Я шел - а может мне так только казалось, будто я иду - прямо перед собой, туда, куда обязательно должен был идти, медленным, шаркающим шагом, словно на торжественном параде, в то время как сверху и с боку за мною внимательно следил, проводя световым лучом, раздутый и впаянный в мрак ночи синюшный шар Луны. Моя тень, смолисто-черная и длинная, будто парус распростертого крыла, очерчивала вокруг меня огромный круг; видимо, я должен был идти по кругу, потому что тень заступала мне дорогу и сомкнулась со мною в том самом месте, из которого я вышел.

Вновь я увидал мужчину. Прежде чем отозваться, он на мгновение приподнял голову и тут же быстро опустил ее низко на грудь, где она попала в узкое русло тени. Но, прежде чем это произошло, его исхудавшее, костистое лицо - как какое-то время назад, в прямоугольник двери - всматривалось в Луну; я присмотрелся к этому лицу и вздрогнул. Ну почему я корил себя за то, что не удержал его от явной смерти? Это был Асурмар.

- Они насмехались над моим шезлонгом, - с ноткой триумфа в голосе заявил он.

- Так вы остались в живых, - вырвалось у меня. Предыдущее настроение уже лопнуло; вновь я был самим собой.

- По-видимому, точно так же, как и вы сам, господин Порейра, - ответил тот, непонятно отчего все еще сердясь на меня. - На сей раз нам удалось.

Лично я имел в виду его приключение, случившееся много часов назад, то есть, расставленную на него перед самым планируемым стартом ловушку, но, естественно, он не мог меня понять. И хотя говорил о чем-то совершенно ином, уже важной теперь опасности, к тому же явно принимая меня за кого-то другого, кем я никак не был, я уже отзываться не стал, потому что любой неуклюжий вопрос с моей стороны мог бы вызвать его изумление и требование объяснений, в которых - у меня были достаточно обоснованные причины опасаться этого - я тут же наверняка бы запутался.

Обернувшись в сторону отдаленной на несколько десятков метров матово-серой плоскости (уже раз названной из-за недостатка лучшего термина "плотиной"), мы направились к месту, где виднелось светлое, широкое отверстие выбитого в ней тоннеля, который - как могло показаться - не пробивал преграду насквозь. В какой-то момент, чтобы обойти свалившийся на тропинку ствол дерева, я выбрал иную, чем Асурмар, дорогу, который обошел помеху справа. Лишь только я сдвинулся влево, как встретил непреодолимую преграду: меня прижало к чему-то, что образовывало твердую и невидимую границу пространства. Загораживающая мне путь плоскость могла бы напоминать лист стекла, если бы не отсутствие каких-либо загрязнений и дефектов на ее девственной поверхности.

Еще раз - только теперь обогащенный новым открытием - я огляделся по сторонам. Меня так и подмывало, держась поблизости абсолютно прозрачного листа, обойти вокруг всю территорию и установить ее реальные размеры. И хотя, под влиянием мысли о своем товарище и неизвестной пока что его реакции на столь подозрительное проявление инициативы с моей стороны, я отказался от такой задумки, мое представление об окружающем нас открытом пространстве подверглось принципиальному изменению. На самом деле, со своего места я не был в состоянии оценить, сколь велик был зал, по которому мы шли, но все-таки уже не мог расстаться с один раз появившимся подозрением, что упомянутый "стеклянный лист" окружал его со всех сторон, и только его внутренняя часть была реальной, зато все помещенное снаружи: часть деревьев и камней, а также выходящая за линию стекла покрытая вереском земля, не говоря уже о горизонте и небе - все это представляло собой лишь необыкновенно убедительный мираж.

В то время, как я занимался подобными размышлениями, Асурмар уже отошел на приличное расстояние, так что я потерял его. Пришлось ускорить шаг. У входа в тоннель никого не было. Если бы моя компания была для него важна подумалось мне - он бы меня подождал. Я, не спеша, обошел внутреннюю часть тоннеля, поочередно заглядывая в мрачные внутренности нескольких расходившихся отсюда коридоров. Через какое-то время я вернулся под стенку, изгнанный царившим внутри сквозняком. Потеряв всякое терпение, я уже намеревался было крикнуть, чтобы позвать Асурмара, как тут пришла давно отталкиваемая в сторону мысль: я почувствовал себя просто смешным. Мой крик был бы самым банальным недоразумением. И вообще, что я, собственно, тут делал? Кем был для меня Асурмар, который в темноте спутал меня с каким-то Порейрой, если я только хорошо запомнил, и какое мне дело до людей, к которым он меня вел? Гораздо сильнее меня интересовала конструкция, вправду, неестественного, но из за того не менее притягательного открытого пространства. Я направился в тень деревьев.

И тут мой взгляд случайно упал на стоявшей под стеной лежанке.

- Нас уже ждут, - услышал я доходящий оттуда выразительный голос сидящего там Асурмара.

- Прекрасно, - ответил я со своего места, разозленный и с какого-то времени уже совсем решивший бросить его здесь. - Раз ждут... тогда почему... то, что вы, собственно... - заикался я.

Лежанка была повернута ко мне тылом; сам я видел лишь голову, расставленные в бок локти и выглядывающие снизу, из под материи, икры человека. Я подошел поближе и глянул ему в лицо. Может это расположение теней или необычная синева лунного света - но мне сделалось нехорошо; у человека этого было лицо трупа.

- Мы... - заговорил он: - Мы... персонажи из Его сна, должны позаботиться о том, чтобы Его не разбудить.

- Если вы представляете!... - повысил я голос, но тут же взял себя в руки. - С какой это целью уже второй раз вы выражаетесь столь загадочным образом?

- Потому что не все еще потеряно, - ответил он мгновенно, когда я еще не успел договорить.

Нет, что-то здесь мне начинало не нравиться. Из внутренностей тоннеля появились два человека, они осмотрелись по округе и, заметив нас, бегом направились в нашу сторону. Человек на лежаке повернул недвижное, теперь уже совершенно серое лицо к подбегавшим.

- Какие же все-таки они терпеливые... там, - тихо и мягко произнес он, тем самым тоном, который я однажды уже слышал. - Только поглядите: они никак не сдаются.

И тут я остолбенел. Один из прибывших мужчин - тут я никак ошибиться не мог: Асурмар собственной особой - схватившись за раму лежака издал из горла какой-то животный, до отвращения пронзительный звук. С лежанки отозвался голос не менее резкий, хотя несравненно более слабый:

- Тихо! Ведь не хотите же вы...

И после того произошла самая изумительная сцена: тот Асурмар, который только что прибыл, с виду совершенно спокойный, одним незаметным движением выкинул с лежака на землю второго Асурмара, который только что там располагался. Он сделал это с такой свободой, более того: так умело, как будто делал это уже не раз и не два, и как будто вываливал на песок не собственного двойника, но кучу тряпья. А после того, с непохожей на него миной забияки, растопырив пальцы на обеих руках, которые поднял на высоту бедер, слегка покачиваясь на ногах (что, по-видимому, должно было вывести наружу столь чуждую до сих пор для него юношескую готовность к молниеносному действию, если бы только появилась такая потребность), медленно повернулся ко мне.

- И это вас забавляет? - процедил он сквозь стиснутые зубы.

Я хоте было спросить: "что, собственно?", но меня остановил вызывающий тон его голоса.

- Возможно, мне и вправду не нужно было... - мягко, лишь бы что-то ответить, начал я, но вовремя прикусил язык, потому что предпочел не заканчивать этого рискованного предложения, тем более, что мое внимание приковал вид у моих ног.

Лежащий на земле человек на глазах таял. Именно так: таял - будет лучше, когда сразу скажу, что (даже в сопоставлении с предыдущими событиями) это было чудом, причем, в самой необработанной, ненамного отличающейся от схемы версии, на которой опирается значительная часть мифов, и которая подпитывает воображение детей, а у взрослых пробуждает недоверие и отрицание (на мои нервы точно так же бы никак не повлияла, скажем, "банальная" форма этого чуда, если бы я уже не трясся всем телом) - он таял, как будто бы был куском льда или же брошенной на разогретый металлический лист восковой куклой, а те части его тела (особенно ноги), которые уже растеклись, образовывали покрытые пузырями лужи серой густой жидкости, и они не испарялись, не впитывались в землю, но просто исчезали.