Сердце застучало, словно прося его выпустить, на глаза накатили слезы. Почему все так неправильно? Почему все именно так?

Как только я осознала, что мой мир вовсе не тот, в котором я родилась в этой жизни, как только я осознала все — судьба поставила подножку.

За стеной раздался женский крик, перешедший в визг, и стены будто задрожали.

Канья и Джубба, поняла я. С трудом сбросила одеяло и, врезаясь в косяки, добежала до гостиной. В центре комнаты, между диваном и телевизором на коленях сидела Канья, обхватив себя руками, напротив нее Джубба. Вот он никак не вписывался в мой интерьер. Я выхватила меч из ножен и замахнулась на него, уже готовая попрощаться с любимым ковром. Но взмахом его жирной руки меня отбросило назад, и я с силой ударилась о бетонную стену, меч выпал из рук, грудь сдавило, и я не могла сделать вздох.

Канья поднялась с пола и возвела руки вверх, сжимая ладони в кулаки. Глаза потемнели, а волосы взметнулись, как от порыва ветра.

— Побереги силы, девочка, это только начало, — раздалось в комнате.

Это говорил Джубба, я видела, как он открывает рот, губы шевелятся, но знакомый голос принадлежал не ему.

В одно мгновение фиолетовое облако тумана унесло его прочь. Мы остались одни.

Для меня все закончилось. Больше я не женщина из другого мира. Таких, как я, здесь миллиарды.

Я чувствовала, как внутри меня что-то сломалось. Я чувствовала, как моя душа болела от тоски, как она страдала от ран, нанесенных ей.

Я подошла к окну и посмотрела на мир, в который вернулась. Квартира на шестнадцатом этаже, откуда открывался прекрасный вид на дорогу и лес вокруг. Небо совсем белое, и пушистый снег, безмятежно падая вниз, засыпал заледеневшую дорогу и голые деревья. Типичная погода для конца октября в моем городе. Вдали виднелись вышки сотовой связи, а скоростная дорога, ведущая к городу, освещалась яркими фонарями, которые еще не успели включить.

— Анна, — удивленно обратилась Канья тоже походя к окну. — Так вот каков твой мир.

Да, он совсем другой. И теперь я не уверена, что он мне понравится вновь, ведь я смотрю на него совсем иными глазами.

— Что это было? — воскликнула Канья, когда включили вереницу фонарей. — Здесь же нет магии!

— Это и не магия, Канья — это электричество, — сообщила я, решив оставить на потом более подробные объяснения. Слишком много всего придется рассказывать, но сейчас не было на это сил.

Как теперь жить дальше, зная все, пройдя через то, что я прошла?

Я обхватила себя руками, пытаясь задушить отчаяние, зарождавшееся во мне. Теперь все будет иначе, все изменилось, я изменилась…

В каменной избушке, что затеряна в лесах у подножия Драконьих гор тихий треск от горящих в очаге поленьев нарушал ночную тишину. В воздухе чувствовалось напряжение — слишком много магии витало в нем, защищая дом от непрошенных гостей.

Две женщины склонились над прозрачным котлом, до краев наполненным водой. Они пристально всматривались вглубь, взгляды их устремились сквозь прозрачное дно, ожидая увидеть нечто важное.

Треск в очаге стих, огонь погас, а тишина стала тревожной. Напряжение усилилось, и наполняющая пространство магия стала почти осязаемой, окутывая женские фигуры, размывая их силуэты. Одна из них — старуха, тело ее тянулось к земле, сгорбленную спину покрывали черные волосы, захваченные сединой, серебром отливающие в тусклом свете очага, глаза, уставшие смотреть на этот мир, все еще горели жизнью. Вторая — молодая женщина, стан которой был горд и величественен, шелковистая россыпь медных волос мягкими волнами обрамляла идеальное лицо и шлейфом ложилась на пол, но стара прекрасная дева, как сам мир, что ею же и создан.

— Вижу, — пробормотала молодая женщина, и на красивом лице отразилась легкая, едва заметная в тусклом свете очага, улыбка.

— Что же ты видишь, Великая моя? — не выдержала старуха.

— Он возвращается, — и улыбка молодой женщины стала широкой и очевидной.

Она провела ладонью над поверхностью воды, отражающей, как зеркало, ее лик, осыпая золотыми искрами. Поверхность воды покрылась рябью и открыла взору женщин неприятную сцену. Мужчина нависал над женщиной, распластанной на снегу, придавив ее немалым весом мужского тела, каждое жесткое движение его бедер отражалось мукой на ее лице, но он продолжал, снова и снова пронзая ее тело. Невидимые оковы не давали женщине пошевелиться, удерживая ее руки и ноги разведенными в стороны. За этой картиной наблюдал еще один мужчина, с короткими белесыми волосами и взглядом, наполненным трепетным восторгом.

Старуха нахмурила брови.

— Не переживай, дочь моя, с бедняжкой все будет хорошо, — вишневые уста красавицы говорили уверенно, без жалости и сожаления.

— С девочками тоже все будет хорошо? — не унималась старуха.

— Он нужен мне, чтобы все исправить, — тонкие, длинные пальцы коснулись морщинистого лица, заботливо успокаивая старую женщину, разглаживая следы сомнения. — Все будет исправлено, баланс восстановлен, а разлученные души вновь будут вместе.

Тем временем вода продолжала показывать далекую сцену. Соитие было закончено, мужчина содрогнулся всем телом, замер и через мгновение отстранился от девушки, оставляя на обозрение голые бедра, покрасневшие от холода. Тогда наблюдавший в стороне подошел к ней, из глаз девушки текли слезы, она с силой закусывала губы, стараясь стерпеть боль. Возводя руки к небу, он забормотал слова заклинания. Из-за пояса достал нож. Острое лезвие с легкостью разрезало тонкий, поверхностный слой кожи. Как только мужчина закончил рисовать последний символ и монотонно произносить слова заклинания, завершив тем самым темный ритуал, черный туман окутал тело несчастной, проникая внутрь, сквозь измученное лоно, сквозь рот и уши, глаза ее потемнели, наполняясь черным туманом.

— Не станет ли поздно все исправлять, пока мы ждем? — обеспокоилась старуха, наблюдая за происходящим.

— Он вернется раньше, чем ты думаешь, — заверила красавица, а помедлив, добавила, загадочно улыбнувшись, — чем все думают.

Пламя заката просачивалось сквозь витражное окно. Нарисованные на нем белые розы окрасились алым, пропуская солнечный свет. Потухшим взглядом Габриэль обвел рисунок. Изящные линии вновь напомнили об Анне. Хотя, наверное, мысли о ней и не отпускали его, и весь замок всем своим видом напоминал о ней. Да, что уж там, весь город.

В детстве Габриэль читал историю создания Смагарда. Говорят, он был почти точной копией похожего сооружения из мира Анны. И теперь он представлял, каков ее мир на самом деле, сейчас, спустя столько столетий? Похож ли на Смагард? И жива ли вообще сама девушка?

Прошло больше месяца, как Габриэлю открылось темное искусство укрощения драконов благодаря проснувшейся в нем Тьме. Он уже и не знал, старуха, бабка Каньи, поспособствовала, или дело в гневе, который им овладел, когда исчезла Анна. Но когда он пришел к дракону индиго, чувства, что овладели им, били через край, ярость и Тьма застилали глаза, и единственным желанием было вернуть ее. И на этот раз дракон подчинился. Он смиренно склонился перед ним, позволяя оседлать себя. Но Габриэль не успел. Произошло то, с чем он не мог справиться, то, чего он не мог предвидеть.

Габриэль не сомневался, что портал открыла великая Богиня — больше и некому. Но когда он подоспел, та растворилась в пене водопада. А вот Джубба, наоборот, появился в ту же секунду. Как он не заметил раньше, что с этим хранителем что-то не так? И Эрвин был слеп. Конечно, почувствовать, какая магия прячется в маге, темная или светлая, непросто. Но ведь Анна предупреждала.

В порыве гнева на самого себя Габриэль смахнул вещи с дубового стола. Лежавшая на нем карта окрестностей плавно взлетела вверх и начала опускаться на пол, и в последний момент, опомнившись, он поймал зеркало, затерявшееся под измученным пергаментом. Массивная серебристая ручка искусно украшена металлическими цветами, а вместо обычного стекла марион, цельный кусок хрусталя, позволяющий видеть и слышать то, что происходит за несколько миль, того, кто обладает таким же сокровищем. Эрвин должен был вскоре связаться с ним. Габриэль брезгливо пнул карту, расчерченную на квадраты, большая часть которых была перечеркнута, оставалось лишь три нетронутых и неисследованных.