни единого облачка.

- Тогда выпей со мной и мы перейдем на ВЫ.

Они выпили вина, чтобы перейти на ВЫ, а потом за то, чтобы перейти на ТЫ, а потом опять на ВЫ, и опять на ТЫ, а после этого Леокадия взлетела под потолок и запела Настоящую Песенку:

Неужто вам коней не жаль?

Мы были так дружны.

Возили вас в любую даль,

А нынче не нужны.

Не встретишь нигде боевых рысаков,

Отправлены дрожки в сарай,

Не слышно веселого стука подков,

Лишь громко грохочет трамвай!

Но старая песня как прежде жива.

А в ней есть такие слова:

Берегите лошадок!

Старых кляч, скакунов!

Пусть всегда раздается

Звонкий цокот подков!

Потом Леокадия спустилась вниз, к столику, за которым сидел Поэт, и вздохнула:

- Дурацкая песенка!

Но все посетители бара на Можжевеловой хлопали в ладоши и пели:

Берегите лошадок!

Старых кляч, скакунов!

Пусть всегда раздается

Звонкий цокот подков!

- Ты очень красиво летала! - похвалил Поэт.

- Меня вечно хвалят не за то! - разрыдалась Леокадия. - Когда я пою - за полеты, а когда летаю - за то, что я ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА.

ЛЕОКАДИЯ И БЛАГОДАРНОСТЬ

А потом песенка Леокадии вырвалась из маленького прокуренного бара и ее стала распевать вся Столица, от Горелого Лесочка до Старомельничной площади, а громче всего ее пели в центре города, у фонтана перед Ратушей.

- Это, конечно, написал Поэт! - восклицали Отцы Города.

А Поэт все еще сидел с Леокадией в маленьком прокуренном баре на Можжевеловой.

- Есть тут Настоящий Поэт? - спросил самый Главный Отец Города, появившись в дверях бара.

- Есть! Это я! - отозвался Поэт.

- Это вы написали Настоящую Песенку?

- Разумеется, - отвечал Поэт. - У меня ведь теперь свой собственный Пегас.

- А теперь вы пойдете со мной в Настоящую Тюрьму, но только уже без Пегаса, потому что такие песенки сочинять нельзя.

И Поэта повели в тюрьму. Впереди шел Поэт в оковах, за ним - двое Стражников, за ними - самый Главный Отец Города, а позади всех, опустив голову, ступала Леокадия.

- Это я виновата, - повторяла она. - Ведь я его Пегас.

- Я охотно и вас посадил бы, - отвечал Главный Отец Города, - но только в тюрьме для Пегаса нет места, все занято Поэтами.

А когда они шли по Можжевеловой улице, их увидела Вдова и сразу же помчалась на Шестиконный сквер сообщить Алоизу радостную новость Леокадию ведут в тюрьму.

- О, Боже! Вот что значит САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ! - простонал Алоиз.

И быстро помчался на Мостовую улицу, где была тюрьма, а на улице у тюремных ворот увидел Леокадию.

- Тебя не забрали! - обрадовался Алоиз. - Вот что значит везенье!

- Сплошное невезенье! - возразила Леокадия. - Вместо меня забрали Поэта, хотя виновата во всем я. Это я сочинила Настоящую Песенку и я должна сесть в Настоящую Тюрьму.

- Ну это успеется, ты еще что-нибудь сочинишь. А Поэт больше ни одной песенки не сочинит и пусть пользуется случаем.

- Я знаю, в какой он камере - вон в той, видишь?

На самом верху тюремной башни горел крохотный огонек.

- Я буду бросать ему туда еду, чтобы он не умер с голода.

- Тогда МЫ умрем с голода, Леокадия!

- Ну, значит, мне надо его выкрасть оттуда! Это самое простое!

- Но ведь на окошке решетка. Как ты его протащишь через решетку?

- Если подождать подольше, он в конце концов похудеет, рассуждала Леокадия. - Но вдруг он до тех пор не выдержит и умрет с голода? Давай полетим вместе, и ты перепилишь решетку.

Они остановились на мосту и дождались темноты - им не больно-то хотелось, чтобы кто-нибудь их заметил. Но тут, как на грех, разразилась гроза.

- Не бойся, Алоиз! - воскликнула Леокадия, замирая от страха. Это совсем близко, вот здесь.

Подлетев к окошку камеры, в которой сидел Поэт, она забила крыльями и парила в воздухе до тех пор, пока Алоиз не вытащил из кармана пилку для ногтей и не принялся перепиливать решетку. Поэт сорвался с койки, поднялся на подоконник и, приплюснув нос к стеклу, начал сочинять стих о Пегасе-освободителе.

- Ну, до этого пока далеко, - заметил Алоиз. - Решетка небось толще моих ногтей.

И тогда Леокадия взлетела еще чуть повыше и вцепилась в решетку зубами, да так, что раздался громкий хруст.

- Ты сломала зуб, - испугался Алоиз.

- Да нет! - Решетку! - ответила Леокадия. - Ты ведь знаешь, какие у меня зубы. Лошадиные.

Она перенесла Алоиза на мост, а потом перенесла Поэта. В это время дождь лил как из ведра. Все трое тряслись от холода.

- Ты похожа на мокрую курицу, - сказал Поэт Леокадии.

- Я Пегас, а не мокрая курица, - рассердилась Леокадия. - И вообще, мог бы сказать мне спасибо.