Внутри избушка, несмотря на свой порядком запущенный вид, была довольно уютная; было только непонятно, когда её покинули хозяева: повсюду, кроме маленькой кухоньки, лежал густой слой пыли. Зато в подполе, люк которого Эгле нашла сразу, словно это был её собственный дом, друиды обнаружили настоящее изобилие съестных припасов. Тщательно увязанные мешки с крупой, бочонок с медом, соль, какая-то сероватая мука неопределенного происхождения и ещё кое-какие продукты, которые могут долго не портиться и не плесневеть, - все это давало друидам возможность в первые дни не умереть с голоду на острове, который покуда представлялся Яну необитаемым. Впрочем, Травник предположил, что на остров могли иногда заходить рыбаки, а в охотницких и рыбацких обычаях всегда было оставлять небольшой запас еды и кресало для огня в тайниках на лесных заимках или в старых избушках, невесть когда и кем срубленных. Их было немало на диких северных островах. Нашлись в подполе и несколько связок длинных свечей, правда, порядком изломанных, но вполне годных. Так что так или иначе, а у Яна, порядком приунывшего после безрезультатных блужданий по комариным лесам и обветренным скалам, стало немного спокойнее на душе, появилось чувство уверенности, чего нельзя было сказать об Эгле и Збышеке. Но если девушка, поворчав немного для виду о том, что теперь придется наводить порядок в этом запущенном хлеву, сразу принялась хлопотать по хозяйству, прибираться и приводить избушку в порядок, тихо напевая какой-то грустный мотивчик, то Март молча уселся за стол и принялся мрачно ковырять ногтем струганные доски. Они и без того были порядком изрезаны многочисленными зарубками и испещрены царапинами - видать, уже сиживали за этим столом постояльцы, из тех, что вечно пребывают не в духе. Травник, не обращая внимания на Марта, который уже напоминала мрачную черную тучу, сосредоточенно обследовал избу, каждый её уголок, только ещё стены не простучал. Наконец Эгле довольно невежливо согнала Марта с колченогой табуретки, вручила ему помятое ведро, которое она отыскала в подполе, и отправила за водой. Тот подчинился, но по угрюмому взгляду, которым Збышек одарил девушку, Коростель понял: неприятного разговора не миновать. Причиной его было давешнее решение Травника остаться на острове, которое и привело их в эту избушку. Ян сокрушенно вздохнул и принялся помогать Эгле хозяйничать на кухне, однако вскоре едва не схватил оплеуху, увернулся от шлепка мокрой тряпкой и под гневные требования не путаться под ногами выскочил из избы как ошпаренный. Смущенный и обуреваемый уязвленной гордостью бывшего домоседа, Ян неспешно побрел к озеру, благо оно было рядом и от него за версту веяло покоем и тишиной лесной воды.
Между тем за всеми хлопотами друиды и не заметили, как стало смеркаться. К этому времени деревянный дом если и не сверкал чистотой, то, во всяком случае, выглядел вполне опрятно: полы заметно посветлели, паучьи тенета и пыль исчезли, а из кухни вкусно пахло кашей. Эгле раскраснелась, разрумянилась, и настроение у неё основательно улучшилось, зато Март по-прежнему дулся и за едой хмурился и
сосредоточенно ковырял своей любимой деревянной ложкой в миске с кашей.
Некоторое время Травник внимательно смотрел на молодого друида, затем вздохнул и слегка хлопнул ладонью по столу.
- Я понимаю твое недовольство, Збышек. Но все уже порядком устали, а у нас теперь все-таки появилась крыша над головой. Поэтому сейчас будем спать. Первым дежурит Март. Я второй, последним - Ян. И давайте обо всем поговорим завтра.
Никто не проронил ни слова. Эгле быстро убрала со стола, а Травник, Збышек и Ян отправились навешивать двери.
- Ума не приложу, кому понадобилось снимать их с петель, - прокряхтел Коростель, когда они с Мартом с трудом взвалили на плечи одну тяжеленную створку.
- Видимо, бывший хозяин был не в меру широк или же растолстел так внезапно, что однажды просто не смог пройти в двери, - мрачно предположил Збышек, помогая Травнику вставить дверь в петли.
- Или же выйти, - добавил Травник, осторожно раскачивая створку из стороны в сторону и подбивая её кулаком.
- Так и мы тут, растолстеем как бочки, на каше да на меду, - процедил сквозь зубы Март, мрачно сопя и всем своим видом выражая явное неудовольствие.
- Об этом мы с тобой можем ночью поговорить, после первой стражи, сухо заметил Травник. - Но сначала ты подумай, пошевели мозгами, зачем мы все-таки на этом острове и что в наших силах сделать сегодня, а что завтра. А теперь давай-ка спать.
Все, кроме Збышека, улеглись, и последнее, что запомнил Коростель, глубокое дыхание лежащего рядом Збышека. Эгле устроилась спать в кухоньке, заявив, что рядом с мужчинами, конечно, было бы спокойнее, но уж слишком громко они храпят, так что и сторожей не надо - все лесные звери в страхе обойдут избушку стороной. Травник лег в сторонке, под оконным проемом, который Эгле затянула полотенцем - слишком хрупкой защитой от лесных комаров.
"Ладно, хоть кладбища отсюда далеко..." - подумалось Яну, и он тихо и незаметно погрузился в глубокий и тревожный сон.
Ян стоял в осеннем поле, на грязноватом и мокром от мелкого, моросящего дождика жнивье. Холодный и влажный северный ветер продувал его до костей, но он недвижно застыл посреди колючего желто-серого поля, широко раскрытыми глазами глядя на того, кто сейчас был перед ним. Напротив Коростеля стоял журавль. Большая длинноклювая птица, склонив голову, внимательно наблюдала за ним, изредка осторожно переступая тонкими суставчатыми ногами по жесткому ковру жнивья. Она не улетала, а только смотрела на Яна, словно что-то в нем притягивало её, и это явно не было простым птичьим любопытством. "Стрижи очень быстрые, аисты очень добрые, журавли очень пугливые..." - вспомнилась Яну какая-то фраза из далекого-далекого детства. И тут "очень пугливая" птица неожиданно смело шагнула к нему и подняла клюв. Клюв был идеально прямой, как показалось Яну, чуть-чуть приплюснутый с боков и весьма острый. И этот клюв был нацелен Коростелю прямо в сердце.
Ян облизнул разом пересохшие губы. Он вдруг понял, что впервые видит перед собой такую крупную, чуть ли не в его рост, птицу, которая...