- Вот вы и приехали, - сказал таксист, не дослушав его последнюю фразу.

Маёшка посмотрел на улицу, и только сейчас вспомнил, что не называл таксисту никакого адреса. Он вышел из машины, стал рыться в карманах, чтобы уплатить за проезд, но машина не стала ждать, рванула с места, взвизгнув тормозами. Маёшка озадаченно посмотрел вслед убежавшей машине. Он стоял возле знакомых дверей, под дождем.

Ему открыл человек во фраке с очень учтивым и предупредительным видом, совсем не похожий на швейцара, а скорее - на пожилого профессора, доктора точных наук, не по своей вине обогнавшего свой век. Маёшка по сравнению с ним выглядел давно не кормленным амбалом. Он порылся в карманах. Руки профессора в белых перчатках предупредительно спрятались за пингвиний хвост фрака,

неправильно истолковав жест посетителя. Маёшка извлек из кармана помятую карточку клуба. Человек, так и оставшийся с руками за спиной, даже не взглянул на карточку, застыв в позе доброжелательного холодного памятника.

- Вас не велено пускать, - произнес он телефонным голосом официальное сообщение.

- Я это дам от этого отсечь, - пообещал Маёшка не очень уверенным голосом.

- Я человек маленький, - умоляюще произнес фрак и тут же, на глазах стал и в самом деле стремительно уменьшаться, и, достигнув размеров лилипута, остановился, скинул ставший огромным фрак и убежал в одних ситцевых трусах, что-то торопливо, весело приговаривая.

Маёшка засунул помятую клубную карточку обратно в карман, шагнул было к дверям в зал, но кинул взгляд на фрак, бесформенной грудой валявшийся на полу, задержал шаг, нагнулся, поднял, отряхнул, надел, погляделся и вошел.

Красные парчовые стены, зеленые, суконные столы. Пустой зал дохнул на него хорошо знакомым запахом валокордина смешанным с крепким табачным, въевшимся в эти стены, столы и прочее, во что только можно въесться. В углу огромного зала, за бильярдным столом копошились трое или четверо. Один из них, завидев Маёшку отбросил кий на стол и твердыми, быстрыми шагами приблизился к нему.

- Форма одежды - смокинг, - сказал Маёшка, показывая на себя - Билет имеется.

- Ты дурачиться перестань, - угрожающе проговорил мужчина, почему-то переставив слова во фразе в более неудобном варианте, но нажав голосом на последнее слово. Маёшка отметил это про себя, и только хотел пообещать, что перестанет, когда внимание его привлекло нечто. С груди мужчины, в петлице, виновато смотрела на Маёшку, чуть свесив голову, пунцовая от стыда голландская роза. Маёшка скорчил ей рожу, язык высунул. Мужчина вдруг схватил Маёшку за горло, и в руках его, неизвестно как появившись, сверкнуло лезвие ножа, холод которого Маёшка мгновенно почувствовал на своем горле, там где безмятежно бился пульс, ничего не подозревая. К ним подошли еще двое. Маёшка стоял лицом к ним, с лезвием, приставленным к горлу и улыбался. Седой мужчина, очень похожий на встретившего Маёшку швейцара, впоследствии превратившегося в лилипута, но в отличие от того безнадежный гуманитарий, молча холодно-вопросительно уставился на Маёшку. Маёшка понял, что должен заговорить первым, чуть повертел головой, стараясь не порезаться, тихо откашлялся, будто собирался петь для этой недоброжелательной аудитории, и сказал:

- Я это дам от этого отсечь...

- Допустим, - прервал его седой. - Если не ошибаюсь, это слова Полония из "Гамлета" господина Шекспира.

- Если не отдам, - закончил фразу Маёшка. - Два дня. Век воли не видать. Весь долг, сполна. С вашими драконовскими процентами. Два дня.

- Отпусти его, - не сразу сказал седой, и лезвие ножа перестало холодить горло.

Маёшка потрогал горло, откашлялся.

- Так и ангину недолго подхватить, - сказал он между прочим и вслед за тем обратился конкретно к седому, - Я чувствую себя в ударе. Сегодня мой день.

Седой молча посмотрел на него тяжелым взглядом.

- Тебе не удастся меня обмануть, - предупредил он. - Даже не пытайся.

Зал стремительно заполнялся гостями. Обслуга на роликах шныряла между посетителями, с виртуозностью жонглеров развозя полные бокалы на густо уставленных подносах. Маёшка отошел от седого.

И тут к нему подлетел официант.

- Коктейль? Шампанское? - угодливо спросил официант в белой бумажной маске.

Маёшка молча уставился на него.

- Заведение угощает, - настаивал безликий.

- Я - штрафник, - оказал Маёшка, и официант презрительно посмотрел на него сквозь маску, смерив его с ног до головы.

- Пошел вон, - сказал Маёшка, и маска укатила.

Но через мгновение официант появился с другого бока. Маёшка мог бы поклясться, что это тот же самый, хотя все они были одного роста, одинаково одеты, все на роликах и одинаковых масках и даже с одинаковыми голосами.

- Для штрафников у нас спецкоктейли, - сказала маска.

-"Спокойной ночи" называется. Великолепный, свежайший цианистый калий в вишневом сиропе, коньяк, шампанское, три капли лимона. Вкус изумительный. Желаете?

- Спасибо, - сказал Маёшка. - Рановато для меня.

- Но я настаиваю, - повысил голос официант.

- Нет, пока не надо, - отказался Маёшка. Официант укатил. К нему подошел седой, хозяин заведения.

- За третьим столиком, - сказал он, - Новые гости. Выиграешь - десять процентов твои. И снимем часть долга.

- Двадцать и весь долг, - сказал на всякий случай Маёшка.

- Не торгуйся заранее, - сказал хозяин. - Скажи спасибо, что даю тебе шанс.

- Ладно, - сказал Маёшка. - Черт с тобой. Фишки давай.

Он прошел к третьему столику, раскланялся со всеми и сел на свободный стул рядом с чрезмерно благоухающей старой дамой, усыпанной бриллиантами и в глубоком декольте. Он вошел в игру, во время которой старался не смотреть в ее сторону. Напротив сидел квадратный мужчина, очень похожий на таксиста, привезшего его сюда. Маёшка вгляделся повнимательнее: очень похож, такой же основательный, квадратный крепыш с запомнившимися глазами необычайной интенсивности. Мужчина, заметив на себе пристальный взгляд, поднял голову и подмигнул Маёшке. Первые десять минут начались очень плохо, и он проиграл больше половины полученной от хозяина суммы. Он даже засомневался - не обманула ли его интуиция? Не ложные ли уколы-сигналы посылала ему в сердце, отчего сердце заходилось в учащенном биении, прыгало в труди, как у юноши, приближающегося к своей первой женщине? Маёшка помрачнел. Не хватало сейчас продуться. Тогда ему конец. Нет, нет, нельзя сейчас об этом думать. Надо играть, как богатые бездельники, с мыслью, что он пришел позабавиться, проиграть. Он заставил себя улыбнуться и почувствовал вдруг прилив сил. Постепенно игра выравнялась в его пользу, он начал выигрывать.

Примерно часа через два, трое из игравших, в том числе и крепыш, похожий на таксиста, поднялись из-за стола, проигравшись дочиста. Они откланялись вежливо - кроме таксиста, отчего у Маёшки окрепло подозрение, что он и есть тот самый шофер такси и растворились в зале среди многочисленной публики. Маёшка проводил их взглядом и опустил глаза: на краю стола перед ним лежала внушительная груда фишек, в основном, высокого достоинства - игра шла по крупной, благодаря старухе в декольте. Она уже трижды посылала своего человека, неотлучно находившегося позади ее стула, разменивать деньги, покупать фишки, рисплачивалась наличными. За столом оставалось четверо игроков, включая Маёшку, но главная игра шла между ним и старухой. Когда она брала карты, на пальцах ее сверкали, будто подмигивали издевательски, крупные бриллианты. Маёшка скорчил рожу этим дорогим камням. Он продолжал выигрывать. Дважды мимо их стола проходил хозяин, бросал быстрый, внимательный взгляд на кучу фишек, на карты в руках Маёшки, старухи, и отходил с каменным лицом. Официанты, то слева, то справа подлетали к их столу, предлагая напитки и соки. Старуха заказала теплое молоко, и теперь потихоньку отхлебывала из высокого стакана, то и дело роняя с губ капли на дорогое платье, на зеленое сукно стола. Он старался не смотреть на нее, хотя стоило бы - она проиграла ему кучу денег. Вокруг их стола собирались люди, следя за захватывающей игрой.