— Хорошо, заправлюсь где-нибудь подальше! А теперь не изволите ли закрыть дверцу и дать мне уехать, пока меня кто-нибудь не увидел? Вам самому нет смысла задерживать меня. Что как нелегкая принесет кого-нибудь из знакомых?

Падди сжал челюсти так, что заиграли желваки.

— В следующий раз, собираясь в торговый центр за молоком в субботу, я дважды подумаю, — фыркнул он. — Но помните, что я сказал, Брайди Малколм. Убирайтесь из Гринвуда и держитесь от него подальше. И не вздумайте даже пытаться вступить в контакт с Крис! — Он с грохотом захлопнул дверцу.

Брайди выжала первую скорость, включила дворники и тронулась, не оглядываясь назад. Пальцы ее сжимали руль с такой силой, будто это горло Падди. На выезде с автостоянки она повернула направо. На шоссе, ведущее прочь из города.

Прочь от Кристин Мэри Корнби. В миру Крис. Прочь от Падди и Пегги Корнби, супружеской пары, вот уже почти тринадцать лет считающейся ее родителями.

С этим Падди может жить только незаурядная женщина. Что представляет собой Маргарет Корнби? И хорошая ли она мать?

Красива ли она? Едва ли Падди женился бы на некрасивой женщине. С другой стороны, он назвал ее, Брайди, красивой… Что бы это значило?

Отъехав с милю от Гринвуда, проезжая мимо отделанной пластиком баптистской церкви и ярких бутиков, пытающихся привлечь внимание туристов, Брайди остановилась. Было уже полвторого. Она ничего не ела с утра, а двойное мороженое смыло дождем с капота Патрикова вездехода. Надо бы купить сандвич. А потом немного подумать.

Сандвич она решила съесть на площадке для пикников на побережье. Она нашла местечко в конце ряда столов. Там она чувствовала себя в большей безопасности. Присев на влажную скамейку, она принялась за еду. Падди не имел права приказывать ей. Она всегда лезла на дыбы, когда кто-нибудь пытался командовать ею. Ее мать вечно командовала ею, а любви от нее было не дождаться. Брайди и сама считала, что ее дочка — плод мятежа.

Сандвич оказался вкусным. По веткам деревьев скакали неугомонные гаички, оглашая площадку несмолкаемым стрекотом. Брайди потихоньку пришла в себя, и то, что она сегодня узнала, уже не будоражило ее так, как час назад. Итак, ее дочь зовут Крис. Крис так похожа на Брайди, что Падди велел Брайди немедленно покинуть город. Он боялся, что кто-нибудь увидит ее и поймет, что она мать Крис. Он как огня боялся встречи Брайди с Крис. Отчего сердце у нее разрывалось. И она испытывала чудовищную муку.

Брайди с содроганием вспомнила вопрос, на который Падди так и не пожелал ответить. Вопрос исключительно важный. Может, самый важный. Счастлива ли Крис?

Он уклонился от ответа, переведя разговор на имя ее дочери. Умышленно ли он это сделал или нет? А если умышленно, то почему? Чтобы ввести ее в заблуждение? Или здесь что-то еще, более темное?

Брайди задумчиво жевала сандвич. Перед глазами у нее всплыл образ Падди. Она вдруг поняла, что там, на автостоянке, и даже тогда, когда их разговор принял неприятный оборот, она все пыталась найти слово, которое охарактеризовало бы его. Она перебрала несколько определений — «самонадеянный», «сексуальный самец», — и все они по-своему отражали какую-то сторону его личности. Сюда же можно присоединить эпитет «опасный».

Это вовсе не означало, что она приняла Падди за потенциального убийцу. Не в этом дело. Но лично для нее он особо опасен на каком-то глубинном уровне.

Что это? Его сила? Да, эта его непробиваемая целеустремленность унижала ее. Чего стоит одно его презрительное к ней отношение.

Пожалуй, вот где собака зарыта. Сила, вернее властность, — вот то слово. От этого человека так и исходит сила. Во всем его облике, в движениях, жестах дает себя знать скрытая в нем сила; это человек, привыкший властвовать.

Элизабет Малколм тоже любила власть. Брайди приложила немало сил, чтобы не позволить этой властной силе погубить ее жизнь, чтобы не стать такой же неприкаянной и нелюбимой, как ее мать.

Брайди доела остатки сандвича, запила его яблочным соком и пошла к машине. Покопавшись в рюкзаке, она достала шарфик и накрутила его на голову наподобие чалмы, чтобы спрятать под ним волосы. Потом достала из бардачка темные очки и красную губную помаду. Надев очки и накрасив губы, она взглянула на себя в зеркальце и удовлетворительно усмехнулась. Она ни капли не походила на ту женщину, что покупала мороженое под проливным дождем.

Свернув с площадки для пикников, она повела машину обратно в Гринвуд. На этот раз у нее в голове созрел четкий план.

Она проехала через весь город, высматривая темно-синий «лендровер». Подъехав к бензоколонке, она попросила налить полный бак, сказав как бы между делом, что ищет Падди Корнби.

— Не подскажете часом, как его найти?

— Чего проще, — ответил заправщик. — Как доедете до развилки, поверните налево, на Уитни-стрит. Его дом в километре от развилки. Большой одноэтажный дом над бухтой, крытый кедровым гонтом. Дивное местечко. Проверить масло, мисс?

— Нет, спасибо. — Помолчав, она проговорила: — Я знавала его еще, когда мы учились в колледже. Давно не видела его.

— Да, такое несчастье с его женой, правда?

Рука Брайди, державшая кошелек, дрогнула.

— Я… я ничего не знаю… А что случилось? Я здесь проезжала и думала, что увижу их.

— Как же, она скончалась уже как два года. Рак. Буквально сожрал ее в два счета. Может, оно и к лучшему, кто знает.

— О, — только и произнесла Брайди. — Простите. Я ничего не знала.

— Жалко девочку. Это для нее такой удар. Да и для Падди тоже. С вас ровно семь долларов, мисс.

Брайди сунула в руки бензозаправщика деньги и сказала:

— Пожалуй, лучше позвонить сначала. А то свалилась бы как снег на голову. Спасибо, что сказали.

— Не за что. Желаю удачи. Денек хороший.

— Славный, — пробормотала Брайди, хотя не могла согласиться с этим замечанием. Денек удачным и хорошим не назовешь.

Повернув от бензоколонки к городу, она спросила первого встречного, где средняя школа. Минут через десять она составила план городка и прикинула, каким маршрутом Крис Корнби ходит из дома в школу. Только после этого Брайди поехала домой.

Темно-синий «лендровер» ей на глаза не попался. А проехаться мимо крытого кедровым гонтом бунгало на берегу бухты ей не хватило мужества.

Падди Корнби вдовец. Уже два года. А это означает — если, конечно, у него нет подруги, — что Крис без матери.

И хотя интуиция подсказывала Брайди, что Падди не из тех мужчин, которые заводят на стороне любовниц, уж во всяком случае не при малолетней дочери, та же интуиция подсказывала ей, что многие женщины не прочь бы занять его пустующее супружеское ложе. Чтобы утешить его. В постели и вне постели.

В постели? Брайди, о чем это ты? Побойся Бога. Падди и постель — это сочетание для тебя опасно. Ты дала зарок обходить мужчин стороной много лет тому назад, и даже думать о Падди в таком плане чистое безумие. Тебя интересует Крис, и только Крис.

Он не сказал ей правды. Он оставил ее при мысли, что у Крис есть родители — и отец и мать. Что все у них нормально, все как у людей. Мать, отец, дочь — и нет места Брайди.

Помимо острой печали при мысли о безвременно ушедшей молодой женщине Брайди чувствовала, как в ней растет гнев. Крис осталась одна, без матери. А Падди всеми силами пытается воспрепятствовать видеться с Крис той, кто ее родил и кто вправе притязать и на свою долю.

Притязать на Крис.

В понедельник утром около восьми Брайди подъехала к развилке дороги, ведущей из Гринвуда. Налево, как значилось на указателе, шла Уитни-стрит. Она свернула на Уитни-стрит. Она ехала на сером «форде» своей лучшей подруги Шэрон, которую еще вечером уговорила на денек махнуться машинами.

Падди Корнби даже не заметит, что мимо его дома проехал серый «форд».

Брайди покосилась на спидометр, и сердце у нее учащенно забилось. Корнби живут в километре от развилки, если верить человеку с бензоколонки. Уитни-стрит представляет собой красивую асфальтированную дорогу, которая огибает бухту. По обе стороны разросся вечнозеленый кустарник. Семьсот метров. Восемьсот. Девятьсот. На взгорье она увидела большой одноэтажный, крытый кедровым гонтом дом. На столбике с почтовым ящиком аккуратными буквами выведено: «Корнби».