— Какой величественный зверь! — восхищённо прошептала девушка, — хотела бы я его погладить.

— Перья ядовиты, — с улыбкой ответил Ирвальд и потрепал Юрея за шею.

— На вас яд не действует?

— Нет.

— Пора ехать?

— Да, — Ирвальд почувствовал, что в горле пересохло, и негромко прокашлялся, — мне нужно возвращаться в Горы. Поэтому лететь придётся быстро. Готова?

Ярушка кивнула. Румянец по-прежнему играл на щеках. Отблески догорающего костра причудливо плясали в янтарном омуте глаз. Ирвальд вспомнил о поцелуе, который собирался потребовать, и от мысли об этом ему стало жарко. Только бы она не отшатнулась и не убежала прочь…

Юрей нетерпеливо заклекотал и захлопал крыльями. Мощный поток воздуха растрепал длинные волосы владыки, закрыв прядями глаза. Ирвальд тряхнул головой и заметил, что Ярушка больше не смотрит в его сторону. Взгляд её был устремлён в небо, к пушистым облакам, проплававшим над лесом. Он тихо вздохнул, аккуратно поднял девушку и усадил на спину скакуна.

— Надеюсь, в Залесье, тебя встретят с большей радостью, — пошутил Ирвальд. Ярушка не ответила. Плечи её опять поникли, а кровь схлынула с лица.

— Что такое? — резко спросил княжич, нахмурив брови.

— Все в порядке, — неуверенно прошептала Ярушка.

Ирвальд стащил её с ядокрыла и поставил перед собой, крепко сжав хрупкие плечи.

— Не отводи очей, — потребовал он, хватая пальцами подбородок, — рассказывай, что не так в Залесье?

— Меня там не сильно любят.

— Почему?

— Из-за Илая, нашего лесничего. Мой брат велел повесить его.

— Но ты-то тут причём?

— Всё из-за меня.

— Он тоже приставал к тебе? — сквозь зубы спросил Ирвальд.

— Нет, что Вы. Илай бы не посмел. Он вступился за меня.

— И за это его повесили?

— Он зарубил моих обидчиков топором. Один из них был знатного рода.

— А за это казнят?

— Да. Простой люд не может поднимать руку на знать, — девушка грустно покачала головой, — хотя по мне так, это несправедливо.

— А что за обида была?

Девушка опять покраснела и положила ладони на предплечья владыки, отводя их в сторону. Освободившись, она подошла к едва тлеющему костру и присела на корточки…

Воспоминания нахлынули с новой силой, отдавая всё той же горечью, что и год назад…

Ярушка часто ездила в лес верхом на Ванко, собирала цветы и ягоды, купалась в лесном озере. Все об этом знали, и никто никогда не трогал боярскую дочку. В деревнях поблизости её любили и привечали свежим коровьим молоком и мягким хлебом только что из печи. Поэтому девушка не знала страха, бродя по здешнему лесу.

С Илаем она была знакома с детства. Ещё будучи ребёнком, они с матерью гуляли, а молодой лесничий кланялся, приветливо улыбаясь. Едва же Ярушка стала подрастать, взгляд лесничего изменился — стал тяжёлым и задумчивым. Ни для кого не было секретом, что Илай неровно дышал к боярышне, но лишнего себе никогда не позволял.

Вскоре Илай женился на дочери кузнеца, и рассказывали, что в молодой семье все складывалось. К осени ждали первенца.

К тому времени у Ярушки объявился новый жених, Гришай. Не стар и не молод, не беден, но и не богат. Не красавец, но знатных кровей. Ярушке он не сильно пришёлся по душе. Но с братом ему удалось сговориться. И вот уже начинали готовиться к свадьбе.

В воскресенье после утренней службы девушка, как обычно, поехала в лес прогуляться, насладиться последними деньками девичьей свободы. Она расседлала Ванко на берегу озера и пустила выпить воды. Лето выдалось прохладным, поэтому купаться Ярушка не стала, боялась простудиться. Она нарвала цветов и села на берегу плести венок.

Внезапно из чащи показался Гришай.

— Одна? — спросил он Ярушку. Та, слегка помешкав, кивнула.

— Это хорошо.

Что-то в его голосе ей не понравилось. Она поднялась и позвала Ванко. Однако Гришай перехватил коня и привязал его за поводья к дереву.

— Что вы задумали? — испуганно спросила Ярушка.

— Негоже брать невесту, не отведав, так ли она сладка, как кажется, — сказал Гришай, схватил её за плечи и притянул к себе. От него дурно пахло потом и брагой.

Девушка отбивалась от его липких холодных губ, оставляющих на щеках смрад гнилых зубов. Дрожь отвращения пробирала её насквозь.

— Держи её, — крикнул Гришай.

Кто-то схватил Ярушку сзади за талию и рванул к себе. Гришай замахнулся и влепил ей пощёчину, затем вторую. Потом её кинули на землю, лицом вниз. Какой-то мужик уселся впереди неё, навалившись руками на плечи. Гришай между тем задрал её юбки и подогнул колени. Ярушка кричала, но крик её скорее походил на писк.

Внезапно Гришай захрипел и упал. Державший её мужик вскочил на ноги, хватаясь за меч, но не успел вытащить его из ножен. Ударом топора голова его раскололась надвое, и он завалился на спину, брызгая кровью.

Ярушка отползла в сторону, опустила юбки и увидела Гришая, всего в крови, с выпученными мёртвыми глазами. Рядом, тяжело дыша, стоял Илай с топором.

— Спасибо, — только и могла прошептать Ярушка, заливаясь слезами. Илай ничего не сказал, помог ей подняться, оседлать коня и повёл прочь из леса…

Анджей велел повесить Илая, как того требовал закон. Но люди его не поняли — им казалось, молодой боярин будет милосерден к спасителю сестры. Но гневаться на брата в открытую никто не посмел. Зато недовольство обрушилось на Ярушку. Мать Илая голосила на городской площади, проклиная непутёвую боярышню, справедливо считая, что та сама накликала беду, гуляя в лесу без сопровождения. Многие, кто любил Ярушку раньше, отводили взгляд и старались лишний раз не заговаривать.

Особенно тяжко стало, когда жена Илая умерла родами, так и не сумев разродиться. Мать Илая считала, что всему виною горе из-за смерти мужа.

Анджей слушал городские сплетни, скрипя зубами от ярости. Отцово наследство таяло, как церковная свеча, а тут ещё народ нагонял смуту.

Ярушка чувствовала себя ещё хуже: вина терзала сердце, не давая покоя, ей было стыдно за волю брата и безумно жаль лесничего. Поэтому она спросила разрешения уехать к сестре. Брат не противился…

Ирвальд слушал её со странным выражением на лице. Брови его хмурились, а глаза то и дело вспыхивали голубыми искрами. Ярушка никак не могла истолковать его взгляд, и смутилась.

— В Межгорье вы бы тоже велели повесить Илая? — осторожно спросила она.

— Нет.

Ирвальд не знал, как объяснить девушке, что в его мире вряд ли могло произойти нечто подобное. Никто не нападал на тех, кто мог за себя постоять. А кто не мог — прятался либо искал покровителя. Но уж если бы сумели кого обидеть, то семейство пострадавшей не успокоилось бы, пока не разорвало обидчика в клочья. И за это им бы никто и слова не сказал. Напротив, желающих поучаствовать в расправе пришлось бы отгонять палками.

А уж если бы кто и вступился за девушку, то непременно потребовал бы награды — не лаской, так золотом.

— Так что же ждёт тебя в Залесье? — спросил Ирвальд.

— Может, народ уже отошёл, — в голосе Ярушки не было уверенности, но она храбро улыбалась.

— Весть о том, что тебя признали ведьмой, прилетит быстро.

— Анджей спрячет меня.

— Куда?

— В монастырь.

— Славно! И долго ты будешь там прятаться?

— Это лучшее, что может быть, — сказала Ярушка.

— Почему? — от удивления Ирвальд едва не потерял дар речи. Монастырь?

— Брат не сможет дать за меня приданое, и ему это только на руку. А я останусь жива.

Ирвальд громко хмыкнул и издал звук, напомнивший Ярушке кошачье рычание.

— Скажи мне, где сейчас твой брат? Неужели, получив весточку, он не смог добраться до Хорива?

— Не знаю, — призналась Ярушка, — он приезжал еще до суда. Но здесь у него нет такой власти, как в Залесье. А там мою судьбу будет решать он, а не сестра. Я не верю, что Анджей позволит казнить меня.

— До чего ж ты неразумна, дитя, — Ирвальд укоризненно покачал головой, — вверять себя тем, кому выгодна твоя погибель?