Затем, как бы внезапно достигнув критической массы, комната снова взорвалась болью и стыдом. Но на сей раз это исходило от взрослых.

Эл обнаружил, что не может участвовать. Он стоял там, моргая на перевернувшийся мир, сердце дико стучало в груди. Зачем взрослые позволяют это? Они были под контролем – кто бы удержался?

Но тут он уловил что-то, присутствие… наблюдение. Одобрение. Директор? Это неважно, потому что он внезапно понял. Учителя не были старшими, не

более чем он сам. Корпус был матерью и отцом, но не индивидуальности в нем. Слова учителя Хьюа начали обретать больший смысл.

Когда это закончилось, они получили черные одежды, и, что более важно – перчатки. Эл натянул их, почувствовал, как тесно облегают они его пальцы. Перчатки, наконец-то.

Он больше не ребенок.

Учитель Хьюа говорил что-то, кое-что из этого Эл понял, кое-что нет. Но он понял яснее всего то, чего учитель Хьюа не сказал. Это была, на самом деле, очень простая вещь, что-то, что ему давно следовало бы знать.

Взрослые не отличались от детей. Им не следовало доверять, не как индивидуальностям. Учителю Хьюа нельзя доверять. Мисс Честейн, несмотря на всю ее доброту, нельзя доверять.

Только самому Корпусу можно доверять, и только сам Корпус – его законы, его институты в целом – заслуживали его верности.

Он доверял Корпусу. Он больше не доверится ни единому человеческому существу.

Этой ночью, глядя на звезды – когда он спал – он искал лицо своей матери, с ее темнорыжими волосами; он искал темноволосого отца. Они всегда появлялись, когда он произносил "Корпус – мать, Корпус – отец". Может, они были его родителями, биологическими – он знал, у других детей такие есть. Родители Миллы даже приезжали к ней, хотя уже не очень часто.

Он однажды спросил о своих собственных, и ему рассказали, что они погибли, когда мятежники взорвали бомбу в Тэптауне. Может, его детское сознание помнило их, или, может, он их выдумал, а то и перенял у другого ребенка.

Кто бы они ни были, существовали, или их не было, теперь они ушли. Теперь в ночном небе не было ничего, кроме звезд, ничего в его снах, кроме молчания.

ЧАСТЬ 2. АНТИТЕЗИС

Глава 1

Взмах кулака пришелся в дюйме от его лица, но Эл и глазом не моргнул. Еще до выпада Джексона он знал, что тот не попадет.

Оборотный удар – другое дело; это была реальная атака, и Джексон метил Элу в солнечное сплетение каждой унцией своей значительной силы и веса. Однако Эла там не было. Он отступил и "передал" свое следующее движение: ребром ладони по затылку противника. Джексон уловил мысль – как понял Эл – и крутанулся, чтобы уклониться от удара, которого он ожидал.

Эл упал наземь, припечатав обе кисти к полу, вытянув плашмя ногу назад, и развернулся. Повернувшийся, чтобы уклониться от удара в голову, Джексон получил первый знак, когда нога ловко врезала ему снизу. На голову выше и двадцатью фунтами тяжелее Эла, он произвел порядочный шум, приземлившись на мат.

– Стоп! – выкрикнул сенсей Каплан, ступая на ковер. Джексон с трудом встал на ноги. Эл чувствовал его расстройство и враждебность и надеялся, что поединок продолжится; Джексон в таком состоянии терял всякий контроль над стратегией.

Но Каплан закончил поединок.

– Заметьте, – сказал он, – м-р Бестер использовал минимум необходимых движений. Он вел сражение там, где ему действительно место – в уме. Он победил прежде, чем начал атаку. М-р Джексон крупнее, но его разум слабее, – он оглядел группу – все студенты-второкурсники Начальной Академии. – Внимание. Занятие окончено.

Они все дружно поклонились.

Джексон зыркнул на Эла, прежде чем уйти, и Эл ответил ему слабой улыбкой. Он мог позволить себе быть великодушным.

– Отличный поединок, Эл, – сказал Рафаэль, жилистый юноша с ясными черными глазами.

– Спасибо, – он помедлил, пытаясь придумать, как он может ответить на это обращение. Раздумье затянулось.

– Рафаэль, – позвала Сьюзан с другого края комнаты, – как насчет ланча?

– Конечно. Увидимся завтра, Эл.

– Увидимся, – он мысленно пожал плечами. В любом случае, через час у него урок, и Рафаэль, вероятно, знал об этом. Вероятно, поэтому он не позвал Эла на ланч.

Вероятно. Эл направился в душ. Все равно у него не было времени на общение. Держать марку в Начальной Академии было абсолютно необходимо, если хочешь прейти в подготовительные классы Метапола в Высшей. Осталось каких-то три года.

Эл настолько углубился в свои мысли, что почти налетел на Джулию в холле. Он уловил ее ментальный росчерк уже после того, как обнаружил себя лицом к лицу с удивленной кареглазкой.

– Ой, привет, Эл, – сказала она.

– Привет, Джулия, – ее лицо стало уже, черты отчетливее, хотя в пятнадцать лет изгибы, просматривающиеся под ее униформой цвета золота и умбры, еще задержались между девичьими и женскими. – Как… как дела?

– Замечательно, – заявила она, ее глаза блуждали по белому, почти стерильному холлу, будто искали кого-то еще в торопливой массе студентов. – А как твои? Я слышала, ты получил премию Каргса в том году.

– Да, кажется, получил.

– На самом деле я не удивлена. Ты всегда был в звене лучшим. Мы на днях интересовались тобой… – она приостановилась, вероятно, только что заметив, что сказала "мы". Он понял, конечно. Начальная Академия была велика, но не настолько. Он часто замечал Джулию, Миллу, Бретта, Азмуна, Экко и большинство остальных из звена за ланчем или игрой в футбол на площадках.

– Ты уже решила? – спросил он. – В какую школу ты могла бы пойти?

– О, ну… ага, я подумываю о бизнес-школе. Кажется, стану стряпчей, как ты всегда говорил. А ты? Все еще хочешь стать пси-копом?

Эл кивнул.

– Да.

– Ну… тогда удачи. Это будет непросто.

– Спасибо. Я… – как и с Рафаэлем, он хотел сказать что-нибудь еще, но не решался ни на что. Это было определенно неприятное ощущение.

– Мне нужно на урок, – сказала Джулия. – Думаю, еще увидимся.

– Ага. Мне тоже. Ну, успехов тебе, – он сверкнул улыбкой, которая не была искренней, и пошел прочь.

– Эй, Эл?

Он обернулся, удивленный, что она все еще смотрит на него.

– Да?

– Я… кое-кто из прежнего Первого Звена собираются в поход, в Альпы. Что-то вроде неформального воссоединения. Ты тоже приглашен, если хочешь.

Он моргнул.

– Конечно, – сказал он. – Это может быть весело.

Она улыбнулась, немного нерешительно.

– В субботу? Мы собираемся встретиться у Хватуна, примерно в семь утра.

– Хорошо. Хорошо, я приду.

Она заспешила прочь, а он отправился на статистику, удивляясь, отчего это шагать стало чуть легче.

На занятии Эл подавил это чувство и постарался усвоить хоть что-нибудь из сказанного профессором Диболдом. Когда прозвучал звонок, он, как обычно, направился в отделение Метапола Вест-Энда.

Центральное отделение Метапола было в административном комплексе. Студентам не запрещалось бывать там, но и не рекомендовалось – без особого приглашения. Офис в Вест-Энде был меньше, более знакомый и намного более доступный. Здесь обычно дежурили всего шесть копов, и трое из них, как правило, бывали на задании.

Долговязый мужчина с тяжелым, угловатым лицом едва ли светлее эбенового дерева приветствовал его болезненной, какой-то смущенной улыбкой.

– А, м-р Бестер. Как поживаете в этот отличный денек? Пришли заниматься, как обычно?

– Да, сэр, лейтенант Ван Арк. Вы против?

– Отнюдь. Но… э… разрешаю вам кое-какую мелочь.

– Сэр?

– Мы не называем друг друга по чину. Это для нормалов. Мы тэпы, мы знаем, кто мы такие.

– О. Но в фильмах…

– Ну, да. Но некоторые нормалы смотрят фильмы типа "Джона Следопыта". Им удобнее с титрами, чинами и подобным, так что мы оставляем им их иллюзии.

– Понял, – сказал Эл. В этом был смысл. – Так как же мне вас называть?


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: