Дюмарест не был расположен кому-либо сочувствовать.

— А это важно?

— А как вы считаете? Нет, на самом деле — нет. Однако я знаю толк в камнях и горных образованиях, даже занимался кое-какими исследованиями. Изучал Аурелл, некоторое время работал в «Кладоре». Затем они меня уволили… да теперь это не имеет значения. Можно сказать, что мы не сошлись в смете на расходы. Полевые исследования обходятся недешево, а то, что я нашел, не оправдало затрат. — Тамболт перевел взгляд на свои пальцы. — Недурные камешки, а? Подделка, разумеется, однако поверхностную экспертизу они пройдут. Беда в том, что в «Кладоре» не делают поверхностную экспертизу. Потом я пытался играть, да только продулся в пух и прах. Когда-нибудь я научусь брать быка за рога. Возможно, когда буду при смерти, и когда будет слишком поздно.

Он допил свой бокал и, наполнив его снова, одним быстрым глотком осушил до половины, как будто сдавался на милость своей невезучести. Жадность или неумение приспособиться, а может, и интеллектуальная слепота были причиной того, что этот парень так низко ценил все, с чем сталкивался. А может, мрачно подумал Дюмарест, он просто-напросто лжет, стараясь выдать себя за неудачника?

— И все же вернемся к мальчику, — грубовато сказал он.

— Вы хотите найти его. Возможно, я могу вам помочь.

— Как?

— Вам это известно не хуже меня, Эрл. Вы должны были подумать об этом. Полагаю, вы все уже хорошенько продумали. На ферму напали мелевганиане, но они были не одни. Мальчишку забрали какие-то чужаки. Куда? Мы не знаем. Кто они были? Это тоже нам неизвестно. Но быть может, об этом знают мелевганиане? Тогда нужно добраться до них и заставить заговорить. Верно?

Дюмарест помолчал, а Тамболт налил себе еще вина.

— Только теперь я начинаю понимать, почему ювелир выбрал в посыльные именно меня. Этот старый и хитрый лис умеет все верно подмечать. Вы хотите попасть в Мелевган, а там полно драгоценных камней, к тому же весьма недешевых, и он заранее знает, что все найденное там попадет к нему в руки. Хорошая прибыль и никакого риска. Не удивительно, что он так богат.

— Мне нужен мальчик, а не камни, — безразличным тоном заметил Дюмарест.

— Можно получить и то и другое… или вообще ничего. Думаете, все так просто? Путешествие в Мелевган — не прогулка по парку. Я там бывал и знаю. Одно неверное движение, и вы покойник. Я нужен вам, Эрл. Берете меня в партнеры?

Понемногу отхлебывая вино, Дюмарест откинулся на спинку стула. Из игрового зала доносились негромкие звуки, издаваемые игроками — постукивание костей, шумные вздохи, восклицания радости и стоны отчаяния. Преданные слуги фортуны, они испытывали судьбу, стремясь получить выигрыш с такой же отчаянной страстью, какую остальным смертным приходится прикладывать, чтобы выжить. Только не все могут сами выбрать свою игру. Одним это удается, другим — нет. Вот и Джонделл не выбирал.

— Что нам потребуется? — спросил Дюмарест.

— Рафт. Товар для торговли. Люди и оружие. Это обойдется недешево.

— Тысячи хватит?

— Нет. Маловато. — Тамболт уже загорелся. — Рафт стоит дорого. Никто ведь не даст его напрокат, поэтому придется покупать. Товары обойдутся в половину этого, оружие — дороже. Кроме того, следует нанять несколько человек, которые тоже заломят цену.

Дюмарест вспомнил о ферме, о том, что он оставил на ней. И о рафте, брошенном на пути в город.

— Нам не нужно покупать рафт — только двигатель, — вслух произнес он. — Можно нанять его на время с пилотом, чтобы только долететь до фермы. А что за товары нужны?

— Мелевганианам? Готовая продукция — реактивные снаряды для пик, кое-что из электроники, буры, инструменты и тому подобное. На это и на двигатель денег хватит, но как быть с людьми?

Дюмарест допил вино.

— Этим я займусь сам.

Собирался дождь. Ломота в костях всегда служила брату Эласу лучшим предсказанием наступления холодов. Тем более что скоро грядет зима с ее снегами, наносимыми с севера, и ледяными, пронизывающими насквозь ветрами. На Аурелле сезоны длятся недолго; не успеешь оглянуться, как знойные летние дни заканчиваются, солнце прячется за облаками, землю сковывает морозом и наступают тяжелые дни. Трудное время, как для монахов, так и для их паствы. Время суровых испытаний для тех, кому некуда обратиться за помощью, кроме как к Церкви.

Эти мысли заставили брата Эласа поежиться; конечно, виновато его разыгравшееся воображение, ведь ночь выдалась теплой, а дождь грозил одной лишь влагой. Однако казна церкви, как всегда, оставалась полупустой, и он слишком хорошо знал, что их всех ждет впереди. Но тут ничего не поделаешь, остается только смириться и принимать грядущие холода — вместе со всем остальным — за неизбежное. Как, например, его обязанности, от которых никуда не деться.

Брат Элас выбрался из хижины и не спеша направился к церкви, расположенной на небольшом клочке бесплодной земли. Маленькая, как и все подобного рода, она представляла собой неуклюжее сооружение из листов непрочного пластика. Внутри находилось сиденье для брата Эласа, священный огонь и место, где прихожанин мог исповедоваться. Навстречу ему вышел брат Карл; на его молодом лице видны были явные следы переутомления. Поклонившись, он сказал:

— Сегодня вечером у нас много дел, брат.

— Разве это плохо?

— Нет, но…

— Ты устал.

— Да, но все же…

— Ты устал, — недовольно повторил старый монах. — А усталый мозг не всегда воспринимает окружающее нужным образом. Тебе необходимо немного поесть и отдохнуть. И, брат мой, не забывай, кто ты есть и для чего здесь находишься.

Небольшой выговор, хотя и не слишком строгий, был необходим. Ведь грех нетерпения сродни гордыне, и ни одному монаху Церкви Всемирного Братства нельзя и на миг забывать, что он слуга, а не господин. Что его долг оказывать помощь, а никак не требовать. Монах всегда должен помнить, что самоотречение — это часть жизни и его обязанности выглядят бесконечными.

Но не просто принять это, особенно когда тело молодо, а душа беспокойна. И тем не менее, брату Карлу — как и всем им — придется свыкнуться с мыслью, что Вселенную не переделать за один день, что даже один покаявшийся, которому он отпустит грехи, успокоит совесть и тем самым внесет в этот мир капельку веры — уже немалое достижение. Только ради этого они живут и трудятся; только ради идеи, которая уже сама по себе может даровать истинное счастье.

«Все, что я ни делаю, делается во славу Господню».

И когда все люди воспримут эту идею, станут жить в соответствии с ней, тогда наступит царство счастья и справедливости.

Брат Карл поклонился, пристыженный:

— Прошу прощения, брат. Мне еще многому нужно учиться.

— Ты уже научился, но время от времени забываешь об этом. А теперь ступай, поешь и поспи. Изможденное тело — плохой советчик, а ты переусердствовал.

Даже слишком, подумал старый монах, когда брат Карл ушел. Это не ново, когда, стремясь достичь всего разом, начинаешь сетовать на медленное продвижение к заветной цели. Все монахи проходят через это, когда, покинув семинарию на планете Надежда, горят нетерпением претворить в жизнь все, чему научились. Однако брат Карл, так же, как и остальные, скоро поймет, что самое сильное их оружие — это терпение. Терпение и служение Богу, а превыше всего — безграничное сострадание.

Брат Элас занял свое место в церкви. Его старые кости едва не заскрипели, когда он опустился на еще не остывшую скамью. Как много времени прошло с тех пор, как он выслушал своего первого исповедующегося? Лет сорок… по меньшей мере, а то и больше. Почти полвека, как он отправился к своему первому месту приписки — работать вместе с другими, более старыми монахами, впитывать все, чему те могли его научить, следовать указанному ими пути. Конечно, сейчас брат Элас мог бы заслуженно возглавлять один из благоустроенных приходов в каком-нибудь из гостеприимных миров, однако что-то гнало его дальше, заставляя начинать все с начала, идти туда, где, по его разумению, в нем нуждались больше всего.