Дмитрий Павлович кивком головы указал на деда.

- Какое мастерство, - притворно отмахнулся польщенный старик, - лепил я его, как бог жабу… Вот вы на тот год приезжайте, посмотрите - такой курень сообразим! - И добавил: - А сейчас, Заряна Сергеевна, раков варить будем. Уважаете?

- Дмитрий Павлович только что наловил, - вставил Игорь. - Целую корзину… прямо руками.

Светлана-Заряна смотрит в лицо Дмитрию Павловичу, весело кивает головой и скороговоркой отвечает старику:

- Уважаю, дедушка, уважаю… Люблю… Скажите, профессор, почему ваши друзья меня Заряной именуют?

- Профессор нам картинку показывал, - поясняет Вера. - Там Заряна нарисована. Ну совсем как вы, и платье даже это самое.

- Только диргем на лбу, - добавляет Игорек.

- Ребята! - ворчливо прикрикнул вдруг дед. - А ну, воды ещё! Давайте вдвоем к ключу… - Он протянул мальчикам ведро и прошипел исподтишка: - Чего человеку отдышаться не даете… Айда!

Мальчики послушно взяли ведро и ушли вниз. А в курене вдруг обнаружилось, что куда-то запропастилась соль, и Вере пришлось бежать за ней в лесную сторожку.

Солнце уже к вечеру. В долине под мысом родились и сгущаются туманные тени. Начались теплые, ласковые августовские сумерки. Здесь наверху ещё светло. Только что на западе скрылось красноватое, остывшее к вечеру солнце, закрыли его густые темно-голубые облака, а над облаками, как прожекторные снопы, отдельные прямые кучки уже не сверкающих, тоже голубоватых солнечных лучей.

Стало очень тихо. Только где-то в поле стрекочет мотор неугомонного комбайна, да нет-нет пронесется ближним большаком торопливый грузовик.

Над рекой застригли, почти касаясь неподвижной воды, быстрые ласточки. Через несколько минут сумеречно станет и на городище.

Жарко горел последний костер, вкусно пахло вареными раками. Игорь вылавливал их из ведра и раскладывал рядами на чистом сене - «чтобы пообсохли».

Дед острым ножом разрезал тонкие ивовые прутья, которыми были связаны верхушки составляющих курень стволов орешника. Стволы медленно распрямились, открывая темнеющее вечернее небо. Куреня не стало. Освободили орешник от наброшенных на него веток и сена - пусть растет, поправляется.

Уселись все вокруг костра, и Дмитрий Павлович начал свой последний в этом году рассказ о славянах древнего городища.

- Печальная вернулась Заряна с Поляновой тризны. Как жить одной? Поклонилась в пояс матери покойного Горюна, упросила старуху переселиться сюда, в осиротевшую хижину.

Снова застыл горн Полянов. И снова ненадолго. Через несколько дней послала Заряна вдову за Горшей.

Страшно было самой без старого умельца приниматься за таинственное дело варки железа. Будет ли благосклонен Сварог - бог огня и железа? Вспомнит ли он, как служил ему верно старый Полян? А она ведь его, Кузнецова…

Загрузили горн. Заряна сама поднесла огонь к смольным завиткам бересты в горне, а потом не кровью кочетовой дарила бога, а положила, как тогда, при первой варке, венок водяных белых лилий.

Ну… и, конечно, удалась варка.

Значит, девушка по-прежнему осталась большим человеком на городище, хоть и не было уже мудрого Поляна, - ей одной ведомы и послушны на городище огонь и железо.

И, как раньше, уступали ей дорогу при встрече земляки, как раньше, только она одна из всех женщин могла смело говорить в кругу старших и, как раньше, слушали старики, что скажет мудрая дочь мудрейшего Поляна.

Почет и доверие не вскружили молодую голову. Только изредка решалась Заряна свою волю поставить выше воли старейшин, лишь тогда, когда это казалось ей необходимым для блага всего городища.

Было однажды: дошли до племени вести - врагами обложено передовое их городище, что стояло в верховьях реки километрах в шестидесяти отсюда.

Не сразу удалось поднять рати на выручку осажденным, не было властного Поляна, некому было сразу встать во главе разрозненных городищенских отрядов, спаять их в одну грозную силу.

Только через десять дней после того, как кочевники в кольцо заперли отдаленное славянское гнездо, подошло к нему на помощь славянское ополчение. Но было уже поздно: городище лежало в дымящихся развалинах, почти все жители были перебиты или уведены в степь - в рабство.

Немногие спасшиеся дети и женщины рассказали, что жажда заставила открыть ночью ворота и броситься в чисто поле в отчаянной попытке пробиться к лесам или дать уйти хоть немногим, пока сильные завяжут в смертной схватке жестоких врагов.

Крепко задумалась Заряна, узнав о страшной судьбе передового городища, а через несколько дней пришла к старикам.

«Дух Полянов сказал…» - и она передала загробное приказание умельца.

«Дух Полянов сказал…» И это почти не было обманом. Рассудительная девушка подумала: «Что сделал бы сейчас Полян? Как он бы поступил?» - и поступила по-поляновски.

Под её руководством северяне прорубили узкую, метра в два глубиной галерею в некрепком мергеле городищенского склона. Галерея эта начиналась у западного края площадки и заканчивалась ямой в нескольких метрах от источника. К яме сверху вели вырубленные в мергеле ступени. По щелям в камнях родниковая вода наполнила новый колодец. Потом на глубине около полуметра от поверхности склона всю галерею покрыли толстыми дубовыми плахами, сверху засыпали мергелевой щебенкой, землей, сухими листьями, тщательно уничтожили все следы работы, замаскировали сооружение, тяжелой плитой темного фосфорита покрыли узкий выход из галереи.

Теперь никто чужой не мог узнать о существовании тайника, который в случае осады спасет городище от самого беспощадного врага - от жажды.

Следы тайника до наших дней сохранились. Вон они чуть заметной лентой идут к источнику. Помните: дедушка говорил, что это подземный ход. Он почти не ошибся.

Вы не забыли, конечно, что каждый житель городища был членом одной из вервей. Заряна же, как и Полян, ни к одной верви не принадлежала. А вы не думайте, что жители городища всегда между собой жили как мирные голубки. Нет, конечно. Между вервями бывали ссоры-распри. И нередко старейшины, как прежде к Поляну, обращались к его дочери-ученице: «Рассуди. Как скажет, как велит дух Поляна?»

И удивительно ли? Ведь только она одна на городище могла в таких спорах быть совсем, совсем беспристрастной. Всему городищу своя и всем вервям чужая.

Пришло время - опять собрались в дальний путь славяне. Поднялись, ополчились со всех окрестных селений. День и ночь стучали молотки в Поляковой кузне. Ковали мечи, наконечники стрел и копий.

И не зарос ещё травой курган Поляков - ушло войско северянское, ушел и Горша, унося на груди слезы Зарянины, а в груди - беспокойное её сердце. На далекий богатый юг устремились северянские воины. Опять к Причерноморью, за славой, за добычей.