– Его Крякутин подвез, – пояснил и Алешка.

Лицо у Злобина еще больше стало попугайным («Попка – дурак!»).

– Ну, ну, дети мои... – только и сказал он.

– Вот восторжествует справедливость, – сказал Алешка, когда мы заняли свои «пассажирские» места в трюме, – я тогда посажу этого Попугая в клетку и не дам ему пить три дня. И кормить буду не зернышками, а древесными жуками. Пускай клюет. – И от души выругался: – Зараза!

– Эй! – вдруг заорал где-то на воле Злобин. – А что там за мужик с вами лохматый живет? Мент, что ли?

Я подмигнул Алешке. Он кивнул – понял, что нельзя подставлять Арчила, – и заорал:

– Ботаник!

– Чего?

– Ученый такой, – доходчиво пояснил Алешка. – Травки всякие на скалах собирает и в бумажках сушит.

– В каких бумажках? – не дошло до Попугая.

Алешка и это объяснил:

– В туалетных.

Тут послышался шум мощного мотора, и по разговорам наверху мы поняли, что за Попугаем прибыл катер. Скатертью дорога!

– Слушай, Дим, – Алешка придвинулся ко мне. – А давай лучше захватим этот катер! Покидаем их всех в воду. А которые обратно полезут – веслом по башке. Здорово придумал?

– Давай, – согласился я. – Только в другой раз. Ладно?

– Это ты как старший решил? – надулся Алешка. Мало ему приключений.

Опять на палубе суета, топот, ругань. Заработал мотор. Катер отошел от берега.

Совсем стемнело. По крайней мере у нас, в трюме. Что же наш Чижик медлит? Неужели мы в нем ошиблись?

Не ошиблись!

– Пойду пацанов проверю, – услышали мы его голос. – А то шеф шкуру спустит.

Люк распахнулся. Мелькнул в его обрезе светлый кусочек неба и тут же исчез, заслоненный массивной фигурой Чижа. За пазухой у него был пакет с едой, а в правой руке керосиновый фонарь.

– Чтоб не скучно вам было, – пояснил он. – А то мне вас жалко.

Он спустился по трапу, присел на бочонок, а на другой поставил и зажег фонарь.

– Покушайте, тут котлетки. Хорошие котлетки. Сам жарил. Простыли уже, конечно, но все равно вкусные. Ешьте на здоровье.

Как изменился человек! За столь короткое время. А совсем недавно он обращался с нами, как с настоящими пленниками, да еще чуть было не выбросил меня в море. Теперь это совсем другая личность. И главное – как он «искренен» в своей доброте.

– А где же ваши родители, хлопцы?

Мы вовсю уминали котлеты, действительно очень вкусные, и ответили не сразу. Прожевали, подумали.

– Далеко отсюда, – сказал я.

– Тут, неподалеку, – сказал Алешка одновременно со мной.

Некоторая несогласованность получилась в наших ответах. Но, как выяснилось, только на пользу.

– А кто же ваш батя? Большой человек?

– Инженер, – сказал Алешка, едва проглотив огромный кусок.

– Охотник, – сказал я и чуть не подавился.

Да, надо было раньше договориться. Но в глазах боцмана мы прочитали: хитры ребята, ничего не скажешь, но я-то хитрее.

Вообще, он был довольно противен. Притворялся добрым только для того, чтобы ему досталось меньше других, его друганов-братанов. Шкурный, вообще-то, человек.

Но он был о себе другого мнения:

– Я, вообще-то, честный человек. Я в эту компанию случайно попал. Затащили. А я поваром хотел стать, в богатом ресторане. Так что вы не думайте, хлопцы, я в целом честный человек.

– Один папин сотрудник, – стал я его утешать, – говорит о себе в шутку: «Я относительно честный». И он нам объяснял, что абсолютно честных людей не бывает. Так что вы не переживайте.

– А я и не переживаю, – вырвалось у Чижа. – Я вот все думаю, как вам помочь. Как вам отсюда вырваться.

– А куда мы плывем?

– Поближе к городу. Там у шефа эта... как ее... президенция.

– Резиденция, – поправил я.

– Во-во! Она самая... У него там подвал есть. С крысами. Как что не по нем, так сажает виноватого в тот подвал. Гад такой!

Если я сначала побаивался, что Чижик-Пыжик побежит докладывать шефу о том, что он подслушал, то теперь я не сомневался: дядька и не подумает спасать свою команду, он будет спасать свою шкуру. Впрочем, какая там у этого Чижика шкура – так, перышки мятые и редкие. Как и его совесть.

– Ну, отдохните. А я пойду думать. Чего-нибудь придумаю. – Он поставил ногу на ступеньки трапа. – Главное, надо сделать так, чтоб на меня не подумали. – Поднялся еще на одну ступеньку, вернулся. – А фонарь я заберу. А то еще кто-нибудь догадается, что я на вашей стороне. Как честный, в общем, человек.

В трюме было совсем темно, только светлели по бортам иллюминаторы. Мы пытались что-нибудь через них разглядеть, но не особо преуспели. С одного борта бескрайность вечернего моря, с другого – гористый берег вдали.

– Дим, мне чего-то с крысами не хочется сидеть, – задумчиво сказал Алешка. – А тебе?

– Я уже стал привыкать.

– Как это? – удивился Алешка и – я почувствовал это в темноте – придвинулся ко мне.

– Да я про крыс. Которые наверху.

– Ничего, Дим, на каждую крысу всегда свой мальчик с дудочкой найдется.

Оптимист. И вообще – молодец. Если даже и боится, то по нему этого никак не скажешь.

– Тихо, – сказал я, услышав, что на палубе пошел какой-то разговор. – Послушаем.

Сначала мы ничего не разбирали, а потом, видимо, собеседники подошли к люку.

– Слышь, Степа, – раздался голос нашего Чижика, – глянь-ка пацанов. Да не забудь потом люк как следует запереть. Понял?

– Как не понять.

Крышка люка откинулась.

– Эй вы, гаврики! Не удрали еще?

– Пока нет, – отозвался Алешка слабым голосом. – Дай попить.

– Фиг тебе! – злорадно так откликнулся мужик. – Обойдешься.

– Тебя как зовут? – спросил Алешка.

– Степан Иванович, – немного озадаченно представился бандит.

– Так вот, Степан Иванович, когда я отсюда выберусь, я тебя первого пристрелю.

Степан Иванович заржал и хлопнул крышкой так, что весь старый катер содрогнулся. Будто в него попало вражеское ядро. С пиратского брига.

В общем, все было не так уж плохо. Не страдали мы от голода и жажды. Плыли, хоть и на кривобоком и тихоходном, но все-таки корабле. Темновато было, правда. И спать хотелось. Но это все временно.

И вот, где-то уже в глухую полночь, тихо поднялась крышка люка. Мы даже не сразу это заметили – только пахнуло в трюм свежим воздухом. Воздухом моря и свободы.

– Хлопцы, – прошептал боцман, – валяйте по-тихому наверх. Братва вся в кубрике. Ужинает.

– А вино пьют? – почему-то спросил Алешка.

– Не, – не удивился вопросу боцман. – Вино не пьют. Водку пьют.

– Еще лучше, – сквозь зубы процедил Алешка. – А их сколько, братанов?

– Со мной четверо. Вылазьте, вылазьте. Плавать можете?

– А что? – насторожился я.

– План у меня такой. Сейчас там гульба идет. Я стану к штурвалу и незаметно поменяю курс. Пройду мимо монастыря, поближе к берегу. А вы сигайте за борт. Не потопнете. Я вам два спасательных жилета дам.

Добрый какой! Да ладно, другого все равно нет.

– А как же вы? – всхлипнул Алешка. – С вас же шеф шкуру снимет. Жалко все-таки.

Я усмехнулся. Подумаешь, не такая уж и ценная шкура.

– Не снимет, – хихикнул боцман. – Он ее со Степы снимет. Я ему приказал вас стеречь, а он «позабыл» люк задраить. – И он опять захихикал. – Вот вам жилеты, надевайте. И ждите моего сигнала. Как свистну – сигайте за борт.

«Щаз!» – подумали мы с Алешкой. У нас совсем другие планы. Во всяком случае никакого желания плыть ночным морем у нас не было. Тем более, что стало довольно прохладно.

Ночь была тихая, звездная. Море, наверное, уснуло. Во всяком случае оно не шевелилось и не плескало волной. А вот наши бандюки разгулялись в кубрике. Что очень кстати.

Алешка заглянул в рулевую рубку и шепотом спросил боцмана:

– Далеко еще?

– Минут пятнадцать хода. Я свистну.

А Алешка уже свистнул. Автомат, который висел на внутренней стороне двери.