Во многих прочитанных им книгах говорилось о любви. Ради того, чтобы найти возлюбленную, пускались в путь отважные воины. Они бились с драконами, слушались советов волшебниц, выдерживали все испытания, которые устраивали им злые невидимки в заброшенных замках, вызволяли из беды зверей-помощников, раскрывали коварные замыслы соперников и недоброжелателей, добывали волшебные камни и перстни, боролись с преграждавшими им путь черными оборотнями и духами ночи. Ради любви мастерил себе крылья и летел на Диолу отважный Ликант, преодолевая холод небес, горячим своим сердцем согревая пустоту. Не побоялся вторгнуться в дали Загробья певец Уллиной, не пожелавший смириться с уходом ненаглядной Аэллии. Страсть ваятеля Олгринда оживила бездушный камень статуи. В пламени войны отбил предводитель островитян Ард Сокрушитель похищенную у него прекрасную Иннемену…

И не только из книг знал Аленор о любви. Были у него и детские увлечения, было когда-то и неразделенное томление подростка по хрупкой большеглазой альдетте Олеллии, живущей в замке за Зелеными холмами. Были, были и другие встречи – на музыкальных вечерах, на турнирах – прелестное личико в ложе зрителей, – в грандиозном театре Имма, на весеннем празднике Возрождения… Пронзающий сердце взор – и сладкая пустота в груди, и туман в голове, и горят щеки, и хочется во весь опор лететь на коне, куда глаза глядят, и доскакать до заходящего солнца… и тоже, подобно Ликанту, добраться до Диолы, пройти черными полями Загробья, сразить двадцать тысяч драконов и положить к ногам возлюбленной ожерелье из самых красивых и самых недоступных звезд.

«Зазвенела душа, как струна… Нет, не будет мне в жизни покоя… За туманной и зыбкой мечтою… за манящей и нежной рукою… устремилась, помчалась она… Дней иных наступает отрада – так назначено мудрой судьбой… И в цветенье нездешнего сада… мы уйдем неразлучно с тобой…»

Да, такие и еще десятки, сотни подобных строк сами собой рождались в его голове, когда он бродил по холмам или сидел у реки, или выходил на галерею своего замка, погружаясь в ночную темноту и слушая голоса звезд…

И все-таки, и все-таки… Сердце ныло, сердце томилось, сердцу мало было туманных мечтаний, и не хотело, не желало оно удовлетвориться тем, что есть: прелестными личиками на музыкальных турнирах и в театрах, на праздниках и у шумящих фонтанов Имма. Сердцу хотелось чего-то большего, чего-то нездешнего, чего-то обжигающего, пронзающего насквозь…

«Где мне искать ту девушку? – думал Аленор, лежа в постели и широко открытыми глазами глядя в темноту, словно стараясь увидеть там образ той, которую предрекла ему мерийская гадалка. – И есть ли она действительно на свете?»

Сон не шел к нему. Темнота была плотной, как тяжелая ткань портьер, а от ночной тишины слегка звенело в ушах.

«Где мне искать ее?..»

– Вспомни похороны и черную книгу, Аленор. В книге содержится знание…

Голос, внезапно раздавшийся в темноте, был тих, но слова прозвучали отчетливо. Было непонятно, кому он принадлежал: мужчине или женщине? И был ли вообще этот голос или слова родились в душе Аленора?

Юноша некоторое время лежал, замерев и вслушиваясь в темноту и тишину, но в комнате больше не раздавалось ни звука.

«Что это? – затаив дыхание, подумал молодой альд, чувствуя, как неистово колотится сердце. – Кто это сказал? Почудилось?»

Ему почти удалось убедить себя в том, что он просто задремал и слова прозвучали во сне. Но уж слишком явственно он слышал их… Почему-то стараясь не шуметь, юноша откинул тонкое одеяло, встал и зажег светильник. В бледном, слегка дрожащем свете он осмотрел спальню, но никого не обнаружил. Все стояло и лежало на своих местах, и не было в комнате места, где мог бы скрываться кто-то посторонний.

Обойдя спальню и осветив все углы, заглянув под кровать и за кресло, Аленор открыл тихо скрипнувшую дверь и вошел в соседнюю комнату, где на столе по-прежнему стояла посуда с остатками его недавнего ужина. Там тоже никого не было.

«И не могло быть», – заверил себя юноша и только сейчас почувствовал, как стекают по шее под волосами теплые капли пота. Он не считал себя трусом, но мурашки бегали у него по спине и было ему очень не по себе. Откуда могли донестись эти слова?..

Осмотрев комнату и не найдя ничего необычного, Аленор выглянул на пустынную площадку с каменными вазами и, никого не обнаружив и там, вернулся в спальню. О том, чтобы лечь и заснуть, он теперь и не помышлял – взбудораженное сердце не желало умерить свой пыл и продолжало вырываться иэ груди. Поставив светильник на пол и присев на широкий подлокотник кресла, юноша принялся раздумывать, что могли означать прозвучавшие в ночи слова, произнесенные неизвестно кем.

«Вспомни похороны и черную книгу… В книге – знание…»

Чьи похороны он должен вспомнить?

За свои восемнадцать лет Аленору довелось увидеть не так уж много прощаний с ушедшими и проводов в Загробье. Бабушка, альдетта Вирнона. Отцовская сестра, альдетта Арденсирра. Сестра матери, альдетта Даутиция. Давным-давно, на Восточном побережье – еще какой-то дальний родственник… Утонувший в море товарищ по отроческим забавам альд Селандан… Угодивший под горный обвал другой приятель прежних лет – альд Горрингрот… И конечно – отец… Веселый и добрый отец, которому просто нельзя было не подражать, на которого хотелось походить во всех мелочах… Прощание с ушедшими в храмах, горсти земли на крышку гроба, поминальные трапезы и последняя песня, которую отлетевшая душа должна услышать в начале долгого пути по Загробью. Но как связаны все эти прощания с книгой и что это за книга?..

Черное небо за окном уже начало едва заметно светлеть, хотя до настоящего рассвета было еще далеко. Розовый полумесяц Диолы повис у самого горизонта, словно высматривая спящее солнце. Мысли юноши сбивались, растекались, кто-то говорил с ним, кутаясь в темный шуршащий плащ…

Аленор вздрогнул и открыл глаза, чуть не свалившись с подлокотника кресла.

«Черная книга… – отрешенно подумал он. – Черноглазая Юо… Черная куртка Дата, сына Океана… или сына Ночи?.. Ночью все книги… черные…»

Оставив светильник на полу, полусонный Аленор добрел до спальни, на ощупь добрался до постели, повалился на откинутое одеяло и уткнулся лицом в подушку. Больше он уже ни о чем не думал – он спал и видел какие-то странные, совершенно неуловимые и невразумительные картины, и невесть откуда взявшееся слабое пламя обжигало его обнаженную грудь – это саднили порезы, полученные в неожиданной схватке с сыном Океана; Дат держал в руке огромную черную книгу, и на ее обложке кровавились непонятные слова: «похороны знания должны тебя убить»…

Потом все неясные картины смешались в одну, исчезли, и на смену им пришли легкие привычные сны, хотя и такие же ускользающие, но напрочь лишенные тревоги, приятные и освежающие.

«Алено-ор, – ласково и нежно проговорила-пропела светловолосая незнакомка. – Я жду тебя. Найди меня, Алено-ор…»

Она погладила его по плечу, робко, неуверенно – и юноша сразу проснулся от этого прикосновения. В спальне было светло, за окном голубело безукоризненно чистое утреннее небо, и медленно кружили в небе небольшие белые птицы. Возле кровати стоял глонн. Его бурая шерсть была аккуратно прилизана, круглые желтые широко расставленные глаза под покатым лбом доброжелательно и чуть печально смотрели на юношу. Может быть, и не было в них никакой печали, но Аленору всегда казалось, что глонны помнят свое прежнее существование и чувствуют вину. Как обычно, в это очередное утро поминального месяца глонн сжимал в лапе маленький серебряный крест: альдетта Мальдиана извещала сына о том, что готова к встрече у часовни, в которой покоился прах альда Ламерада.

– Возьми там, на столике, – сказал Аленор, забирая крест у глонна. – Спасибо, что разбудил.

Глонн кивнул и враскачку засеменил к стоящему у стены круглому белому столику, на котором лежали гребни, перчатки, обручи и упругие кольца для волос и вперемешку теснились флаконы и баночки с разными ароматическими притирками и целебными мазями. Лапа глонна на мгновение нерешительно замерла над этой разноцветной россыпью, а потом ловко выудила из-под лежащей на столике тонкой перчатки серебряный крестик Аленора, почти такой же, как материнский, только с круглым пятнышком голубой эмали в центре – Аленор родился в год Голубого Неба, завершающий год Цикла Стихий Природы.