Эллен вышла через черный ход. На ней было что-то очень легкомысленно-пестрое, но смотрелось здорово. Босоножки на высокой платформе (внимание, каблук), сумочка. Ладно, это он предусмотрел.

Она зевала на ходу и почти сразу уснула, забравшись на сидение.

Бамц, сумочка улетела в ближайший мусорник на перекрестке. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Скорее всего, там был паспорт, кредитка, телефон, и тысяча других необходимых женских вещей. Что ж, эти документы ей больше не понадобятся. А личные вещи – ты уж прости.

Теперь туфли. Он успел осмотреть их – толстая сплошная подошва, каблук встроен в платформу, две белые ленточки держат все это сооружение на ноге.

- Эллен, Вам будет удобнее, если Вы разуетесь, - говорит он ей.

Она недовольно бурчит, но расстегивает пряжки и засыпает снова. Прощайте туфли. Он захватил шлепки взамен – обычные дешевые шлепки из магазина на окраине. Они будут великоваты на ее ноге.

Платье. Это уже сложнее: невозможно сказать женщине, которую уважаешь, «разденься, я проверю на тебе маячки» - прямо на улице в пять утра.

Из Мендосы выехали по тринадцатому маршруту. Узкая шоссейная дорога вела к подножию гор, пыль, прибитая росой, начнет подниматься позже. Заросли кустов высотой в полметра, разбросанные там и тут деревья, темнели на фоне синего неба, мелькали мимо машины, как силуэты притаившихся в засаде разбойников. Миновали ручей, оставили позади небольшое ранчо.

Постепенно дорога стала подниматься вверх, и приблизились горы. Их изогнутые складки, похожие на смятую с утра постель, прорезала узкая линия пути, вьющаяся и с каждым поворотом поднимающаяся все выше. За холмами лежала чаша гладкого спокойного озера – оно мелькнуло и исчезло. Снова долина и лежащие по бокам белесые хребты. Все так изменчиво, и, в то же время, однообразно здесь.

В маленьком городке Успальята с ними случилась неприятность – случайно пролилось кофе, купленное на заправке. И надо же – на платье! Безнадежно испорчено, ничего не поделаешь. Мужчины так неловки в важных вещах!

Было еще слишком рано, чтоб ломиться в магазины. По счастью, Фред оказался страстным рыбаком, и как раз недавно ездил на озеро с племянником, чьи запасные штаны и рубашка все еще валялись в багажнике. Переодеться удалось в туалетной кабинке.

Туговато в бедрах и длинно везде в других местах. Штаны пришлось подворачивать, рукава закатывать, полы связывать. Тот еще вид. Куда-то пропали туфли, шлепки болтались, еле удерживаясь на пальцах ног.

А белье пришлось оставить - придумывать племянницу он не рискнул. Это, пожалуй, было самое смешное похищение женщины в истории.

В Успальяте машина свернула на международную трассу, теперь это была асфальтированная дорога в несколько рядов. Начинался рассвет, вдоль дороги высокими рядами стояли тополя, их то и дело обгоняли автобусы и большие вантажи. Эллен ничего не спрашивала о дороге, она вообще сидела тихо, и он не знал – была ли это сонливость, усталость, страх или осознание ситуации. Он вообще плохо ее понимал. Иногда казалось, что вот – все просто, а потом оказывалось, что думает она и говорит совсем не о том. Одно было не так, как раньше – не возникало никаких ассоциаций с Рамоной. Эллен была слишком собой, и с ней не приходилось заполнять пустые лакуны образами прошлого.

Наступил рассвет, и разгоралось утро. Утро в горах, в громадах камней, сплошной пелене неба - свет заливал огромные пространства плоскогорья, равнин, снова чуть затенялся ущельями, опять вырывался наружу над лентами рек, разветвляющихся и переливающихся, как эта дорога, как сама жизнь. Ничего чужеродного не бывает в пути.

Только сейчас она поняла, что жить нужно только в горах. Непонятно, конечно, как жить – далеко от городов, от уюта электричества, цивилизации и маленьких магазинов – но эта жизнь казалась более настоящей, чем сами города и магазины. Хотелось и смеяться и плакать от осознания фальшивости прошлого, от нереальности этих минут, от того, что они закончатся и потому еще, что оставаться в них все равно было бы невозможно. Потому она и молчала.

Границу пересекли около восьми. Машина остановилась на несколько минут, к ним подошел человек, что-то спросил и сразу отошел.

- Что это? – спросила она.

- Мы проехали в Чили.

- Это Чили? Граница? А разве мы не должны были…?

- Нет, не должны.

- Все равно, я, наверно, должна показывать документы…

Только тогда она заметила пропажу сумочки.

В Сантьяго прибыли уже после девяти.

- Раз уж у меня ничего нет, остановите тут и дайте мне денег, - сказала она напротив небольшого магазинчика. И снова он не был вполне уверен, дуется она, смеется или говорит серьезно.

Зашли в магазин, она купила себе два платка, одним обвязала бедра, а второй накинула на голову. Некоторым женщинам не идет платок – ее он просто уродовал.

- Вы зайдете со мной? – спросила она.

- Нет, это не моя церковь. Я подожду Вас здесь.

- Хорошо.

И она ушла.

За этим они и проделали такой долгий путь. Территориально это была ближайшая к Мендосе русская церковь. Но будь это даже не так, он все равно не повез бы ее в Буэнос Айрес, где так сильно влияние Марго или даже – в далекий Посадос, где ничего невозможно предугадать.

Это не его церковь и не его жизнь, но ему было приятно проделать такой долгий путь рядом с человеком, с которым можно так уверенно молчать. И ему была приятна ее просьба, она сама, и даже весь этот беспокойный мир, в котором можно что-то для кого-то сделать и не быть понятым ложно.

До чего же светлое утро!

Ее не было очень долго, Эйрик устал ждать. Потом ему пришло в голову, что ее могли выкрасть прямо из церкви, вывести через другой вход, здесь, в нескольких метрах от машины.

Он вбежал следом. После яркого утреннего света полумрак ударил по глазам. Необычный щекочущий запах наполнил ноздри, пели люди. Музыка казалась одновременно грустной, величавой и зовущей. Высокий купол, украшенный росписью, стены, позолота, мерцание свеч, музыка, мрамор пола, звон, шорох, перешептывание – все нахлынуло волной, в памяти вдруг выстрелил образ: вот он с матерью идет в храм на мессу, ему десять лет и мама еще молода и … жива.

Но где же Эллен? Людей не очень много, хотя и больше, чем в знакомых ему храмах. Кто-то стоит, кто-то сидит на стоящих рядами скамеечках. Стоят группками, большей частью женщины. Он переходит от группы к группе, всматриваясь в лица – во многих, нет, в большинстве была сосредоточенность и спокойствие. То спокойствие и та умиротворенность, которые поразили его в Эллен там, в кабинете Марго. Та легкость, которую он знал и любил в Рамоне.

Лучи света упали из верхних окон на плиты пола, высветили пылинки в воздухе, убранство икон у стены и лица женщин, среди которых была Эллен. Вот люди запели – быстро, многоголосо, в тон. А он стоял и смотрел на нее до конца службы.

Служба закончилась. Эллен обернулась и подошла к нему.

- Подождите меня, пожалуйста, где-нибудь тут, - сказал он, - только не выходите на улицу. Я долго ждал Вас, теперь Вам придется ждать меня.

Ему нужно поговорить со священником.

- Спасибо, что привезли меня сюда, - сказала она потом, когда они вышли на воздух и стояли у машины, еще на полпути между прошлым, которое уже ушло, и будущим, которое еще не началось.

- Нет, Вам – что Вы привезли меня сюда.

Ведь это правда. Не важно, кто кого привез. Иногда люди, которых мы провожаем, оказываются лишь формальным поводом куда-то прийти.

- Эллен.

- Да?

- Вы верите мне?

- Н-не знаю…

- Мне нужно, чтоб Вы сделали для меня кое-что. Мне нужно, чтоб Вы поехали со мной, в мой дом и оставались там примерно сутки. Только сутки. Никуда не выходя и выполняя все, что я скажу.