А Кьяра вздохнула с облегчением, понимая, что некоторое время ей не придётся видеть его вечно недовольное лицо.

Сперва она её сторонилась. Разговаривала сквозь зубы и даже не трудилась ничего объяснять. Заставила её раздеться донага и стать посреди озера.

— Смотри, сейчас прилетят матушки. Им нужно поклониться, чтобы задобрить. Тогда они откроют тебе источник сил. Он всегда с ними. Но не вздумай особо любезничать, иначе утянут за собой. Впрочем, если ты им не понравишься, то бояться нечего — тебя не тронут. Просто уйдут.

София села на камень и стала наблюдать.

Кьяра сжалась в комочек, прикрывая ладонями груди, красная от стыда, и гадала, что за «матушки» придут на неё посмотреть и что они подумают, увидев её непотребный вид. Но тут вдруг почувствовала странное тепло, скользнувшее по телу. Будто кто-то дохнул на неё, согревая от холода, сотнями маленьких ртов.

Стало легко и приятно, а в ушах зазвучала музыка. Лёгкие, нежные голоса, словно райские птички, ласково щебетали, и она начала засыпать.

Внезапно кто-то грубо выдернул её из полудрёма и стал больно хлестать по щекам.

— Очнись! Очнись, слышишь?

Кьяра пришла в себя и с удивлением обнаружила, что лежит на полу, прикрытая какой-то рубахой. Софья стояла над ней, бледная, как полотно.

— Вот уж не ожидала, — загадочно произнесла она.

— Чего?

— Что они так сразу тебя потянут. Думала, они и вовсе улетят.

— Кто — они? — не понимала Кьяра.

— Матушки. Духи ярилиц, которые покинули мир плоти. Они видят тебя насквозь, знают, кто ты есть. Их не проведёшь… моё бедное дитя.

Софья ласково погладила её по щеке. Затем стала рассказывать. О матушках и духах ярильцев, которые дают ей магию сияния, позволяя зажечь кристаллы. Учила плясать до упаду и отбиваться от духов, чтоб не утащили её и не залюбили насмерть. Учила прочим секретам таинства…

Кьяра долго не могла понять, отчего вдруг Софья так переменилась, однако слушала внимательно, запоминая всё, что она ей говорила. А говорила она иногда странно…

— Знаешь, почему они прозрачные?

— Нет.

— Потому что это слёзы… Чем несчастнее ярилица, тем ярче горят её кристаллы. Счастливые зажигают самоцветы…

Кьяра редко видела на Равнинах самоцветы. Только на волшебной нити, которой Софья отгоняла проворные руки духов. И удивлялась, почему их так мало…

Напоследок Софья ласково расцеловала её в обе щёки и прошептала на ухо:

— Помни, что ты ярилица, и в этом твоя сила. Что ты дашь, то и заберёшь с собой. Поэтому они тебя не тронут. Пока у тебя не родится дочь, которая разделит дар. Тогда ты станешь им не нужна…

Эти странные слова долго не шли у неё из головы. Ведь Кьяра по сути сама ещё была ребёнком. Но ей почему-то стало страшно и невыносимо одиноко.

А на пороге отцовского замка её уже поджидала следующая напасть…

— Дорогая моя упырка, — почти ласково сказал Ромул. Он был, очевидно, пьян, язык заплетался, да и сам он едва стоял на ногах.

Кьяра застыла на месте, боясь даже пошелохнуться. Ромул подошёл к ней поближе, и она услышала его запах — пота, вина, жжёной листвы — все ароматы ненависти, которую она испытывала.

— Я решил, что тебе пора замуж.

— Замуж? — она не поверила своим ушам. Замуж…

Тотчас же вспомнились слова деда. Ей нельзя замуж, особенно за волхованца.

— Да-да, именно замуж. Ты такая красивая, спелая, сочная, как солнечный плод. И это нельзя не использовать… тебе во благо.

— Не хочу, — Кяьра решительно оттолкнула его руки, норовившие обнять её за талию, однако Ромул неожиданно рассверипел, поднял её в воздух за волосы, а когда она уже выла от боли, швырнул на пол и встал над ней, широко расставив ноги.

— Я долго терпел, Кьяра. Даже ублажал эту стареющую кобылу — ради тебя. Но с меня довольно. Ты будешь делать так, как я скажу. А теперь — раздевайся.

Кьяра замотала головой и попыталась отползти от него, чтобы подняться и убежать. Но не тут-то было. Ромул был силён, невероятно силён. Он схватил её за платье, рванул его на груди, затем задрал юбку и стал шарить по её обнажённому телу холодными и влажными, как змеиная шкура, руками. Кьяра брыкалась и царапалась, и даже пыталась укусить его, выпустив зубы, чего раньше у неё никогда не получалось. Когда это не помогло, она перекинулась, запылав ярким светом.

Ромул рассмеялся — зло и безжалостно, и тоже перекинулся. Надо же, они и забыла, что он тоже — дивник. Но не такой, совсем не такой, как её отец, Браш Айулла. И почему же он только светится?

Почему он совсем не сгорит в аду…?

Ромул зарычал и навалился на неё, прижав к каменному полу, а затем было так больно, что она ещё несколько дней содрогалась, вспоминая эту поистине дьявольскую ночь…

А Ромул был доволен и велел зажигать кристаллы, которых за несколько лет скопилась тьма. И они загорелись — так ярко, что у Кьяры самой рябило в глазах…

Выбранный Ромулом жених был старым знатным волхованцем. Настолько старым, что один глаз его уже почти не видел, второй — слезился. Волосы абсолютно седые, щёки — как столетнее яблоко, а руки подрагивали, так что слугам приходилось кормить его из ложечки, чтобы он не разбрызгивал пищу на кафтан.

Едва Кьяра увидела его в первый раз, ей стало дурно, и она побледнела.

— Не бойся, он не будет слишком прыток, — шепнул Ромул, — а я уж наверстаю то, чего он не сможет дать.

Она не знала, что хуже, и содрогалась от одной лишь мысли о свадьбе.

Но свадьба таки состоялась. И ей пришлось терпеть. Не так уж он оказался стар в том, что касалось супружеской постели. В первую брачную ночь Кьяра закрывала глаза и отворачивалась, прижимаясь лицом к подушке, чтобы не слышать запах тлена, идущий от тела мужа. А затем она научилась его усыплять. Ромул помог — как же без этого. Но почти каждую неделю он пробирался к ней в спальню, «навёрстывая» то, что упускал муж…

Ромул любил её тело, выкручивая руки до боли, ему нравилось, когда она плачет.

— Ты маленькая упырка, — шептал он ей на ухо, — такая сладкая, что мне и не хочется других женщин. Хотя дивнику тяжело… быть только с одной… Плачь, дорогая. Слёзы в твоих глазах так прекрасны. Они напоминают кристаллы…

И со временем она научилась плакать без слёз.

Когда муж Кьяры внезапно умер, никто из правителей Равнин не удивился. А когда его единственный сын внезапно исчез, все призадумались, но не стали особо разбираться. Кьяра Ведич-Айулла стала единственной наследницей мужниных земель.

А ещё через несколько лет её снова выдали замуж.

На этот раз муж был молод, и приличный болван. Он сходил с ума от одной лишь её улыбки. И едва не падал в обморок, когда она подставляла щёку для поцелуя. И Кьяре это неожиданно понравилось — настолько, что она даже была готова смириться с тем, что это ничтожное существо — её муж. Хотя супружеская постель вызывала отвращение, но и от этого у неё уже был рецепт. Муж мирно проводил свои дни в полудрёме…

Тогда она впервые отказала Ромулу, осыпала проклятьями и вытолкала в окно, захлопнув ставни прямо перед его носом.

— Всё кончено, — сказала она самой себе и рассмеялась от облегчения.

Однако той же ночью на замок опять напали упыри. По крайней мере, ходили такие слухи. Никто ничего не услышал, однако наутро нашли бездыханные тела её мужа и парочки его слуг. На шеях красовались следы огромных зубов…

Так Кьяра снова стала вдовой.

Ей пришлось вернуться в отцовский замок под покровительство Ромула. И она уже знала, что её ждёт.

— Вернулась, тварь? — взгляд Ромула был полон ненависти. Он и не собирался её скрывать.

— Вернулась, — обречённо ответила Кьяра.