Натиг Расул-заде

М А Е Ш КА

Под утро приснился странный сон. Он проснулся, позевал немного и сказал жене:

- Мне приснился странный сон. Жена не отвечала.

- Ты слышишь? - спросил он и толкнул ее под бок локтем.

- Ты что, спятил?! - тут же, с места в карьер, рассвирепела жена. - Не видишь, я еще сплю?

- А который час? - спросил он.

- Четыре утра, - сказала жена, зарываясь поглубже в одеяло и тщательно укрывая бок со стороны мужа.

- Нет, серьезно? - сказал он. - Не может быть... Уже совсем светло.

Он нехотя поднял голову с подушки и посмотрел на будильник на старой обшарпанной тумбочке. Часы показывали половину восьмого. Он на всякий случай прислушался - тикают.

- Половина восьмого, - сказал он. - Я так, примерно, и думал. Ну что, рассказывать, или тебе неинтересно?

Жена молчала.

- Просто я стараюсь наладить контакты а семье, - сказал он.

Жена продолжала безмолвствовать.

- Ну, значит, - начал он, - как - будто я в тюрьме нахожусь.

- Туда тебе и дорога, - вдруг произнесла жена. - Может, немного отдохнем от тебя.

- Ну, значит, нас во двор вывели, погулять, - продолжал он, проигнорировав реплику жены. - И там, во дворе, в тюремной стене дырка. И заключенных, то есть, нас, выстроили в длинную-предлинную очередь, и все по - очереди смотрят в эту дырку. Надзиратели следят, чтобы был порядок, чтобы никто не смотрел по второму разу, а начальник тюрьмы стоит тут же и будто лекцию читает, говорит, вот, мол, какое заботливое тюремное начальство: мало того, что поит и кормит вас, недостойных, но даже зрелища всякие показывает - вот эту дырку, например. Все друг за другом смотрят в дырку, головами качают, цокают языками от восхищения, улыбаются мечтательно, отходят. Подходит моя очередь. Я волнуюсь. Заглядываю в дырку, а там - темно, как у негра, ни черта не видно. Дырка, оказывается, не сквозная была. А я-то думал, улицу увижу, прохожих, машины, ну, то, что за тюремными стенами... - он вздохнул.

- Ну и балбес ты, Маёшка, - сказала жена будничным, совсем не сонным голосом.

- Почему? - поинтересовался он. - Почему сразу - балбес?

- Потому что, вечно с тобой такое происходит. Для всех дырка сквозная, только для тебя- нет.

Маёшка немного помолчал, потом сказал:

- Кто ее знает, может там никто ничего не видел?

Жена заерзала, дернула плечом.

- Как же, - сказала она.

- Почему ты со мной так разговариваешь? - спросил он, немного помолчав.

- Просто я стараюсь разговаривать на посторонние темы, - ответила жена. Поддерживаю, так сказать, светский разговор в салоне. Чтобы не говорить о главном.

- Ладно, не начинай, - сказал он. - Не порть утра. Он поднялся, накинул халат.

- Сколько раз говорил - зашей эту прореху в халате, - проворчал он. Каждый раз рукой туда попадаю.

Жена промолчала. Он вышел из комнаты, умываться пошел.

Она, не открывая глаз, вдруг тихо заплакала. Слезы стекали теплыми каплями на подушку и там растворялись в белом, ненасытном лоне прожорливой подушки, пожирательницы слез. Она всхлипнула и вытерла глаза ладонью, так и не раскрыв их ни разу. Он вернулся через пять минут, и она по шороху одежды поняла, что он уже одет и готовится выходить.

- Не забудь булочек взять для Фирамиды До, - сказала она с закрытыми глазами. - Ты можешь купить булочки?

- Могу, - оказал он, заправляя рубашку в брюки. - Фирамида До моя дочь. Четыре года.

- Ты не лучше, - сказала жена. - Маёшка.

-Это оправдано, - сказал он.

- Знаю, знаю, - проворчала жена. - У тебя все оправдано.

- Фирамида До, - проговорил он, прислушиваясь к звукам.

Хорошее имя и фамилия.

- Ребенок так хочет, - сказала жена. - Сам знаешь - ненадолго.

Он подошел к окну, застегивая рубашку. Посмотрел на улицу.

- Дождь, - сказал он. - Сегодня что, воскресенье?

- Можно подумать, для тебя это имеет значение, - сказала жена .

- Представь себе, имеет.

Она обернулась к нему, стоящему у окна, поглядела на его спину, Па напряженный поворот головы, будто за окном он увидел нечто необычное. Просто дождь, - подумала она, - что он там высматривает?

Пришлепала из своей комнаты дочь, распахнула их дверь и сказала:

- Фирамида До проснулась!

- Ура! - сказал он. - Да здравствует Фирамида До! Задрав голову, девочка пытливо поглядела на лежащую, прикрыв глаза мать, на отца, стоящего отстранено у окна и спросила:

- Ну, сто? Опять полугались? - она все еще немного картавила, уже гораздо меньше, чем год назад, но когда волновалась по-прежнему картавила сильно.

- С чего ты взяла? - нарочито веселым тоном спросил он.

- Доброе утло,Фирамида До.

- Доблое утло, - ответила она, - Мама плакала.

- Ну что ты говоришь? - сказала мать. - Пустомеля.

- Я знаю, - настойчиво сказала девочка. - Ты плакала.

Он подхватил дочь на руки, расцеловал ее и опустил на пол.

- Маёшка уходит? - спросила она.

- Да... - промямлил он. - Я скоро вернусь.

- Не лги ребенку, - сказала жена.

- Фирамида До узе проснулась, а Маёшка узе уходит? - расстроилась девочка.

- Дорогая моя Фирамида До, - сказал он. - Я тебе позвоню.

- Нет, - она энергично покачала головой. - Фирамида До боится телефона.

- Боится телефона? - удивилась мать. - Что ты такое говоришь, доченька?

- Телефон обманывает Фирамиду До. Говорит: Маёшка придет, а он не приходит, и Фирамида До узе долзна спать идти. Он нагнулся к дочери. Она пытливо, серьезно посмотрела ему в глаза совсем взрослым, много понимающим взглядом. Он содрогнулся в душе, представив на миг, что она уже большая. Что с ней будет, боже, - подумал он. - Что ее ожидает? Как же мне быть?

Вдруг она крепко схватила его за шею, обняла.

- Пусть Маёшка не уходит, - стала плакать дочь. - Пусть Маёшка не уходит!

Мать переполошилась, вскочила с кровати, взяла девочку на руки, стала утешать, успокаивать, приговаривать что-то спокойное, глупое, теплое. Маёшка, торопливо одевшись, выскочил из квартиры. Вслед ему неслись вопли дочери.

- Маёшка! - кричала она. - Маёшка!

Что это с ребенком? - подумал он. - Такого с ней еще никогда не было...

Когда он выходил из подъезда на улицу, дождь усилился. Он поднял воротник и пожалел, что вышел без кепки, но возвращаться уже не хотелось: дочка закатила истерику, пришлось бы остаться. А сегодня никак нельзя было не пойти. Вдруг он почувствовал, как устала душа. Хотелось молчать, долго не произносить ни звука, не раскрывать рта.

Рядом с ним остановилось такси. Он рассеянно поглядел на машину посмотрел на небо, с которого лил уже ливень, открыл дверцу и сел на заднее сидение.

Квадратные, крепко скроенные плечи таксиста в каком-то похабном ворсистом пиджаке, вместо того, чтобы внушить ему чувство уверенности, вдруг заставили его взволноваться. В чем дело? - спросил он сам себя.

- Дело в том, - не оборачиваясь, произнес таксист. - Что я все о вас знаю, Маёшка.

- Откуда? - через силу спросил Маёшка.

- Ваша дочь звала вас из окна, не слышали? - шофер расхохотался. Маёшка перевел дух, но тут шофер стал ему рассказывать о нем. Он молчал, слушал таксиста, и постепенно ему становилось все безразличнее то, о чем говорил таксист, вопросы, которые поначалу роились в голове его в связи с неожиданными провидческими способностями таксиста, как-то сами по себе разбежались, исчезли, и он теперь только равнодушно выслушивал слова таксиста, будто тот говорил о каком-то совершенно постороннем человеке. Но он заставил себя сосредоточиться и слушать повнимательней.

- А сейчас вы едете играть, - между тем продолжал таксист. - И это все, что вы умеете, господин Игрок с большой буквы.

- Нет, - сказал Маёшка. - Вы ошибаетесь. Я писал музыку. Только сейчас она никому не нужна.