— Где Боткинская, я знаю. А что соколик наш допился, первый раз слышу.

Весь фокус был в том, что Алексей прекрасно знал, что два дня назад гражданин Соколов перекрыл своим испитым телом движение на Планетной улице. Шоковая терапия в виде пинков разгневанных водителей и активных действий наряда «скорой помощи» результата не дала, и Жора Соколов был доставлен для спасения его забубенной жизни в реанимационное отделение Боткинской.

— Ой, Лешенька! — затянула Галя. — Меня же к нему не пускают. Я одним глазком в палату заглянула. Лежит, гадина, белый весь, один нос сизый из простыни торчит. Чисто труп. И трубки отовсюду торчат. Врач, молодой такой мужчина, мне так и говорит: Галина, прогноз неутешительный, готовьтеся, говорит, к худшему. Ну не гадина, а? Допился, подлюка подзаборная. Вот как, Леша, мне жить, а?

Леша сделал задумчивое лицо, как президент на встрече с ветеранами. Галя терпеливо ждала, когда власть, загруженная проблемами народа, просветлеет умом и укажет-таки народу путь к светлой жизни.

— Да, Галина, не знаю, чем тебе помочь. Баба ты хорошая, а так не везет, — прочувствованно выдал Алексей. — Из Москвы уезжать не охота, так я понял?

Галя икнула. То ли от нервов, то ли потому, что заглотила закинутый Алексеем крючок до самого желудка.

— Допустим, я мог бы попросить мужиков из паспортного. — Он выдержал паузу, дождавшись соответствующего выражения глаз Галины, и тут же немилосердно подсек: — Но они меня первым делом спросят, а кто мне Галя Нечепорюк? И что мне ответить?

Галя сообразила быстро, но чисто по-женски. Глаза сделались черешнево сладкими, манящими и погибельными. Все ее либидо, созревшее в ведьмаковской духоте малороссийских ночей и так и не растраченное в постылой Москве, поднялось из глубин естества, и Галя вдруг так налилась жарким соком жизни, что Алексей слегка запаниковал. Почему-то вспомнился хапуга-капитан. Галя явно метила Лешу на освободившееся место бодигарда ее знойного тела.

Алексей счел за благо отступить на полшага назад.

— Мне нечего им ответить, Галя, — с холодком в голосе произнес он. — Ты — потерпевшая по делу, которое висит на мне уже неделю. За которое меня дрючат каждое утро. И если я это скажу мужикам, они ржать будут дня три. Потому что даже идиот знает, нет человека — нет дела. А я не хочу быть идиотом. Даже ради такой красивой бабы, как ты.

Галя сначала нахмурилась. К таким дипломатическим тонкостям в общении с милицией она была явно не привычна. Уж больно мудрено выражался опер, одно слово — офицер с высшим образованием. То ли дело сержанты: давай бабки — и все дела. Потом она озарилась счастливой улыбкой.

— Ой, Лешенька, родный! Так кто про то дело помнит? Тьфу на него, да растереть. С Арсеном я все решила, у него претензий нема. Шоб его рожу черную перекривило… А у меня какие претензии? Нету их у меня. Гада того не ищите, хрен с ним, с проклятым. Сама, как увижу, измордую так, что мама родная не узнает. И никакой милиции мне для этого не надо. — Она подбоченилась, круто выставив грудь. — Сама управлюсь.

— Погоди, как не искать? А заявление куда я дену?

— Выброси. Вот возьми — и выброси!

— Нет, Галина, так нельзя. Документ, все-таки. — Алексей покачал головой. — Надо официально.

— А я могу и официально, — с готовностью откликнулась Галя. — Что делать-то надо?

Алексей закурил, выдерживая паузу.

— Во-первых, на меня ссылаться не надо. Ни в коем случае, ясно? Я тебе никто — не брат, не кум и не сват. Узнаю, что козыряла моим именем, очень разозлюсь. Поняла?

Галя часто-часто закивала. При этом еще прижала кулачок к губам. Вышло убедительно.

— Во-вторых, — продолжил назидательным тоном Алексей. — Сейчас бросаешь свою торговлю и идешь к нам в отделение. В моем кабинете спросишь опера, ты его видела, мясистый такой, чуть ниже меня. Зовут Владимир Иванович Волков. Обращаться только по отчеству, учти! Скажешь, что пришла забрать заявление. Он все тебе подскажет и расскажет. Кстати, почему решила забрать заяву?

— Ну, с Арсеном я разобралась… — неуверенно, как двоечница у доски, затянула Галя.

— Правильно! Похищенный товар фактически принадлежал гражданину Балаяну, заявления он не подавал, урон тобой компенсирован. Только не вздумай описывать, как именно. Милиции все равно, давала ты или брала, главное, что он остался доволен. Наезжать на тебя за утерю товара он не будет, значит, и смысла просить защиты у органов у тебя больше нет. Мотив обращения в милицию был один — боялась Арсена. А гопника того ты не запомнила, поэтому ничем помочь следствию не можешь. Что-то в этом роде. Да, и ножа у него не было! Со страху соврала. Что еще? Можешь добавить, что по ошибке указала не ту стоимость товара. Трусы были не французские, а… Какие они бывают?

— «Марица», белорусы по лицензии шьют. Оптом по пятьдесят рубликов пара.

— О! Соображаешь. Так и напиши — белорусские.

— А с регистрацией? — подсказала Галя.

— Потом Владимир Иванович отведет тебя в паспортный. Думаю, что там отнесутся с пониманием.

— А что нести надо?

— Галя, ты как маленькая! Что, не знаешь, что надо нести в милицию? — Алексей указал взглядом на бабку в зеленой кофте и платочке с люрексом, терпеливо ждущую покупателей двух бутылок молдавского коньяка. — Кстати, вопрос на засыпку: как ты умудрилась бланк порвать?

Галя эту задачку решила в секунду.

— Так Соколов, подлюка, по пьяни все в хате рвать стал. Ось так, ухватит и рвет, и рвет. Газеты там, книжки, скатерку на кухне. Все рвал. И бумажка моя ему под руку подвернулася. Я выдирать, да его, собаку, разве остановишь? Он хоть и дохлый, но по пьяни — ого-го! Чисто конь с яйцами, а не бухарик заморенный. И откуда силища такая берется, не пойму. — Галя часто задышала в приливе благородного возмущения. — Ось так и порвал. Я ору, шо же ты, подлюка, робишь, это же документ, а он…

— Стоп, не катит! Он два дня в реанимации, — осадил ее Алексей.

— Так два дня назад оно и было, — не смутилась Галя. — Все порвал и свалил к дружкам. Пока он лютовал, я у соседки отсиделась. Прихожу — все вверх дном. Только убираться начала, дружки прибежали, ага, говорят, мужайся, Галина, Соколов твой помирает. Я зараз в в больницу, сутки там у палаты просидела. Сегодня пришла, убираться начала — вот тебе раз! Гляжу, всю регистрацию мне, нехристь, попортил.

Алексей старательно погасил улыбку.

— Ну, это уже лучше.

Для себя решил, что, когда расхлебает эту бодягу, информатора из Галины он лепить не будет. С таким талантом к вранью на голубом глазу надо двигать в политику, а не в агенты.

Достал мобильный, набрал номер отдела.

— Вован? Колесников на связи. Минут через пятнадцать к тебе подойдет гражданка Нечепорюк. Да, та самая. — Алексей не стал воспроизводить для Гали те восемь эпитетов, что с ходу впарил по ее адресу Волков. — Горит желанием забрать заяву. Что значит, вот так новость? Осознала гражданка… У меня к тебе просьба, Вова. Помоги ей в этом благородном деле. Сам не могу, мне в два адреса разом успеть надо. По делу на Авиационном. Все вопросы к Костику. Что положено, она принесет. Да, потом отведешь ее к Голоштану. У нее какая-то проблемка с регистрацией. Вова, надо. И ему скажи, надо. На его долю она тоже принесет. Угу. Молодец, что так быстро сообразил.

Он отключил связь, сунул мобильный в чехол на ремне.

— Ну, что ты, Галя, на меня уставилась? Беги, пока все не переиграли.

Галя суетливо стала собирать вещи. Наклонившись над коробкой с помидорами, вдруг замерла, вскинула голову.

— Лешенька, а как я в отделение войду? Ведь заарестуют без регистрации.

Алексей долго выдохнул.

— Глупая ты женщина, Галина. И глупость твоя меня уже достала. Скажешь, что идешь к начальнику отдела уголовного розыска Владимиру Ивановичу Волкову, — Подумав, что не стоит скромничать в столь благородном деле, как снятие «висяка» с родного отдела, добавил: — Идешь по делу, которое ведет старший опер Колесников. Пропустят обязательно.