На полках в лавке затеснились красивые баночки с коричневыми этикетками, приклеенными с помощью магии. К каждой емкости была привязана карточка с рецептом приготовления блюда из маминой коллекции. Я специально выбирала те, что попроще, что бы не отпугнуть сложной кулинарной магией покупательниц.
Предложишь какую-нибудь утку в паприке и с гречишной начинкой, и больше не увидишь клиентку. А посыпать кусок отбитой говядины черным молотым перцем, перемешенным с солью, и с двух сторон пожарить, сможет любая девица… даже я сама (проверить на личном опыте не успела, но инструкцию из маминого блокнота выучила назубок). Не пожалела я времени и на то, что бы расклеить по всем информационным доскам объявления, что в Питерборо начинает работу чудесная лавка пряностей, способных за секунду превратить даже самое заурядное блюдо в королевское угощение.
И в день открытия мне не хватало только заказанной вывески (а ведь обещал четвертого дня привезти, мошенник!)… и толпы восторженных домохозяек, решительно желавших, оказаться просветленными простым способом осчастливить оголодавшего мужа. До обеда в лавку заглянула только пара случайно проходивших мимо прохожих, да и те по старой привычке хотели купить чая. Я уже подумывала сбегать на рынок за парой фунтов черного чая – хоть перепродам, что бы не закрывать рабочий день всухую, но звякнул колокольчик. По полу потянуло сквозняком, и дверь впустила в торговый зал Ирвина. Ученик плотника держал под мышкой прямоугольный сверток, очень похожий на завернутую в коричневую бумагу картину.
– Здрасьте! – улыбнулся Ирвин.
– Не прошло и полгода, – недовольно проворчала я.
– Только доставили.
– Вы ее в столице, что ли, резали?
– А? – вдруг растерялся Ирвин, как будто, правда, что бы изготовить вывеску для перечной лавки его наставник гонял в Кингсбург, и немедленно заявил: – Господин Этан велел повесить.
– Хорошо не повеситься, – выходя из-за прилавка, буркнула я под нос.
– Простите? – удивился подмастерье откровенным недружелюбием.
В душе я, конечно, понимала, что злилась вовсе не из-за вывески, а из-за полного отсутствия покупателей. Никто не спорил, что перечные смеси – продукт в хозяйстве не первой надобности, но такого оглушительного провала я не ожидала. Ведь ни один хороший человек, а сколько их, сволочей, все-таки проживало в Питерборо (точно не знаю, но наверняка немало), не захотел заглянуть в новую торговую лавку просто из любопытства. Появились бы, без перечной баночки точно не ушли!
Между тем Ирвин раскрыл упаковку, и моему взору предстала удивительной красоты вывеска. Название было вырезано витиеватыми буквами на специально состаренном дереве, а к уголку на невидимой магической подвеске была привязана гроздь ярко-алых стручков острого перца, словно парившего в воздухе.
– Как? – видимо, заметив мое ошеломление, расплылся в улыбке Ирвин. – Нравится?
– Я в шоке…
– В шоке – это хорошо или плохо? – засомневался подмастерье, не догадываясь, отчего у клиентки, мягко говоря, вытянулось лицо.
Пока страшный вопрос, во сколько же мне встанет по-столичному изящная красота, решила оставить и разобраться в проблеме насущнее.
– Ты уверен, что вывеска для моей лавки? Заказы не перепутал?
– От вашей, – заупрямился Ирвин.
– Но почему на ней написано «Пряная штучка»?!
– А что должно быть? – изумился подмастерье.
– Или у меня проблемы со зрением, и я читаю неправильно. Или у твоего хозяина проблемы с памятью, и он забыл, но я просила сделать вывеску про перец. «Острая перчинка»!
– Так господин Этан сказал, что «Пряная штучка» гораздо лучше вам подходит… – тут Ирвин замялся и пробормотал, испуганно сглотнув: – Светлый Бог! Он, верно, имел в виду вас лично, а я перепутал…
– Вырезал ты? – прищурилась я.
– Ну, как вырезал… – смутился подмастерье и заканючил: – Госпожа Алекса, а мы можем сей возмутительный факт моей небрежности скрыть от господина Этана?
– А мне что делать-то? – подбоченилась я.
– Понять и простить? – в глазах Ирвина читалась нечеловеческая тоска.
– Ага, и называться «Пряной штучкой»?
– Ну, «Острая перчинка» тоже не бог весть, какое название… Извините. Придуманное вами название – выше всяких похвал.
Было видно, что подмастерье попал в огромные неприятности и подумывал, куда смотаться от наставника, что бы остаться целеньким.
– Бесплатно! – сжалилась я и указала пальцем в вывеску. – Я готова молчать, если она достанется мне задаром!
– Всего-то? – выдохнул он и тут же заулыбался. – Да, забирайте! Господин Этан все равно сказал, что денег за нее не возьмет.
– Серьезно? Еще бы он за это уродство золотые стребовал!
Вывеска была дорогой и необычной, а название мне, как ни странно, нравилось. Про уродство сказала исключительно для профилактики, что бы не заикнулся про деньги. Знаем мы таких дарителей! Сначала в руки силой впихивают, а потом объясняют, сколько надо заплатить за то, что потискала.
– Я должен сам ее повесить! – подрядился Ирвин. – Цитируя господина Этана: «Чтобы шею себе не сломала на лестнице»… Эм… А где тут лестница?
Когда торговое произведение искусств повисло на цепях, и красные перчинки, плывущие в воздухе, вдруг зазвенели от дуновения ветра, то стало ясно – даже если бы вывеску действительно перепутали или потребовали горку денег и еще две монетки, выскребла бы все до последнего пенса, но обратно увезти не позволила.
Когда работа была закончена, а Ирвин убрал складную лестницу в садовый домик, то был щедро накормлен похлебкой. Откровенно сказать, кухарка из меня была изрядно так себе, над очагом я стоять не любила, но чего-то намудрила со смесью для супа, и пришлось сварить ковшик на пробу. Вышла страшная дрянь, но подмастерье не жаловался, ел. Правда, жадно закусывал хлебом.
– Остро? – уточнила я.
– Нет, очень вкусно, – невнятно промычал он с оттопыренной хлебным мякишем щекой.
Вообще, странно, потому что по рецепту похлебку надо было готовить на мясном бульоне, но мяса у меня не имелось, и бульон я варить не умела, так что сделала на воде.
– Не пересолено? – услужливо уточнила я.
– Может, чуточку, – деликатно объяснил он, что язык оказался сожженным напрочь.
– Уменьшить соль на десять унций, – немедленно приказала я встрепенувшемуся перу сделать пометку в рабочем блокноте.
Ирвин вдруг понял, что выступал в роли подопытной крысы и обижено посмотрел на дно почти опустевшей тарелки.
– Мне кажется, там колокольчик звякнул! – с надеждой заявил он, желая отослать меня из кухни и избавиться от остатков обеда.
– От сквозняка.
– Совсем с покупателями туго? – Ирвин вздохнул и прихлебнул супчик.
– Похоже, в Питерборо перец не в чести, – призналась я, что немножко начинаю нервничать из-за отсутствия покупателей. Каждая проданная баночка приближала меня к возвращению долга, а пока все баночки стояли на полках торгового зала.
– Вам бы объявления развесить.
– Развесила по всему городу.
– Ни одного не видел, – удивился подмастерье.
Как только он ушел, я написала новые объявления, заперла лавку и обошла информационные доски. Ирвин оказался прав, ни одного упоминания о том, что в Питерборо открылась лавка пряностей, не нашлось и в помине!
Я заново развесила зазывные листовки с заголовком: «Пряная штучка! Простой рецепт семейного счастья! Добавь в жизнь перчинку!» В этот раз приклеила с помощью магии, чтобы ни порывом ветра, ни рукой завистника, ни силами дворников объявления не сорвало. А сверху наложила заклятье водонепроницаемости и свечения в темноте. Специальным магическим хитростям меня научили, как ни странно, в редакции, ведь во время работы записи приходилось вести в любую погоду и в любое время суток.
Когда на Питерборо опустилась холодная осенняя ночь, и на торговой улице зажгли фонари (все, кроме того, что стоял рядом с лавкой), то в торговом зале зазвенел колокольчик. Я размалывала в кофемолке перечные горошины и не ждала покупателей. Так увлекалась смешиванием специй, что забыла о времени, и не закрыла дверь на засов. Однако, несмотря на поздний час, морщить нос на потенциальных клиентов я просто не имела права.