Пару раз он видел, как они возвращались из леса, без добычи. Видимо, даже Хоторн не смог вернуть ей тягу к охоте.

В конце концов, Пит решил, что лучшим выходом в сложившейся ситуации будет его отъезд. Однажды, увидев, как Китнисс и Гейл в очередной раз устремляются к лесу, Пит поспешил к ментору.

— Я наверно уеду… Так будет…

— Лучше?

— Нет, не лучше. Но проще. Легче.

— Парень…

— Хеймитч, ты знаешь, что у меня был приступ? В день приезда Гейла. И тогда, на балконе, тоже…

— Знаю. Говорил ведь ей, не ходить пока к тебе, но как услышала, что ты подумывал уехать, как с цепи сорвалась.

— Не надо. Она никогда… — Пит тяжело вздохнул.

— Так я ведь никогда не утверждал, что она умная… Но Пит… Я все же думаю, что тебе стоит подождать.

— Хеймитч, ты не понимаешь… я задыхаюсь рядом с ней и вместе с тем, она же как воздух — без нее тоже не могу… Год назад в Капитолии было легче, я так не нуждался в ней.

— Думаешь, сбежав, ты что-нибудь изменишь?.. Парень, просто теперь ты помнишь и в столице не будет легче…

— Ладно. Пока я еще здесь.

— Не уезжай, не попрощавшись.

— Конечно, я к тебе обязательно зайду…

— Я не о себе, я о ней…

Пит изменился в лице.

— Как ты себе это представляешь?..

— Не знаю. Ладно, хотя бы мне сообщи…

— Договорились. — Пит выскользнул за дверь, ему совершенно не улыбалась перспектива столкнуться с этой парочкой у дома.

*******

Одуванчик завял через пару дней, и ее душа как будто увяла вместе с ним…

Китнисс погрузилась в отчаянье. Целыми днями она бродила по дому и глазела на его окна, прижимая к груди цветок. Теперь она снова постоянно плакала, а на все расспросы Гейла, молча отворачивалась.

Мол, все хорошо.

Только ее друг не был дураком, он подмечал все вокруг, еще со времен их совместной охоты в лесу, и это умение не раз спасало им жизнь.

Иногда они выбирались в лес с Гейлом, но на все предложения поохотиться, она отвечала категоричным отказом.

По ночам ее все также одолевали кошмары, в ужасе она просыпалась, хватала ртом воздух и шептала, словно в бреду, его имя. Однажды Гейл, не выдержав ее криков, вбежал в комнату и прижал девушку к себе, вдыхая запах ее волос, такой родной, но такой запретный…

— Пит… — прошептала она, прижимаясь к широкой груди. Его плечи напряглись, а дыхание и вовсе остановилось. Китнисс, открыв глаза и увидев Гейла, отстранилась.

— Это всего лишь я… Но я готов быть рядом. Всегда. — их с Питом слово, прозвучавшее из уст Гейла, оказалось последней каплей, и ее просто прорвало — слезы бессилия и разочарования превратились в настоящую истерику.

Гейл прижимал ее к себе все крепче, покачивая на руках, шепча слова утешения и Китнисс действительно стало легче — Гейл как будто снова превратился в старого доброго друга, которому можно доверить все…

— Я люблю тебя, Кискис…

Вот и все.

Эти три слова встали между ними, словно стена, и уже лишними и неправильными показались объятия — он без рубашки, она в одной ночной сорочке… А ведь с Питом все было иначе. Наверно, это от того, что взаимностью Гейлу она ответить не могла. И вот уже девушка неловко отстранилась, а парень поспешно встал и поспешил убраться восвояси. Больше будить он ее не решался…

Несколько раз Китнисс ходила к Питу. Безрезультатно. Он ни разу не подал признаков жизни. Сердце ее затопил страх. Тягучий и липкий. Больше всего на свете Китнисс боялась, что Пит уедет. Она даже сходила к ментору, который попытался ее успокоить.

— Он обещал мне сообщить, если соберется уехать из Двенадцатого.

— Значит, он, действительно, готовится к отъезду?

— А чего ты ждала?! Что он опять будет сидеть тихонько и ждать, пока ты снова соизволишь о нем вспомнить?

— Я помню о нем. Всегда!

— Так докажи!

— А что я могу?!

— Солнышко, ты уж извини, но у тебя вместо мозгов каша. Всего три слова и поверь мне, он будет у твоих ног.

— Я не могу… Я не умею… — ей вспомнилось ночное признание Гейла и неловкость, последовавшая после. Что если Пит не ответит ей взаимностью?

— Ты можешь гораздо больше, чем кажется…

— Я даже не вижу его!

— Детка, существует телефон, могу подарить ручку — напишешь ему письмо. А еще лучше — пересели своего кузена ко мне, — заржал ментор, глотая самогон прямо из горла.

— Пошел ты! — прошипела Китнисс и швырнула в Хеймитча подушку, валяющуюся почему-то на столе.

Пит бессознательно бродил по дистрикту, стараясь отвлечься.

Китнисс и Гейл.

И почему эти мысли отдавались болью в его сердце? Ведь он всегда знал, что она выберет в конечном счёте Охотника… Они дышали в унисон ещё в школьные годы. Никто тогда не сомневался — это пара. Пусть слегка необычная, но пара. Эти воспоминания были довольно четкими. И прочными.

Волею судеб, Пит оказался на пути — его имя вытащила Эффи на Жатве…

Когда во время Игр она проявляла к нему нежные чувства, он не мог поверить в своё счастье. Он умирал, но умирал счастливым. Увы, удача никогда не была на его стороне… Он не умер в неведении и не стал ее избранником.

С такими вот невеселыми мыслями Пит уткнулся в забегаловку Сальной Сэй. Нет, туда он заходить не собирался — там работала Хейзел, мать Хоторна. Он решил обойти здание слева и отправится куда глаза глядят — подальше от города и режущих на части чувств, только… куда бы он ни шёл, его чувства следовали за ним попятам.

Уже почти обогнув здание, Пит вдруг услышал голоса. Правильно, там ведь располагался служебный вход для работников. Он уже собирался развернуться в обратную сторону (видеть никого не хотелось), как услышал знакомый мужской голос.

— Мама, прости, — голос принадлежал Гейлу.

— Милый, как бы там ни было, но ты мой сын и я люблю тебя таким, какой ты есть…

Пит попятился, было, назад, но остановился.

— Но я стал бесчеловечным чудовищем и мне лучше уехать? — горько заключил он.

— Не говори так, сынок!

— Я все вижу, мама. Я приехал в родной дистрикт, но меня боятся даже старые знакомые… Руку пожимают с опаской и стараются отделаться поскорее.

— Тебе кажется, Гейл…

— Нет, не кажется. Я не дурак. Я все вижу. Меня считают жестоким и бесчувственным, как будто я один из тех мировотрцев, что были здесь во времена Сноу.

— Просто ты настоящий солдат…

— Да, солдат до мозга костей, не жалеющий никого во имя Революции, так, мама?

— Ты солдат со своими убеждениями и целями. Сделать Панем лучше.

— Знаешь… Иногда мне снятся кошмары. Мне снятся незнакомцы из Второго, которых я обрек на смерть. Они приходят ко мне…

Значит и Хоторн не может спать спокойно. Ещё одна жертва Войны.

— А ещё… Во сне ко мне приходит мой командир. Сразу после бомбежки Двенадцатого, мы вели партизанские бои с миротворцами в Пятом. По началу я мнил себя освободителем… Но все чаще ловил себя на мысли, что становлюсь завоевателем. Убийцей. Но ведь мы сражались за правое дело… И погибшие в бою… Они погибали во имя Свободы!

— Без таких патриотов не получилась бы ни одна Революция…

— Здесь ты, наверное, права. Я тоже старался себя в этом убедить. Но наш командир… Он все чаще прикладывался к бутылке и без конца твердил — мирные жители гибнут ни за что… Но ведь это была Война… И жертвы неизбежны. Однажды я нашёл его в палатке с оружием в руке, он застрелился… Он не выдержал. Покончил с этим миром. Мне пришлось взять командование на себя… Тогда я запретил себе думать о жертвах, я упрятал себя глубоко под кожу и не позволял себе задумываться об этом. Иначе… Я бы последовал вслед за своим командующим. Вот так я стал тем, кем стал.

— Сынок… Но теперь все закончилось, ты можешь выдохнуть и попытаться стать прежним.

— Увы. Я не могу. Моя душа превратилась в камень. Только… Китнисс смогла бы мне помочь. Поэтому я здесь. Я хочу вернуть её к жизни и вернуться сам.