Пит не мог винить охотника в желании…

Жить.

И в желании делить эту жизнь с нею.

Если Китнисс будет лучше с ним… Надо отпустить её, ведь главное — чтобы она была счастлива, насколько это вообще возможно с искалеченной душой…

— Значит не все потеряно, Гейл! — воскликнула его мать.

— Я хочу верить. Но Китнисс… Я не могу достучаться до нее.

— Не только тебя изменила Война, а у нее еще и…

— Да, я знаю… Прим. Самое ужасное, когда я по ночам пытаюсь заснуть, и анализирую свою жизнь… Я осознаю — если бы удалась повернуть время вспять… Я бы снова пошёл в этот путь, во имя мира. И такие умозаключения пугают меня самого.

— Просто прошло слишком мало времени…

— Надеюсь. И знаешь…

Тут Пит не выдержал и, развернувшись, побрел назад. Ему не хотелось знать о демонах Охотника. Ему хватало своих.

Пит бродил по дистрикту до самого вечера. По сравнению с прошлой весной, когда он только приехал, город разостроился. Но все равно были заметны шрамы, от причиненных Войною ран.

Он специально дождался темноты, дабы незаметно пробраться домой и не встретить её или его.

Или их вместе.

Зайдя домой, Пит не стал зажигать свет, чтобы не привлекать внимания обитателей соседнего дома.

Есть не хотелось, несмотря на то, что ел он рано утром. Зато хотелось пить. И отнюдь не воды. Та жажда, что мучила его, напоминала зависимость ментора. Но Пит добрался до студии и упрямо взялся за кисть.

У него не было злости к Хоторну. Только сочувствие. Каждый выживал, как мог. И чего уж греха таить, у Гейла всегда было больше прав на Китнисс. Пит спал с ней, защищая от кошмаров, спасал ее жизнь, потом пытался её же отнять… Но Хоторн имел много больше — он давным-давно занимал отведенное ему место в ее сердце.

Для Пита там места не нашлось.

Спустившись вниз после нескольких часов работы за мольбертом, Пит обнаружил нежданного гостя у себя на кухне…

— Финник?.. — глаза его расширились от изумления.

— Не рад видеть старого друга? — улыбаясь, пропел тот.

— Но ты ведь умер…

— Так точно, сэр, — шутливо отдавая честь, отрапортовался он.

— У меня снова рецидив… — после Катона галлюцинаций не было и Пит думал, что все позади.

— Возможно. Но разве от этого я перестал быть тебе другом?

— Конечно, нет… — и ведь действительно, Пит был рад «увидеть» товарища, как и своего отца год назад.

— Ну, так присядь, поболтай со мной… На том свете, знаешь ли, довольно пресно. И скучно. И никакого сахара.

— Финник, мне так жаль…

— Брось… Все вышло так, как вышло.

— У тебя родился сын… Говорят, вылитый ты…

— Знаю. И я рад, что мой малыш будет расти в мире, где нет Голодных Игр. Оно того стоило, уж поверь.

— Это ты должен был спастись тогда, а не я… Тебе… жизнь нужней. У тебя семья… жена и ребенок.

— Ты тоже имеешь право на счастье, Пит. Стоит лишь постараться, и новый мир заиграет красками…

— Не думаю… Мне жить не для кого. А вот тебе…

— А как же Китнисс?

— Я ей не нужен. И знаешь что? Я решил уехать. Завтра куплю билет.

— Пит. Я думаю, тебе стоит поговорить с ней.

— К ней Гейл приехал.

— Ну, и что? Знаешь, я бы многое отдал, чтобы иметь возможность поговорить с Энни хоть раз. Я бы столько хотел ей сказать. У тебя такой шанс есть. Не разбрасывайся им.

— Я…

— Мне пора, друг, на том свете строгие порядки! — с этими словами Финник растворился в воздухе.

А Пит еще долго стоял, ошарашенно глядя в пустоту, гадая, в какие игры с ним играет его подсознание?

******

Он все-таки решил последовать совету Хеймитча и Финника и попрощаться с ней. Пусть все пройдет быстро и спокойно. Он уедет, а им останется самая малость — быть счастливыми. Билет на поезд лежал в нагрудном кармане рубашки, сжигая сердце и превращая его в пепел.

Пит медленно подходил к дому Китнисс, откуда доносились голоса, сквозь открытое окно. Подслушивать гадко, но он ничего не может с собой поделать.

— Гейл, скажи честно, зачем ты приехал?

— Я хочу увезти тебя отсюда, туда, где ты сможешь стать счастливой. Со мной… Я… добыл разрешение, — выпалил он на одном дыхании.

Вот оно…

— Гейл…

— Не надо, Китнисс, не говори, что счастье не для тебя… Не хорони себя заживо здесь.

— Гейл, здесь я живее всех живых… На сколько это вообще возможно. Я не уеду.

— Но Кискис… Здесь ты обречена!

— С чего ты взял?.. Мне здесь спокойно… временами.

— Тогда я останусь с тобой!

— Нет, Гейл, мне не нужна твоя помощь. Все хорошо. Тем более со мной рядом… со мной рядом…

— С тобой рядом он? — разочаровано заканчивает за неё Гейл.

Пит стоял у крыльца ни жив, ни мёртв. Ему хотелось развернуться и уйти — так было бы правильно. Но он так устал от этой неопределённости.

— Да, он рядом. О большем я не смею мечтать.

— Ты ему больше ничего не должна, он поймёт, поехали со мной!

Да, вот оно…

— О чем ты говоришь?.. Я не могу уехать. Моя жизнь теперь здесь… И Пит… Он для меня очень… важен.

— Думаешь, что все-таки его любишь?..

— Гейл, я…

— Нет, Китнисс, так не любят. Ты зациклилась на нем, ты помешана на нем, зависима от него. Думаешь, я не видел, как ты целыми днями смотришь на его окна, как теребишь этот одуванчик, что он тебе вручил? Думаешь, я не слышу во сне, как ты стонешь и зовешь его? А потом бродишь по дому, как привидение, с опухшими глазами? Это больная любовь, она обречена на смерть, она не питает тебя жизнью, она высасывает из тебя все соки… Ты чахнешь, а любовь должна спасать!

Может быть, он прав.

— Да что ты знаешь обо мне, Гейл? Если на то пошло, я признана душевно больной, и никого не должно волновать, какие у меня дефектные чувства! С ним я живая, без него внутри лишь пустота.

В душе у Пита предательски затеплилась Надежда.

— Я все думал, почему так произошло? Ведь он совсем тебе не подходит. А мы с тобой… У нас столько общего — мы оба из Шлака, нам пришлось рано повзрослеть, лес и охота сблизили нас… Как же так?

— Видимо, этого не достаточно.

— Что в нем такого, чего нет во мне?

— Он настоящий!.. Он умеет любить так, как не дано никому! И он самый сильный человек из всех, кого я знаю… Меня смерть Прим сломала, ты прогнулся под эту Войну… А Пит… несмотря на Голодные Игры, Квартальную бойню, пытки в Капитолии, Революцию, потерю близких, он сохранил своё я… Остался самим собой. Да, болезнь пока имеет над ним власть, но он сильнее, он справится… В глубине души он все тот же мальчик, подаривший мне хлеб, с тягой к прекрасному… Возможно, он и надломлен, но он не сломлен!

Пит стоял в оцепенении, не веря тому, что услышал.

— Неужели Война меня так сильно изменила, Китнисс? — тихо спросил Охотник.

— К сожалению, Гейл, она ожесточила тебя… Иначе бы не было Орешка и этих парашютов-бомб…

— Ты знаешь, как мне жаль…

— Знаю. Но наши отношения были обречены изначально, Гейл, не вини себя…

— Я часто думаю — надо было мне вызываться добровольцем тогда, на Жатве… Мы бы спаслись, и ты бы так отчаянно нуждалась во мне, а не в нем! — столько боли было в словах Гейла, что Питу стало почти жаль его.

Почти.

— Нет, Гейл, с тобой нам бы не удалось выбраться оттуда обоим. В худшем случае вернулся бы только один, в лучшем — погибли бы оба…

— Не говори так, я бы защитил тебя, я бы сделал все, чтобы спасти тебя…

— Гейл, я не сомневаюсь в твоих намерениях… Но… Ты бы действовал как профи — суровый и с железной волей к победе… А для того, чтобы приковать к себе взгляды всего Панема и вызвать сочувствие, для того, чтобы дело дошло до этих чертовых ягод, этого не достаточно!

— Я не понимаю…

— Я попробую тебе объяснить… Впервые, за 74 года Голодных Игр, оружием для выживания стала… Любовь. Этим уникален Пит. На самом деле, может быть я и являлась символом Революции, но двигателем был он! Ещё на интервью Пит своим признанием положил начало нашему спасению. Тебе бы и в голову это не пришло! Ты бы наоборот, скрывал свои чувства — зачем показывать свои слабости противникам. Скажешь не так?