– Конечно, – ответила Оливия. – Мы уезжаем утром в понедельник. Мы здесь только два дня.

Она вздохнула, как будто ей приходилось отбывать заключение в тюрьме, а не развлекаться в одном из самых шикарных имений Англии.

Ярроу отвесил поклон и с важным видом направился к магазину тканей, где и обнаружил вскоре среди шелковых чулок любовную записку. "После обеда, между тремя и четырьмя часами… река Моуэл… мост… ивы… не пропустите". Ярроу опустил записку в карман и улыбнулся

Оливия забыла о чайной, а в церкви лорд Хайятт, осматривая со всей тщательностью, на которую только был способен, внутреннее убранство, продержал баронессу не менее получаса, пока не иссякло, наконец, его собственное терпение, а затем повез ее назад в Кастлфильд. Ее приподнятое настроение не оставило у него сомнения в том, что она провела его. Как выразительно произнесла она в разговоре с Ярроу слово чулки! Скорее всего, она оставила для него записку на прилавке с чулками. Но нет смысла сейчас ее в том обвинять. Дерзкая девчонка лжет столь же естественно, как собака ловит блох

Экскурсия по дворцу подходила к концу, когда Оливия и Хайятт прибыли в Кастлфильд Хайятт встретился с Лаурой, и они вышли в парк поговорить.

– Ярроу был в Гатвике, – сказал он. – Я сделал все, что мог, но, судя по самодовольной улыбке баронессы, боюсь, она перехитрила меня.

Он пересказал Лауре череду утренних событий.

– Ужасно, что пришлось взвались на вас это бремя. Мне надо было ехать самой. Но экскурсия, правда, была увлекательна. Вы знали, что, оказывается, три монарха спала в Королевских апартаментах Кастлфильда?

– Да, как знаю и то, что если они спали на тех матрасах, которые там сейчас, то у них была чертовски неудобная постель и бессонная ночь. Что же касается баронессы, когда, вы полагаете, она намерена претворить в жизнь свои замыслы?

– После ленча она отправляется на прогулку с Тальманом, а позже всех нас ждет званый прием, и свободный час перед ним, должно быть, кажется ей наиболее подходящим временем, но, быть может, она назначила встречу с Ярроу на завтра.

– Кто знает! Но если сегодня днем ей взбредет в голову еще одна очередная фантазия вроде поездки в Гатвик и она постарается отменить прогулку с лордом Тальманом, то вам лучше всего запереть ее в комнате и поставить под окном стражу

Лаура озабоченно покачала головой.

– У любого человека пропадет всякая охота вступать в брак, если ему станет известно, сколько неприятностей и хлопот доставляют выросшие дети.

Хайятт задумчиво улыбнулся.

– Сомневаюсь, что вы когда-либо доставили хоть одну беспокойную минуту. Дети обычно похожи на своих родителей. У вас нет причин для тревоги. Ваши дети будут хорошо воспитаны, они будут спокойными детьми, не то, что отпрыски лорда Хайятта, – добавил он смеясь.

– О, но я не хочу, чтобы мои дети были такими же скучными, как я сама!

– Я и не говорил, что они будут скучными! Я сказал "хорошо воспитаны" и "спокойны". Если вы намерены возражать, возвращая мне мои слова, будьте, пожалуйста, внимательнее, Лаура.

Хайятт взял ее под руку, и они пошли по парковой дорожке.

– Не могли бы мы придумать, – предложил Хайятт, – как усмирить мой выводок и оживить ваш?

– Вот видите! Вы сказала "оживить"! Значит, на самом деле, вы считаете меня занудой!

– Мы говорим о детях. Если вы выйдете замуж за нудного человека, то, может быть, ваше дети и вырастут занудами.

– С чего вы взяли, что я выйду замуж за нудного человека?

Хайятт остановился и взглянул на нее с лукавою улыбкой.

– Действительно, с чего! И почему я решил, что вы никому никогда не причиняли беспокойство? Кажется, я ошибся. Я хотел сказать… А что я хотел сказать?

Лаура пошла по дорожке.

– Полагаю, вы хотели сказать, что мне следует выйти замуж за веселого джентльмена, а вы должны жениться на зануде. Подумать только! Будь я менее осмотрительна, я могла бы счесть ваши слова предложением, – рассмеялась Лаура.

Ее непринужденный смех подсказал Хайятту, что подобная мысль никогда не приходила ей в голову.

– Я не называл вас занудой!

– Да, но вы так считаете, хотя и не называли, – сказала она.

Хайятт вновь остановился и внимательно посмотрел на Лауру. – Это наша первая ссора, дорогая?

Лаура припомнила все их прежние разговоры и ответила:

– Полагаю, да.

– Прекрасно! Раздался звонок к ленчу.

– Как некстати, – досадливо произнес Хайятт. – Нельзя утверждать, что ты знаешь другого человека, пока не устроил с ним хорошенькой перепалки!

– Но это не было перепалкой! – возразила Лаура. – И размолвкой даже вряд ли можно назвать!

– Ага! Значит, вы соглашаетесь, что вы зануда? – блеснул вновь улыбкою Хайятт.

– Я допускаю, что я хорошо воспитана, но если вы думаете, что я безропотно снесу…

– Это всего лишь шутка! И вы ни на минуту не забывали об этом, дорогая ворчунья!

– Честное слово, я не понимаю, почему вы сегодня в дурном расположении духа. Осмелюсь напомнить, это не я провела вас сегодня в Гатвике! Но вы меня назвали сегодня и занудой, и ворчуньей, и утверждали, что у меня плохой вкус в отношении джентльменов, и я непременно выйду замуж за зануду.

– О, нет, нет! У вас хороший вкус в отношении джентльменов! От этого обвинения я вас освобождаю. Не знаю, как вы, но я получил удовольствие от нашей первой ссоры, Лаура!

Хайятт развернулся и повел ее ко дворцу. В голове Лауры все мешалось. Она не могла с уверенностью сказать, поняла ли она смысл его последних слов. Но увидев Оливию, Лаура моментально забыла обо всем на свете. Она оценила самодовольную улыбку баронессы. Не было сомнений, что Оливия договорилась о встрече с Ярроу. Надо было действовать как можно решительнее, чтобы эту встречу предотвратить.

Ленч был великолепен, как все во дворце, а во второй половине дня развлекать баронессу взялся лорд Тальман, и Лаура согласилась позировать Хайятту в парке. Он делал карандашный набросок. Лаура сидела у фонтана в широкополой шляпе, защищавшей ее от солнца.

– К тому времени, как вы закончите, меня уже не будет, я испарюсь, как вода на солнце, – ворчала Лаура. – Но при этом брызги промочат меня насквозь.

Но ворчала она, не скрывая, что на самом деле ей нравятся солнце, ветер, свежесть фонтана.

– Вы не находите противоречия в том, что сказали?

– Я непоследовательна, как все женщины. К тому же я зануда.

– Зато на ветру лучше вьются ваши волосы!

– Ну вот! Теперь вам не нравится моя прическа! Я не открою серию "Из жизни неудачников"? А то, что я не достойна портрета, написанного красками, я уже заметила.

– Все мои портреты, написанные красками, – мазня. Я отдаю предпочтенье гравюрам. Я отдам на гравировку этот рисунок.

Они шутливо пререкались, ведя беседу, и наслаждались чудесным днем. Время от времени кто-нибудь из гостей останавливался взглянуть на работающего Хайятта. Художник не мог попросить отойти ни двух жен министров, ни маркизу, ни самих министров, они сами были достаточно хорошо воспитаны, чтобы ограничиться вежливым набором-минимумом учтивостей. В половине пятого Хайятт опустил карандаш.

– Если хотите, можете взглянуть, – сказал он. Лаура подошла.

– Чудесно! – воскликнула она. – Мне очень хотелось бы, чтобы я и в жизни была такой же привлекательной!

Рисунок был очарователен, и в нем отсутствовала преувеличивающая манера светских портретов Хайятта. На рисунке глаза Лауры не были огромнее, чем в жизни, и ресницы не были длиннее, но он изобразил ее с особенной нежной улыбкой на лице, о существовании которой она сама не подозревала. На рисунке Лаура выглядела ласковой и страстной, она была охвачена любовью. Лаура залилась румянцем.

– Примите в подарок, – сказал Хайятт, протягивая ей рисунок.

– Вы не подпишете? – спросила Лаура.

Хайятт черкнул высокую "Х", за которой последовали росчерк и дата. Затем он перевернул лист и сделал надпись на обороте.