Утерла Милуша слезы, и молвила: «Я на все решусь, лишь бы им помочь».
— Так ведь они тебя выгнали.
— Нет обиды в моем сердце, одна печаль. Если смогу значит, помогу. Нет, так все равно сгину в лесу.
Улыбнулся старец, мудрым не по годам речам, взял девочку за руку и отвел к падунцу.
Водопад этот, где берет начало река Клестиха, небольшой, с холма перекатывается, потом по утесу вниз падает, и течет сначала узкой лентой а, потом уже все шире, разливаясь, полноводной рекой.
Как пришли к падунцу, старец велел Милуше хворост собирать, да дрова.
— Зажжем костры, как месяц народится, надо тебе сначала через огонь, потом сквозь воду пройти, а там узнаем примет ли тебя грядущее.
Расположили кострища кругом, зажгли, в центре круга волхв девочку поставил, Милуша не просто стоять была должна, а огонь поддерживать, не дать погаснуть.
В костер волхв живицы добавил, смолы душистой, от нечистой силы, от болезни. Живительный дым поднимался к небу, хороший знак — будет исполнение задуманного.
Ночь выдалась пасмурная, уже костры догорали, а месяца все не видно было. И только на рассвете, перед самым восходом, небо очистилось, и в отблесках рождающейся зари показался новорожденный месяц.
— Живой огонь, очисти Род от порчи и дай жизни силу. Укажи Путь для очищения, проведи душу невинную через Явь, Навь и Правь, — взывал кудесник к небу.
На небе и солнце красное светит и месяц ясно виден.
— Иди! — неожиданно громко крикнул волхв, и подтолкнул Милушу к водопаду.
Девочка зажмурилась, но смело шагнула, через огонь под падающую воду, доверяя провидцу.
Сначала было темно и холодно, потом словно в бане, жаром обдало, тело стало легким и невесомым, на душе светло и радостно.
Милуша, осмелев, открыла глаза, и увидела ясный солнечный день. Сидит она на холме, среди сосен и берез, а внизу люди разговаривают.
Спустилась девочка поближе, подумалось ей, что Ирий-рай это, где ручьи текут хрустальные, цветы цветут лазоревые.
Но нет, у источника простые селяне, дети, бабы. Сам падунец в странную домовину укрыт, с крестом, и странными досками с ликами человеческими.
Подошла девочка поближе, ей тут же одна селянка подзатыльник отвесила: «Что стоишь, лба не перекрестишь?»
— Чудо.
— Истинно глаголешь — чудо, ведь здесь венец святой Анастасии Узорешительницы сам из воды выплыл.
— Где, где венец! — вскричала Милуша.
— Да, не ори оглашенная. В Пскове граде.
Милуше непонятно, что селянка говорит, все слова незнакомые.
Но ей больше всего батюшку с матушкой повидать захотелось.
Оставила она людей странных, и перелеском, напрямки, домой поспешила.
Вот уже и солнце скоро закатится, а нет родного дома. Где у кривой березы, самая первая изба стояла, только чаща и бурелом, не пройти, не пробраться сквозь него.
Пришлось вернуться, а все уже кто у водопада стоял, как раз домой засобирались.
— Что же ты ушла? — спросила ее недавняя знакомая.
— Тебе с твоей больной ножкой, просить надо, молиться денно и нощно, а ты по кустам шастаешь.
И Милушка с ней да старицами в городище и попала. Город из белого камня, словно в сказке: стены высокие, да в два кольца, терема узорные, а людей видимо невидимо. Все куда — то спешат, а Милаша вслед за старицами в длинных черных одеждах пришла во двор деревянного святилища.
Бабки с родниковой водой кадушки принесли и в них цветы луговые, да ветки березовые поставили. В самом доме, где как поняла Милуша, жили новые боги, было чисто, прохладно. Все что-то делали копошились, лучины зажигали, а Милуша спрятавшись в дальнем углу, от всего виденного так устала, что уснула. Проснулась уже ночью, горит светильник один, возле него старица на коленях слова шепчет.
— Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою.
Милаша еще бы послушала, да в неярком свете заблестел венец.
На золотой ткани лежит братушкин подарок, а в центре венца светиться самоцвет, словно маленькое солнышко.
Подкралась девочка на цыпочках взяла дрожащими руками венец.
— Ты, кто? Что в храме делаешь? Язычница?
Милуша со страху и надела украшение девичье себе на голову. И в пору венец пришелся, выросла мгновенно она в девушку статную, с косой ниже пояса.
Только крикнула монашка стражу на помощь, а дева и исчезла.
Видно сама Анастасия свой венец и забрала, — стали говорить в народе. — Не понравилось ей, что из источника святого, ее вещь перенесли в город
А Милуша стоит, не жива ни мертва, глаза боится открыть, пока горячие ладони братца Любодара не коснулись ее головы.
Стоят они с братом у падунца, обнимаются, а волхв, на десять лет постаревший, сидит на валуне улыбается.
— Милуша, сестренка моя. Я за тобой вернулся. У нас радость — восемь жен уже у Клестов не праздными ходят, к липеню, и мы с Ладушкой ждем прибавления. Ровно тогда, когда и мы с тобой на свет народились. Какая же ты у меня красавица, сестренка. Пойдем скорее родителей порадуем. Они — то ждут. Всем миром у тебя прощения просить будем, за слово злое, да за навет.
С той поры Милушин венец всем женам в роду помогал легко разрешиться от бремени, а сама Милуша замуж вышла, и семерых родила богатырей.
Так и закончилась история о братце Любодаре и сестрице Милуше.
Потому, что Правда всегда кривду победит. На том земля Русская держится, и будет пребывать до скончания времен: хлебопашцами, кузнецами и мастерами и мастерицами, женами и мужьями верными, сестрами с братьями преданными, купцами и путешественниками, воями храбрыми, да правителями мудрыми.
0.00