— Блюди хоругви великие России, — громко произнес митрополит Дионисий и вручил ему скипетр.

Архидьякон на амвоне, священники в алтаре и хор на клиросах возгласили многолетие царю.

Митрополит в краткой речи напомнил Федору Ивановичу главные обязанности венценосца.

Федор Иванович в полном царском облачении, в короне Мономаховой, в богатой мантии, держа в руках скипетр, слушал литургию. Перед ним на маленьком столике лежали короны завоеванных царств. А с правой стороны стояли ближние советники — Борис Годунов, дядя Никита Романович Юрьев и другие.

Царь Федор очень устал и с трудом дослушал литургию. Его больше не радовало богатое убранство церкви — тысячи горящих свечей и лампад, бархат, красные английские сукна и персидские ковры, устилавшие помост церкви. Было душно и жарко.

Шатаясь на больных ногах, он ходил поклониться гробам своих предков и ждал только одного: когда можно будет полежать на мягкой кровати.

В конце литургии митрополит помазал его святым мирром и причастил.

Из церкви царь Федор шел по золотой парче, подостланной ему под ноги. Мостки между церквами были покрыты алым сукном, а паперти церковные — красным бархатом. Лишь только кончилось шествие, дворяне разрезали бархат, парчу и сукно на мелкие куски и раздавали народу на память. Сверху, из окон дворца, придворные швыряли в народ золотые и серебряные монеты. Люди с радостными криками бросались хватать деньги, произошла драка и давка, несколько человек задавили насмерть.

Царь Федор немного оживился, когда увидел жену Оринку в раскрытом окне. Царица помахала мужу рукой.

После духоты и церковного угара он жадно вдыхал чистый воздух и радовался синему небу над головой и яркому доброму солнцу.

Федор Иванович прошел в думную палату и сел на царское место. Шесть корон сложили на столе перед ним. Рядом сидела царица Орина. На ней была корона с двенадцатью жемчужными зубцами, на груди — золотая цепь, украшенная драгоценным каменьем. Одежда бархатная, длинная, обсаженная крупным жемчугом. А поверх всего — мантия. Царица обличьем была похожа на братца своего Бориса, и сама — высокая и полная. Рынды в серебряной одежде встали по два с каждой стороны. Князья и бояре разместились по разрядам. Царь позволил подойти к руке.

В это время церковный хор, состоявший из одних отроков, пел:

«Теперь я царь и буду делать что хочу, — вертелась у Федора в голове неотвязная мысль. — Пусть бояре ходят в думу и вершат государские дела, а я буду слушать монахов про житие святых праведников и молиться богу… Я запрещу им проливать кровь. Пусть они не ярятся друг на друга. Вместе с Оринкой мы будем часто ходить на богомолье и слушать певчих».

И царь Федор представил себе, что идет поклониться святым местам в Сергиев монастырь. Куда ни взглянь, всюду бредут люди: тут и стрельцы, монахи, монахини и простой народ, нищие… За ним едет крытая повозка, запряженная четверкой белых лошадок, на случай, если ослабнут ноги.

И важные бояре и царедворцы окружают его. Они, по примеру царя, сошли с коней и идут пешком. И царь знает, что толстые, потные князья и бояре не любят ходить пешком, им трудно, а идут они только из-за него.

По дороге, в лесу, слуги раскинут шатер. Расстелят мягкую постель. Потом обед, уха, рыбные пироги…

А вокруг шумят деревья и поют птицы.

Путь долог, но зато каким звоном встретят монастырские колокола! Не хуже, нет, лучше, чем звонят сейчас. И настоятель проведет его на звонницу, и он, божий помазанник, своими руками будет бить в звонкую медь.

На лице царя Федора бродила тихая улыбка. Тем временем дело двигалось своим чередом. Каждый получивший позволение целовать царскую руку подходил с подарком и желал царю долголетия и счастливого царствования.

— Будет и будет многолетно, — повторяли придворные.

Два дьяка, принимавшие подарки и ведущие учет, внимательно следили, чтобы ценность их соответствовала царскому величию.

Все шло ровно и гладко. И вдруг чуткое ухо Бориса Годунова, безотлучно находившегося у царского кресла, уловило какой-то непонятный шум и громкий разговор. Он тут же послал узнать, в чем суть, своего конюшего Ивана Волкова.

— Купцы иноземные сцепились, — доложил Волков. — Аглицкий купец Горсей да нидерландский Джон де-Чель. Оба хотят первыми великому государю руку поцеловать. И подарки у них богатые приготовлены. Аглицкий сказывает: пусть, дескать, у него ноги отрубят, нежели он нидерландского купца впереди себя пустит. Не потерпит оскорбления своей государыне, аглицкой королеве.

— Где дьяк Андрей Щелкалов?

— Он там. Хотел нидерландского купца провести вперед, а Горсей уцепился за него, не пускает.

Годунов подумал малое время.

— Скажи дьяку Андрею Щелкалову, пусть англичанина Горсея вперед поведет. Мы его много лет знаем.

Иван Волков бросился исполнять повеление правителя. После венчания царя Федора на царство положение Бориса Годунова укрепилось, и он почувствовал свою силу. Бояре и дворяне кланялись теперь ему еще ниже и почтительнее.

Перед царем появился вспотевший от волнения толстый купец Джером Горсей. Оглянувшись с торжествующим видом на своего противника, он приник к царской руке.

— Ваше величество, я счастлив поздравить ваше величество с торжественным днем! — задыхаясь, выговорил англичанин. — Желаю вам многих лет счастливого царствования, ваше величество. От имени английских купцов, торгующих в России, преподношу вам ценный подарок. Молю быть таким же милостивым к нам, как и ваш отец, государь Иван Васильевич.

Двое слуг поставили перед царем клавикорды, позолоченные, украшенные финифтью. Царю Федору понравился подарок. Когда Джером Горсей прикоснулся к клавишам и раздались музыкальные звуки, царь пришел в восхищение.

— Спасибо, господин купец, подарок мне люб. — И он ткнул пальцем в клавиатуру. Снова раздались звуки.

Царь долго смеялся и опять ударил по клавишам.

Борис Годунов кивнул слугам, и они отнесли клавикорды к учетчикам-дьякам.

— Великий государь и царь Федор Иванович, — сказал царский шурин, — обещает ради сестры своей, любезной королевы Елизаветы, быть к вам, аглицким купцам, столь же милостивым, как и отец его, покойный государь.

Джером Горсей отошел в сторону, и на его место вступил нидерландский купец Джон де-Чель. Купец поцеловал руку великому государю. К ногам Федора Ивановича слуги сложили шесть штук тонкого сукна разного цвета и дорогое ожерелье для царицы из крупного жемчуга.

На просьбу к царю быть милостивым к нидерландским купцам Борис Годунов ответил:

— Великий государь и царь Федор Иванович желает, чтобы нидерландские купцы были так же полезны и верны ему, как всегда были верны подданные аглицкой королевы. И тогда он будет к ним милостив.

Иноземные купцы были царем отпущены. Их вежливо проводили из дворца нарядные боярские дети.

Джером Горсей получил в тот же день от царя обед из семидесяти блюд и три телеги, груженные хмельными напитками: вином и пивом. Англичанин понимал, что не царь Федор, а правитель Борис Годунов облагодетельствовал его.

Посол королевы английской Елизаветы Иероним Баус не был приглашен на торжество во дворец. Его посольство было связано со сватовством царя Ивана Васильевича к Марии Гастингс, племяннице английской королевы, и было прервано в связи со смертью царя Ивана. И характером посол обладал прескверным. Во время переговоров Иероним Баус не сумел воспользоваться обстоятельствами. Царь Иван, горевший желанием жениться на Марии Гастингс, благоволил английским купцам и был готов даровать им прежние повольности. Новое сватовство царя оказалось не по душе многим придворным. Они были оскорблены, опечалены и изыскивали средства, чтобы помешать этому. По жалобам Иеронима Бауса многие испытали гнев и побои царя Ивана. Особенно негодовали на посла важные сановники, думные дьяки братья Щелкаловы. Но и сейчас английский посол не понимал своего изменившегося положения.