– Можешь идти, – разрешил юноша и взглянул на массивный бронзовый диск висящих на стене над дверью часов. – Я сейчас. Буду без опоздания.

Умываясь и поспешно одеваясь, Аленор пытался вспомнить свои сны, однако память о них, как обычно, почти стерлась при пробуждении. Но он хорошо помнил другое: таинственный голос, прозвучавший в ночи. Он был уверен, что голос ему не почудился, не приснился, и почти не сомневался: все, что произошло с ним вчера, произошло неспроста. Взятые по отдельности, сами по себе, события могли быть случайностью, но отстранившись от них, поднявшись над ними, представив их в совокупности, поневоле задумаешься о невидимых нитях, которые соединяют их, и где-то в отдалении, возможно, сходятся в одной точке; эти нити зажаты в чьей-то руке… Случайным может показаться лесной орех, упавший тебе на голову. Но посмотри вверх – чьи босые ноги мелькают там, в гуще листвы? Не твоего ли вихрастого приятеля-одногодка из недалекого селения? А поразмысли, почему это ему вздумалось вдруг обстреливать тебя орехами – и поймешь: это его ответ на то, что ты вчера при всех мальчишках бесцеремонно оттолкнул его и первым залез в ту пещеру в овраге…

Хотя все, возможно, совсем по-иному: никто не целился в твою голову увесистым орехом – просто он случайно сорвался с ветки, которую, тоже случайно, задел твой приятель, залезший на дерево, чтобы высмотреть, резвятся ли на поляне дикие поросята, и ведать не ведающий, что ты как раз в этот момент проходишь мимо…

Чувствуя, как вновь охватывает его вчерашнее смятение, Аленор торопливо причесал перед высоким зеркалом свои длинные волосы, собрал в пучок на затылке и покинул спальню.

Нежное, без единого облачка небо над серыми башнями замка предвещало хороший день. Двое глоннов у стены подрезали разросшиеся кусты, еще один осторожно передвигался по лужайке, поливая траву из огромной зеленой лейки. За распахнутыми настежь окнами кухни раздавался стук кастрюль. На балконе под самой крышей стояла альдетта Радлисса – мать альда Карраганта – с распущенными жидкими волосами, в длинном халате, поблескивающем золотым шитьем. Закрыв глаза, она протягивала руки к невидимому еще за холмами солнцу – набиралась жизненной силы, которую будет тратить потом в течение дня на составление разных комбинаций в замысловатой и почти бесконечной игре «сто дорог».

По дорожке, посыпанной крупным светлым песком, привезенным с побережья, Аленор направился к высокой внешней стене. Альдетта Мальдиана неподвижно стояла у входа в часовню – высокая, с девичьей фигурой (облегающее темное платье подчеркивало ее тонкую талию), с безукоризненно уложенными волосами, скрепленными изящной заколкой из темно-коричневого сплава, похожего на застывшую смолу. Лицо ее было бледным, свежим и моложавым, лишь тонкие лучики едва заметных морщинок застыли в уголках глаз.

– Приветствую тебя, мама. – Юноша наклонился и прикоснулся губами к прохладному виску альдетты Мальдианы. От ее волос веяло слабым ароматом цветов.

Альдетта Мальдиана провела ладонью по щеке сына и поцеловала его в лоб.

– Приветствую тебя, Аленор. Ты поздно вернулся вчера?

– Нет, не очень. Во всяком случае, дядюшка еще не спал и сразу же набросился на табак.

Аленор решил не говорить матери о том, что случилось с ним на лесной дороге, а уж тем более о таинственном голосе, прозвучавшем в ночной тишине. Вспомнив слова Фалигота, он сказал другое:

– Просьбу твоего мужа, – «твоего мужа» он произнес с нажимом, – я выполнил: ему найдут замену на турнире.

Альдетта быстро взглянула на сына и Аленор пожалел о тех словах, что сорвались с его языка, потому что заметил в глазах матери тяжелую тягучую давнюю боль. Он порывисто схватил мать за руку и неожиданно для самого себя спросил:

– Мама, можно задать тебе один вопрос?

Альдетта Мальдиана высвободила ладонь, подняла голову, сказала сухо:

– Не время и не место, Аленор. Идем.

Она медленно направилась к дверях часовни, ступая очень ровно, демонстрируя своей неестественно прямой осанкой отчужденность и неприступность. В словах матери юноше почудились укор и обида. Продолжая мысленно ругать себя, молодой альд догнал Мальдиану и, открыв дверь, пропустил ее вперед.

Они стояли на коленях в полумраке, который не могла рассеять одинокая свеча над черной, тускло блестящей плитой, и шептали слова молитвы за ушедших внезапно. Слышала ли эти слова душа, скитающаяся по Загробью, слышал ли Тот, Кто распоряжался ее дальнейшей судьбой?

Юноша был уверен, что их шепот доходит до Высшего Распорядителя и до нетленной сущности отца, сокращая и сглаживая ее нездешние пути. Что значат десять лет для души? Всего лишь несколько шагов от поворота до поворота…

После первой молитвы они зажгли большие белые свечи во всех четырех углах часовни и, раскрыв толстые поминальные книги, приступили к восемнадцатой молитве очищения. Под тяжелым камнем, глубоко в земле, неподвижно лежало бренное тело альда Ламерада, но готовилось, готовилось уже новое тело – очередная оболочка вечной души, бесценного творения Всевышнего!

Когда мать и сын покинули часовню, тихо закрыв за собой железную дверь, утро уже полностью вступило в свои права. Повинуясь жесту альдетты Мальдианы, Аленор вслед за ней подошел к окруженной кустами беседке.

– Ты хотел задать мне вопрос, – сказала альдетта, опустившись на широкую деревянную скамью и сложив руки на коленях; ее узкие пальцы, унизанные тонкими кольцами, беспокойно пошевеливались, теребя платье. – Что ж, я готова ответить на твой вопрос, Аленор. Сядь и я скажу тебе то, что ты хочешь услышать.

Аленор, почему-то смутившись, присел на краешек скамьи напротив матери и собрался что-то сказать в ответ, но Мальдиана не дала ему произнести ни слова.

– Я знаю твой вопрос, Аленор. Почему я вышла замуж за брата твоего отца, за твоего дядю? – Альдетта выпрямилась и отрешенно посмотрела на кусты. – Почему я вышла замуж за Карраганта?.. – повторила она после недолгого молчания уже с другой интонацией, словно размышляя вслух. – Ты еще молод и не знаешь, как это страшно: остаться одной… Ты не в счет, сынок, – ее печальный взгляд остановил вскинувшегося было Аленора. – И ты не поймешь меня не потому, что не хочешь понять, а потому, что пока не можешь понять… – Она вновь отрешенно смотрела на кусты, медленно перебирая пальцами тонкую серебряную цепочку на груди. – Каррагант начал ухаживать за мной, когда мы еще не были знакомы с твоим отцом. Он и познакомил нас… Была ранняя весна, лил дождь, а мы втроем на конях носились по лесу, а потом разожгли костер и прыгали через огонь… веселились… – Мальдиана улыбнулась, и теперь ее улыбка была не печальной, а теплой. – Пели какие-то сумасшедшие песни, твой отец опалил себе волосы, а еще они бросались друг в друга раскаленными углями… хватали их прямо голыми руками…

Юноша слушал мать, затаив дыхание. Он впервые узнал, что его отец, выходит, просто увел Мальдиану из-под носа брата. И не случись так – он, Аленор, возможно, был бы сыном альда Карраганта! Мать никогда не говорила ему об этом; да разве он когда-нибудь спрашивал ее?..

– Вот и вышло так, что моим мужем стал твой отец. – Альдетта Мальдиана вздохнула и подняла глаза на сына. – В юности нельзя помыслить себе ничего кроме любви, сынок… А потом… Потом хватает и одного уважения…

– Ты хочешь сказать, что согласилась вновь выйти замуж только потому, что уважаешь Карраганта? – недоверчиво спросил Аленор. – Согласилась… без любви?..

– Это очень сложно, сынок, – вновь вздохнула альдетта Мальдиана. – В жизни часто бывает так… достаточно того, что тебя любят… и ты позволяешь себя любить, быть любимой… Все-таки это гораздо лучше, чем одиночество…

То, что Аленор услышал от матери, просто не укладывалось у него в голове. Как же так – жить вместе без взаимной любви?! Разве можно делить ложе – без любви? Быть рядом – без любви?..

– Гораздо лучше, чем одиночество, – скривившись, пробормотал юноша. – Неужели слушать ругань, сносить брань – это лучше, чем одиночество? И еще уважать его за это?