– Да-а-а… − Следователь устало помассировал виски. − Признаться, в таких вещах я не эксперт… Вот что значит отстать от ритма жизни. Пора на переквалификацию… Но, все же, я рад.
– Что это не секта?
– Конечно. Ненавижу иметь с ними дело. Да и наняли меня не за этим; еще не хватало вылавливать каких-то колдунов-многостаночников, тьфу-тьфу… Хотя я, в любом случае, снова в тупике: все еще непонятно, кто же крадет ваши драгоценные разработки.
– Наплюйте. − посоветовал технолог, прихлебывая чай. − Просто наплюйте. «Крыса», так или иначе, себя проявит, тем более сейчас, когда на фабрику привезли эти новые чертежи.
– Или заляжет на дно.
– Или так. − согласился Форк. − Если, конечно, не поджечь амбар.
– Что вы имеете в виду? − в голосе Фигаро явственно чувствовалось напряжение.
– А вот послушайте: предположим, шпион узнает…
…Они говорили еще около получаса. Когда Форк, наконец, ушел, он получил от следователя приглашение на работу в ДДД, рекомендательное письмо и заверения в вечной дружбе. Технолог краснел и смущенно благодарил.
Проводив Форка, Фигаро кликнул приставленного к нему младшего администратора и приказал в ближайший час не входить к нему в кабинет ни под каким предлогом и не пускать никого, вплоть до самого Форинта. Администратор коротко кивнул, сунул два пальца в рот и совершенно по-разбойничьи свистнул. В коридор немедленно вошли двое дюжих молодцев в мышиного цвета шинелях, шапках-ушанках и огромных кирзовых сапогах, источающих ароматы навоза и дегтя. За спинами молодцев покачивались старенькие «трехлинейки» с примкнутыми штыками.
– В этот кабинет никого не впускать до особого распоряжения господина Фигаро. Даже руководство. Поняли?
– Бут-сделано! − рявкнули серые шинели и взяли под козырек.
…Когда Фигаро, наконец, остался один, он, первым делом, запер дверь кабинета на ключ и на цепочку, плотно занавесил окна и выключил электрический свет, оставив зажженной только керосиновую лампу, найденную им в шкафу. Немного подумал и подпер дверь еще и стулом − на всякий случай.
Он поставил на стол саквояж, открыл его и достал из кисло пахнущих старой кожей недр жестяную коробку из-под сигар, объемистый бумажный сверток перетянутый бечевой и свечу, которую сражу зажег и поставил на пол в центре комнаты, предварительно накапав на паркет горячего воска. Открыл коробку и достал из нее длинный белый цилиндрик − мел. Самый лучший в мире мел, добытый в карьерах на Лысой горе близ Последнего Полустанка, где сама земля дышала природным колдовством, столь древним, что доисторические ящеры, чьи скелеты иногда находят археологи на Дальней Хляби, по сравнению с такой древностью были просто бабочками-однодневками. Следователь взял мел двумя пальцами и аккуратно начертил вокруг зажженной свечи круг.
Затем последовала очередь свертка: Фигаро разрезал бечевку ножом для писем, развернул грубую серую бумагу и извлек на свет божий две маленькие керамические чашки. В одной из чашек лежало немного пшеничной каши, а в другой − кусочки вареного мяса. Все это следователь поставил на пол рядом со свечей.
Все было готово. Фигаро плюнул на пол, растер плевок левой ногой, повернулся лицом на запад и скороговоркой продекламировал:
– Чай заварен, стол накрыт, суп наваристый кипит, будем, дедко, есть да пить, выходи поговорить!
Пламя свечи задрожало, ярко вспыхнуло, а затем стало совсем маленьким. По комнате пронесся порыв холодного ветра, в котором явственно чувствовались запахи кухни и, почему-то, машинного масла. Что-то заскреблось в углу… и все.
Следователь ждал минут пять, но больше ничего не произошло. Он, в общем, не слишком рассчитывал на результат; все-таки этот заговор вызывал домового, а цеховые были существами несколько другой породы. Однако он не сомневался, что его вызов был услышан. Почему же тогда местные цеховые духи не выходят на связь? Боятся? Возможно: от него за версту несет колдовством. Ладно, пойдем другим путем…
Он достал из саквояжа серебряную стопку, плеснул в нее коньяка из личной фляжки и поставил в круг. Домовой там или цеховой, а эту форму диалога понимали все. Фигаро топнул ногой и повторил заговор.
Треск, толчки эфирных колебаний. И опять ничего. Заговор работал, но, как говорили колдуны-специалисты, «выбрасывал ошибку».
Но какую? Следователь был уверен, что произнес слова заговора правильно. Граничный круг, свеча: все было на месте. В чем же проблема?
Фигаро вздохнул, и, снова взяв мел, нарисовал на полу жучка: нечто вроде маленькой божьей коровки с шестью лапками, после чего поставил на него ногу и, направив в центр картинки тонкий поток эфира, громко сказал:
– Код восемьсот двадцать, ошибки в последнем заговоре.
Эфир затрещал, пошел волнами и развернулся, подобно листу бумаги. В воздухе перед следователем вспыхнул ряд оранжевых знаков: цифры и буквы. Цифры − точный код ошибки − Фигаро ничего не говорили (сказывались пропущенные пары квазиматематической унификации), однако текст на английском (почему-то «айтишники» во всем мире использовали именно этот язык) был вполне понятен.
«300: Multiple choices. Укажите предпочтительный объект обращения»
Следователь хлопнул себя по лбу и застонал:
– Идиот, ох и идиот…
Ошибка все время была на виду: он пытался вызвать цехового заговором для домовых, забыв при этом, что цеховых, в отличии от их ближайших родственников, в зоне действия заговора было много.
Вот только способа решить эту проблему Фигаро по-прежнему не видел. Заговора для вызова цеховых − как скопом, так и поодиночке − не существовало в природе.
«Но ведь как-то же их вызывают. Уверен, что местные работяги могут это сделать в два счета».
Мысль была дельной, но тащить сюда какого-нибудь токаря Грыдлю следователю не хотелось. Он не боялся признаться в некомпетентности, но не хотел идти на крайние меры не испробовав всех возможностей.
«А что если…»
Фигаро схватил мел и, не особо задумываясь над тем, что делает, нарисовал в граничном круге еще один: поменьше, с короткими отрезками на краю. Получилось нечто вроде «солнышка» − символ, который следователь уже видел при разных обстоятельствах.
Он положил мел на стол, отряхнул ладони и снова произнес слова заговора.
Эффект последовал мгновенно: раздался глухой удар, потолок над меловым кругом пошел волнами и из него, вереща, вывалилось существо величиной с крупного кота. Другой шлепнулся в центр круга, чудом увернулся от пламени свечи, заверещал и бросился бежать, но наткнувшись на граничный барьер отлетел обратно, заметался, закрутился, точно волчок и, наконец, закрыв лицо руками, сел на пол, с опаской посматривая на следователя сквозь пальцы.
Это был не тот цеховой, которого Фигаро встретил днем ранее; существо было рыжим и выглядело гораздо опрятнее своего сородича: меховая шапочка-колпачок на голове, аккуратная окладистая борода до пояса, теплый ватник с цветной заплаткой на рукаве, новенький инструмент на поясе и ни малейшего запаха алкоголя. Честный работяга.
– Отпустии-и-и-и! − заныло существо, тряся головой. − Ну чего тебе надо?
– Да успокойся ты! − следователь досадливо поморщился. − Поговорим и отпущу. Чего ты трясешься как старая мышь?
– Не на-а-адо кочергой! Не буду я больше! Сталью-матушкой клянусь!! Молотом-дедом!! Ни капли!!
Фигаро вздохнул. Видимо, этот цеховой успел на собственной шкуре прочувствовать воспитательные методы братьев Востров. Он сунул руку в карман пиджака, достал удостоверение следователя ДДД и поднес вплотную к колдовскому барьеру.
Цеховой перестал вопить и принялся внимательно изучать «корочку». Фигаро знал, что Другой сейчас читает невидимые простым глазом знаки, нанесенные на удостоверение в Департаменте: символы Мира, Власти, Силы и личный номер следователя в Другом Реестре.
…Тут необходимо сделать определенные разъяснения: Другой Реестр был, по сути, обычным заклятьем, вмонтированным в эфир Университетом Других Наук еще во времена правления Мерлина Суворого и представлял собой нечто вроде списка колдунов, которым Другие обязаны безоговорочно подчиняться. Разумеется, Другой Первой или Второй категории, типа Демона-Сублиматора или Невидимого Розового Единорога просто схарчили бы следователя вместе со шляпой и ботинками, но на мелочь вроде этого цехового Реестр действовал безотказно. Секрет создания таких заклятий был давно утерян; колдуны современности умели только заносить в Реестр новые имена и убирать их из него, но Фигаро не видел в том большой печали: одному Небу известно с какими существами заключал сделки Колдовской Квадриптих чтобы Реестр заработал.