— Не пойду на кухню. Не княжеское это дело, — Орест сложил руки на груди и упрямо вздёрнул подбородок.

— Твоё дело, можешь мешки таскать.

Орест хмыкнул: мешки таскать плёвое дело.

Однако он и подумать не мог, что вскорости пожалеет об этом.

Спустя полдня, весь покрытый пылью, с лицом, исчерченным полосками пота, стекавшего со лба, Орест едва мог согнуть спину. Мешки были тяжеленными, а копальщики — проворными. Орест едва поспевал за ними, удивляясь, как они могут так резво скакать целыми днями. У него уж и сил не осталось. А к вечеру Орест уже не чувствовал ни рук, ни ног, ни спины. Ужинать он отказался и завалился спать в первый же попавшийся на глаза стог сена.

Сквозь полудрёму он почувствовал, как рядом кто-то сел. Должно быть, охрана. Боятся оставлять его одного. Однако сейчас он и думать не мог о побеге.

— Чудной княжич, — сказал один из его стражей.

— Да просто глупец. Силищи тьма, а разума ни на волос. В одиночку мешки таскать…

— Но таскал. Думалось мне, раньше свалится.

— То мы завтра поглядим.

Орест хотел было разозлиться, да глаза слипались. Он ещё немного послушал пустую болтовню копальщиков, и провалился в сон.

На следующий день Орест трудился уже не так рьяно. Берёг силы да слушал, о чём народ говорит. Болтали копальщики немало, однако всё пустое. Но, что было занятным, им, похоже, нравилось у каменных людей. Несколько раз за день устраивали отдых, попивали хмель да горлопанили срамные песни. А вечером приоделись и куда-то пошли.

Орест уже не валился с ног, поэтому увязался за ними.

Оказалось, в лагере были женщины, и было их немало. Страшные, бледные, с узкими глазёнками и торчащими, как пакля, волосами. Но копальщики вовсю бросали влюблённые взгляды — ещё быть, столько за день вылакать пойла! Тут и кобыла будет мила.

Одна из них подкатила к Оресту и расплылась в кривозубой улыбке.

— А ты красавчик!

— И ты красотка. Только вот я женат.

— Верный, значит? — поморщилась копальщица, — или мало выпил?

— Эй, Варяшка, отстань!

Откуда ни возьмись, появился Хрунька, схватил Варяшу в охапку, смачно поцеловал в губы, ощупал широкой ладонью обвисший зад, и опустил на землю.

— Шла бы ты в свою каморку. А я позже приду.

— Придешь? Обещаешь?

— Когда это я не приходил?

— Ну, смотри. А то стану обижаться, — Варяшка кокетливо надула губки, взмахнула юбкой и исчезла в кустах.

— Славные у вас девки, — заметил Орест, — покладистые.

— А мы вообще народ простой, — усмехнулся Хрунька, — это кузнецы у нас с причудами. У них пары сызмальства складываются. Так до самой смерти и живут. А коли овдовеют, то больше не женятся и даже ни с кем не милуются.

— Тоскливо.

— Ну, кому как. У каменных тоже строгие нравы. На сторону не глядят, и жёны с ними на равных. Но к нам они не лезут.

— А что они вообще за народ?

— Да кто их знает, — вздохнул Хрунька, — они-то ничего не говорят. Мы только по тому, что видим, судим. Неплохие они ребята. Только хмурые. Не любят, когда врут.

— На вид такие крепкие, — осторожно заметил Орест, — и как упырям удаётся с ними справляться?

Хрунька пугливо огляделся по сторонам, затем погрозил ему пальцем.

— Про упырей лучше молчи. Разговоры про них до добра не доведут.

— Я и сам их терпеть не могу, — начал было Орест, однако Хрунька резко оборвал разговор.

— Иди-ка ты спать. А меня ещё Варяшка ждёт. Не ровен час обидится.

Ещё несколько дней Орест таскал мешки, пил с копальщиками хмель, посмеивался над похотливыми байками, и слушал. Копальщики были тот ещё народ. Ушлые, остроглазые, подмечали всё вокруг. Делились неохотно, но спьяну много чего болтали.

От них Орест узнал, что каменные добывают кристальную породу и куют кристаллы. Причём не хуже кузнецов. И для того, чтобы кристаллы завязались, им не нужна была ведьма.

— Зачем тогда вы им нужны? — спросил он Хруньку.

— Они спешат. Хотят достроить своё гнездо поскорей. К тому же, их становится меньше.

— Упыри?

— Нет. Убить каменного мало кому под силу. Упыри ещё ни разу не нападали. Только засылают шпионов, всё вынюхивают, что здесь творится.

— А слухи ходят, что упыри держат каменных в узде.

— Есть маленько, — неожиданно согласился Хрунька, — только никто не знает почему. Что-то трут они с ватажком упырским. Не любят его — страсть, и бояться — совсем не боятся. Но тронуть не смеют. Такие вот дела.

— А отчего их становится меньше?

— Видел проклятое поле? Они строят мост через него.

— Они в своём уме? — воскликнул Орест, — да оно огромно! И вроде обойти можно.

— Да кто ж их знает. Строят зачем-то. Помаленьку, по аршинчику. Сами строят, нас туда не зовут. Один камень принесёт, другой поставит, и так — пока хватает сил. Потом остаются стоять красными глыбами. Никто не возвращается. Оттого их и меньше. Оттого и зовут нас да кузнецов в помощь.

— Зовут? Вас же вроде пригнали!

— То сначала пригнали. А потом золотишка-то насыпали, домишки построили, мы и остались. Другие сами пришли. А что — тут неплохо. И каменные хорошие хозяева, не в пример волхованцам.

— Да уж, только и слышу, как их в Равнинах «любят». В Межгорье существа уважают своих покровителей. Здесь же…

— У волхованцев есть Янтарная Колыбель. Она — само сердце Равнин. И поэтому с ними не спорят.

Тут Орест вспомнил кое-что и заметно оживился.

— Знаешь, Хрунька, тебе не кажется, что гнездо каменных похоже на Колыбель?

Хрунька замешкался с ответом. Он вдруг помрачнел, а хмель, как рукой сняло. Он поднялся, расправил плечи и размял ладони, громко хрустнув фалангами пальцев.

— Слушай, княжич, уж больно у тебя странные мысли пошли. Давай-ка спать.

Орест ничего не сказал. Молча встал и пошёл следом, размышляя, чего не договаривает Хрунька. А в том, что он знает какой-то секрет, Орест нисколько не сомневался.

Проходя через двор, Орест немного задержался и посмотрел на проклятое поле. Стояла ночь, однако над полем продолжало клубиться красноватое марево. Он кожей чуял запах смерти и мощь чужеродного колдовства. Что позабыли в этом дьявольском месте каменные люди? Для чего понадобился мост? Столько вопросов — знать бы ответ хоть на один из них. Тогда можно было бы подумать, как прогнать нежеланных гостей с земель Айуллов…

Утром Орест как всегда встал и умылся, натянул рубаху, подаренную копальщиком. Собственная одежда давно уж превратилась в тряпьё, и он её выбросил. Девки-копальщицы с визгом дрались за обрывки кафтана, расшитые серебряными нитями. Затем заплетали косы и щеголяли по двору, сверкая лентами из богатой ткани, полагая, что это красиво. Копальщикам нравилось. Впрочем, им нравилось всё, в чём их девки были одеты, пока они их привечали.

Орест чувствовал, что ещё немного такой жизни, и ему самому они станут по нраву. Иногда по ночам он вспоминал жену, представлял её славные груди, как наливное яблочко, в своих ладонях, её треклятую пятку, такую сладкую на вкус, и злился, понимая, как сильно он её хочет, а вот ей… ей же страсти его совсем не надо.

Коварная упырка, должно быть, счастлива, что он сгинул неизвестно куда. Тешится в объятиях своего упыря…

От горечи и злобы аж скулы сводило. Интересно, как выглядит этот упырь? А ещё интересней было б посмотреть на его срубленную голову…

А ближе к утру на губах ему чудился сок ежевики, и снились нежные и страстные поцелуи сияющей незнакомки. И он метался по кровати, пока не вскакивал — мокрый и возбуждённый. Бранился сквозь зубы и снова ложился спать.

Но этим утром он всерьёз размышлял о том, что пора делать ноги из этого места. Только как? Повсюду ходили каменные люди, кузнецы, копальщики, и это не считая их вездесущих любопытных баб. Если б только он снова мог стать невидимым…