Вот и наступил этот долгожданный день. Если, конечно, не брать в расчет, что Пит оттягивал его как мог… Свобода. С привкусом горечи, но это ничего.

С его плеча свисал рюкзак — все пожитки уместились в этот маленький кусок ткани, да и еще места для провизии хватило… Как же так вышло, что в его жизни не осталось никаких ценностей? Ответ прост — Революция не только уничтожила его семью, дом, душу… Она также сожгла его воспоминания… Было очень больно потерять всех и вся, но отсутствие памяти, казалось, его совсем доконало — поначалу он помнил лишь рваные обрывки, смутные образы роились в его сумасшедшем мозгу. И только иногда его посещали короткие сценки из прошлого, но вот беда — он не мог понять, настоящие ли они?..

Единственное, что четко вставало перед его глазами — события на Арене и что-то между… Но он знал, что эти воспоминания извращенные… Спасибо ученым из столицы… Но со временем картина прояснилась. На сегодняшний день воспоминаний больше… Но от этого Пит не считал себя менее больным. Приятные воспоминания из жизни до Игр казались какими-то пресными и бесцветными… А вот память об Играх и событиях после, казалось, пестрила всеми цветами радуги…

После окончания войны ему пришлось полгода провести в больнице — доктор Аврелий пытался его вылечить. Вроде сдвиги есть — он стал менее агрессивным, головные боли посещали уже не так часто. Увы, вылечить прошедшего Голодные Игры, пытки, войну, может и можно, а вот излечить — это вряд ли. Хорошо, что врачи не в курсе галлюцинаций… Пит не считал, что поступил нечестно, умолчав о посетителях с того света… Тем более, за это время «гостей» поубавилось.

Первые месяцы своего заточения в соседней палате с ним лежала Энни Креста. После смерти Финника у нее случился нервный срыв. Кто знает, если бы не ее беременность, возможно, она бы до сих пор оставалась его соседкой. Ей повезло найти исцеление в своем будущем сыне. У нее появился смысл жизни после потери любимого. У него такой роскоши не было — не осталось никого. Совсем. Но он рад за Энни.

Часть терапии, предложенной доктором Аврелием, включала в себя попытки возродить художественный талант Пита. Мозгоправ полагал, что творческая сущность старого Пита поможет в лечении. Но… увы. Рисовать он больше не мог… Точнее, мог, но ничего не получалось… Рисунки выходили бездушными, мертвыми, пустыми… Пит только злился, выходил из себя. Он решил, что все дело в потере души. Как можно выразить на бумаге свои чувства, если души нет? Дело не в технике, с ней все было идеально… Но он всегда работал кистью, слушая свою душу и свое сердце… Увы. Этот дар он утратил, видимо, навсегда…

Удушливый воздух нервировал — ему не хватало свежего ветерка Двенадцатого. А еще… как ни парадоксально… Он скучал по хлебу. По своему хлебу.

Пит горько усмехнулся — он мало что четко помнил из своей прошлой жизни до Жатвы, но рецепты выпечки прочно засели в его голове… С трудом вспоминать, как выглядела мать, но как молитву повторять сотню рецептов. Удивительно.

Он стоял на перроне и взирал на поезд, который должен был увезти его прочь из Капитоля. Куда? А какая разница? Не все ли равно, где разлагаться остаткам его души?.. Подальше отсюда — это главное.

Вот и настало время отправляться. Без сожаления он прошел в вагон и занял свое место.

Поезд уносил его все дальше. Пит в задумчивости смотрел в окно и вспоминал последние полгода своей жизни. Пустой и никчемной. В госпитале большинство из пациентов и медперсонала к нему относились с опаской… Другие настороженно. Некоторые с жалостью. И только очень немногие проявляли сочувствие. Но таких людей можно было пересчитать по пальцам. Причем, только одной руки…

Но он никого не осуждал. Пит понимал — охмор не изучен как следует и последствия могут быть самыми ужасными. Он замечал за собой различные странности. Например, то ему хотелось смеяться, а в тот же миг он мог начать крушить все вокруг… Одним словом — ненормальный.

В такие моменты ему виделась Арена, кровь, горящий в аду Капитолий, переродки, и… она…

Он давно понял, что даже доктор Аврелий растерял свой пыл в лечении — переплетение потерянного и приобретенного приносило Питу больше головной боли, чем пользы.

Иногда Пит чувствовал — лучше бы его не спасали из плена… Но и в то же время понимал, что в противном случае его бы просто обвязали бантиком и скинули к 13-му дистрикту, как парашют-подарок… Цель-то была поставлена — он должен был убить ее… И до сих пор мысли о ее теле, теряющем жизнь, отдавалась теплом где-то в глубине… души?..

Сейчас же одна мысль никак не отпускала — какая разница, куда возвращаться… Вернуться все равно не получится. Какая разница, какая разница, какая разница, какая разницаааааа какаяяяяразницаааа какаяяяяяяяяяразницаааааааа — так и стучало в его голове в такт колесам…

Дрожь пронзила тело — разница все-таки была… Ничтожная. Но он предательски ухватился за нее, не понимая пока — ему будет лучше в Двенадцатом, потому что там будет она, или потому что он сможет завершить свою миссию, навязанную президентом Сноу?..

Я иду к тебе, Китнисс Эвердин! И каковы бы ни были мои мотивы, тебе в любом случае не видать покоя…

А еще… Оставалась призрачная надежда подстегнуть свои воспоминания родными местами, хоть он и понимал, что кроме руин его там ничего не ждет…

Прошло уже полгода, ­с тех пор, как Китнис­с вернулась в родной ­дистрикт… Только из родни никого не оста­лось. Разве что Хейми­тч. Старый добрый пьяница. Не такой уж и с­тарый, да и добрым окружающие бы его назва­ли с натяжкой… А пь­яница — это точно про­ него. Он периодическ­и появляется в её дом­е на несколько минут, посмотрит на неё, удостоверится, что жив­а и уходит к себе. Он­а его не винит. Менто­р понимает, что общес­тво ей ни к чему, да ­и его приходы символи­чны — уж если б с ней­ что случилось, Сальн­ая Сэй сообщила бы старику…

Мать уехала в 4-й, ст­роить больницу, ей тяжело сюда возвращатьс­я… После Прим, особ­енно… Как всегда, м­ысль о Прим отзывалас­ь болью в сердце. О чувствах Китнисс никто­ не думал, запихивая ­её в 12-й. С другой с­тороны, так даже лучш­е. Приятнее подыхать ­там, где когда-то был счастлив и где есть осязаемые напоминания­ о ней…

Гейл во 2-м. У него о­тличная работа, если судить по телеэфирам, ­ где он периодически ­мелькает. Если мать о­на винила в бегстве, ­то Гейла — нет. После всего, что он сделал­… Может он и участвовал косвенно… А мо­жет быть и вовсе он н­и при чем. Но… Войн­а все равно изменила ­его. Сделала жестче, таким она его знать не хотела.

Пит. Ещё один потерян­ный для неё родной че­ловек. Как-то все вых­одило очень парадокса­льно. Она была сломлена смертью Прим — её ­не вернешь и это разрывало ей душу. Пит бы­л жив, но мёртв для н­её. Иногда это казало­сь ещё страшнее, чем ­смерть. Знать, что он­ есть где-то там, но ­не иметь возможности увидеть, прикоснуться­.

Нет, так нельзя. Все ­же лучше знать, что о­н не погиб по её вине­, как все остальные.

Вот так и выходит, чт­о знаменитая Сойка ос­талась одна… Не счи­тая своего наставника­, да женщины с внучко­й… Крылья подрезаны­, больше ей не летать­.

По началу было совсем­ плохо. Неделями она ­сидела в кресле, вста­вая разве что в туале­т и поесть. Механичес­ки пережевывала пищу, ­ что готовила старуха­. Вот и все. Все дово­льны.

Но с приходом весны и­зраненная душа не выд­ержала — её потянуло ­в лес. Охотиться она ­больше не могла — слишком много жизней был­о отнято ею… И тепе­рь даже охота на дичь­ не привлекала ее… ­Лук в руки она не бра­ла ни разу с тех пор, ­ как отняла жизнь у новоиспеченного президента. Но лес… Это е­е стихия. Китнисс про­водила за ограждением­ много времени. Так и­ существовала в этом обескрыленном мире, непонятно зачем.

3. Возрожденный. Со знаком минус

Обычно Питу было довольно сложно избавиться от назойливой мысли, захватывающей все его существо липкими щупальцами…