Я ушла в самокопание, самосозерцание и самоанализ, а Фоменко привел нас на свою драгоценную поляну и схватил меня за руку, когда я сделала несколько лишних шагов.

Тропа уходила в белый туман.

Это действительно было овальное пятно, вроде колумбова яйца, только в два человеческих роста, оно стояло и слегка колебалось. И мне даже показалось, что туманно оно лишь по краям, за тонким слоем белой раздерганной ваты есть что-то плотное, пористое и без блеска, словно гигантская яичная скорлупа. Тут и фантазии не требовалось – рисуй что есть и посылай в журнал «Наука и жизнь».

– Точно!… – воскликнул Витька. – Не глюк…

Мы стояли и смотрели на это подвешенное в воздухе яйцо, и мне все меньше хотелось с ним связываться. Но я имела право на трусость, а мужчины – нет, и мой Витька первым начал хохмить, восторгаться, валять дурака. Наверно, еще и потому, что я смотрела на него. Он действительно смелый, и я рада лишний раз в этом убедиться, но тут мне сперва было не по себе.

Фоменко, никого не предупредив, метнул шишкой в яйцо – и она словно в молоко канула, не пустив расходящихся кругов.

– Теперь давай сам, – Фоменко подал Витьке другую шишку, прихваченную, наверно, в начале пути, потому что здесь ни елей, ни сосен я не заметила.

Витька метнул шишку в пятно, и она точно так же исчезла, беззвучно и бесследно.

У Фоменко было еще несколько шишек, но я кидать отказалась, я так далеко не доброшу, а близко подходить Жерар Депардье не советовал. Он сам однажды сдуру сунулся – чуть не рухнул и полдня потом башка трещала.

Консервную банку мы, оказывается, принесли с собой. И даже не веревку, а красную атласную ленту привязал к ней Лешка перед тем, как запустить.

Банка пропала не сразу – у самого пятна она словно задумалась, лететь ли дальше, и ленточный хвост замен в воздухе параллельно земле. Но все это втянулось в туман и сгинуло.

– А если обойти с той стороны? Вдруг они пролетели насквозь? – спросил Витька.

– Да обходили! Оно со всех сторон такое же, и ни шишки, ни банки насквозь не пролетали. Конечно, слишком быстро мы не подходили…

– А оно пахнет? – с подозрением осведомился Витька. Исследователи хронодырок переглянулись.

– Вроде нет… А что?

– А то – вдруг оно какой-нибудь галлюциноген выделяет?

– Так это забор проб делать нужно, – заметил Лешка. – А у нас оборудования нет.

«Забор» меня насмешил – у этих технарей вечно какие-то корявые словечки.

– И подойти поближе, посмотреть, куда банка улетает, тоже не пробовали? – продолжал Витька. – Может там, в каком-нибудь параллельном пространстве, уже лежит куча ржавых банок с хвостами, а аборигены молятся им насчет хорошей погоды?

– Подходить опасно – голова закружится, чего доброго, свалишься прямо туда – и прокол засосет, – хмуро сказал Фоменко.

– Вот сегодня и попробуем, – пообещал Жерар Депардье. – Мы сюда раньше втроем приходили, а с тросом пробовать надо вчетвером, и еще чтобы кто-нибудь снимал.

Оказалось, в одной спортивной сумке был свернутый в кольцо металлический трос. Его прикрепили к дереву, но не просто привязали одним концом к стволу, а нагнули дерево, повиснув втроем на длинной ветке, и смастерили сложную конструкцию. Фоменко объяснил мне – если что-то случится и люди выпустят трос из рук, дерево выпрямится и оттащит экспериментатора от опасного места.

Первым пошел сам Фоменко. Он придерживал трос на уровне пояса и осторожно передвигал его вдоль себя. Один конец, пропущенный сквозь ветки, прочно держало дерево, другой – Жерар Депардье, Лешка и Витька, понемногу отпуская. Фоменко продвигался очень медленно, миновал середину поляны, повернулся, показал рукой, что все в порядке, и пошел дальше. Контуры его фигуры вдруг поплыли, я вскрикнула. Мужчинам было даже не до того, чтобы меня обругать. Они внимательно следили за Фоменко. Темное пятно, наполовину съеденное белым туманом, вдруг странно задвигалось, подалось вправо.

– Тяни, – негромко приказал Жерар Депардье, и мужчины стали выбирать трос, извлекать Фоменко из тумана. Скоро пятно сделалось опять похоже на человека, а человек оторвался от троса и решительно пошел к нам, покачиваясь и ругаясь довольно свирепо.

– Я, мать вашу, и кричу, и рукой показываю – назад, назад, а вы что – оглохли?!

– Ни хрена не слышали! – воскликнул Жерар Депардье, а Лешка выронил трос.

– Значит, ты был уже ТАМ?…

Еще звучали какие-то слова – и вдруг перестали. Мужчины ощутили, что произошло.

– Откуда я знаю, где я был? – неуверенно произнес Фоменко. – Я кричал – вы не слышали…

– Ты прошел насквозь? – спросил Лешка.

– Похоже на то… не знаю… там было какое-то другое освещение…

Он явственно растерялся.

– А что ты видел?

– Да лес я видел!

Витька подошел ко мне и обнял покрепче.

– Если бы там были динозавры, они бы его сожрали, – шепнул он прямо в ухо.

– Ребята, начинаем действовать! – заорал вдруг Жерар Депардье. – Вы с камерой – бегите туда, снимайте! Но сбоку! Мы будем отпускать трос, а пойдет Лешка – он самый легкий! Аркан, ты сядь, посиди, башка пройдет!

Имелось в виду – эксперимент повторяем немедленно, только нас с Витькой посылают по ту сторону поляны, проверить, не вылезет ли Лешка просто-напросто из пятна, и заснять то, что увидим.

– Ну, Машка, если эти сумасшедшие морочат нам бошки – я их в распыл пущу, – сказал Витька, ведя меня за руку вдоль края поляны. – Но если это действительно прокол – твоя батя нам должен виллу на Канарах купить. Ты представь – что, если мы прямо сейчас оттуда что-нибудь этакое притащим? Значит, он уже завтра может рапортовать о подготовке к пробному пуску!

Я одной половинкой души возликовала, а другой – затосковала. Витька не был в бункере, где уже полагалось стоять смонтированному агрегату, а я была, я увязалась за папой и висела на нем, как клещ. как пиявка, и он просто был вынужден взять меня с собой, когда ездил туда разбираться со стройматериалами. Легко сказать – рапортовать о пробном пуске! А если кто-то захочет посмотреть на ту установку, которую запустили? Как мне сказали, там есть только верхний кожух. Если эта дырявая железная сфера называется «кожух» – то да, я его своими глазами видела. Изнутри. Когда сильно задрала голову – нашла самую верхнюю дырку, на уровне примерно седьмого этажа…

Но будем переживать неприятности по мере их поступления, сказала я себе, и полгода передышки, которую мог бы сейчас получить папа, много значат. А заниматься дизайном и иметь свою студию лучше в Латинской Америке, чем в России. Конечно, если папа не захочет взять с собой Витьку, я останусь в России…

– Эй, вы меня слышите? – завопил Жерар Депардье.

– Слышим, слышим! – отозвался Витька.

– Тогда – пошел! Снимайте!

Снимала я куда лучше, чем он, и поэтому взялась за камеру. На экране было все то же стоящее торчком белое яйцо, дымчатое по краям, только в профиль. Витька с фотоаппаратом отошел в сторону. Я думала, что он хочет заснять, как вход в пятно выглядит под другим градусом, но ему взбрело в голову сфотографировать меня за работой. Пройдя шагов десять, он неожиданно обернулся – и кинулся ко мне. В тот же миг меня сзади кто-то схватил в охапку. Я выронила камеру.

Болото наполнилось голосами, воплями, треском, хрипом. Я брыкалась как могла, мотала головой, стараясь попасть затылком в лицо тому, кто волок меня прочь. Увидела здоровенного мужика в камуфле, прыжками пролетевшего к пятну, услышала длинный предсмертный крик, наконец раздались и выстрелы. Меня бросили наземь, на влажный мох, я увидела у своего лица черный высокий ботинок и вцепилась в него. Кто-то полетел через меня… я перекатилась… раздался звон и гул, словно отпустили огромную и длинную струну… это трос, подумала я, это всего-навсего трос, но почему?…

Ничто не держало меня, я собралась с силами, скрутилась клубком, мгновенно оказалась на корточках и услышала из-за пятна Витькин голос. Он звал Лешку, звал Фоменко! Я поняла, что его схватили, подобрала камеру и, сразу занеся ее над головой для удара, кинулась на помощь…