Но Кьяре было всё равно. Пусть даже они были бы тут все разом — все его четыре жены, ещё и две молоденькие любовницы, о которых ей, конечно же, сообщили, хотя Карс и не подозревал об этом. Её волновал лишь собственный муж и то, что Карс с ним сделал.

— Где Орест? — с ходу спросила она.

— Что, наш мальчик потерялся? — широко улыбнулся Карс.

— Не паясничай. Что ты с ним сделал?

— Ровным счётом ничего. Честно. Я даже его не видел.

— Врёшь!

— Стал бы я врать, — хмыкнул Карс, — ты была бы первой, перед кем я похвастался.

— Тогда куда он делся?

— Кто знает! А тебе, я вижу, не всё равно, моя дорогая? — глаза Карса налились чернотой, а на скулах заиграли желваки, — то-то смотрю, я всё больше ласкаю собственных жён, чем единственную свою любимую?

— Ты же знаешь, что я на это не куплюсь, Карс, — Кьяра гневно сдвинула брови, — меня волнует лишь то, жив ли он. Я не хочу, чтобы завтра сюда прилетели владыки и устроили бойню.

— Мы выстоим, — серьёзно сказал Карс.

— Может быть, — Кьяра упрямо вздёрнула подбородок, — но что будет с моими землями?

— Пусть тебя это не заботит, любовь моя. Оставь войну мужчинам. Я сумею защитить твои земли, как и всегда. Лучше иди ко мне.

Карс распахнул объятия и попытался её обнять, однако Кьяра ловко увернулась и отскочила в сторону.

— Не хочу… От тебя пахнет твоей девкой.

— Да ты ревнуешь? Это радует. Я сейчас же искупаюсь.

— И времени нет, — продолжала Кьяра, — у меня куча дел! Да и как ты вообще смеешь ко мне прикасаться, если только что был с другой!

— Ты и вправду ревнуешь, — довольно воскликнул Карс.

Кьяра капризно закусила губу и глянула на него с укоризной. Знал бы он, как ей на самом деле всё равно. И как от этого невыносимо гадко.

— Мне пора, — торопливо сказала она и выбежала прочь из пещеры, оставив Карса в лёгком недоумении.

Но всё ж он был весьма счастлив произошедшим, о чём поведали его блестевшие самодовольством глаза. Она редко его ревновала.

Кьяра подбежала к лошади и взяла в руки поводья, намереваясь вскочить в седло. И тут её кто-то негромко позвал.

— Таиса? — удивлённо спросила она, глядя на старшую жену Карса, с опаской выглядывавшую из-за ствола. Похоже было, что она от кого-то пряталась.

— Спаси меня, — попросила Таиса и упала перед ней на колени, — я знаю, ты можешь.

— Что стряслось? — губы дрогнули от изумления, но Кьяра тут же взяла себя в руки, наклонилась и подняла Таису.

— Он хочет, чтобы я стала следующей.

— Карс собирается наполнить источник?

— Совсем скоро. Уже подыскал себе новых жён.

— Жён? — переспросила Кьяра.

— Да, двух совсем ещё зелёных соплюшек. Уже кувыркается с ними. А меня и Паллану собирается бросить в жертвенный огонь. Сказал, что нужно больше сил. Намного больше.

— Для чего?

— Я не знаю, — по лицу Таисы текли слёзы. В глазах застыло отчаяние, а щёки посинели от страха, — спаси меня. Я не хочу умирать.

— А что Паллана?

— Она глупая дура! Она думает, что это великая честь! Но мы ведь обе знаем, Кьяра. Мы знаем, что любимых жён не предают жертвенному огню.

Кьяра замешкалась, глядя на зарёванное лицо Таисы. Неужто она не знала, что никогда и не была любимой женой? Все до одной они были игрушками Карса. Все до одной…

— Почему бы тебе просто не сбежать? Ты могла бы укрыться в Горах.

— Карс меня найдёт… Помоги мне. Прошу тебя. Как ты помогаешь другим своим сёстрам. А ведь я тоже твоя сестра…

Кьяра задумчиво смотрела на рыдающую Таису. Она не испытывала к упырям никакой жалости. Они были жестоки. Они были чужими на этой земле. Но перед глазами вдруг всплыло лицо матери, изуродованное печатью безысходности, её пылающие безумием глаза…

Иногда Кьяра жалела, чтобы матери не удалось завершить задуманное…

— Садись, — велела она Таисе.

Та обрадовано залезла на лошадь, Кьяра пристроилась сзади, обхватив её одной рукой, а второй натянула поводья.

— Куда? — раздался грозный рёв Карса. Он летел мрачный, как грозовая туча, и яростно сверкал глазами, — сейчас же слезай.

— Она едет со мной, — холодно сказала Кьяра, — и не вздумай прийти за ней в мой замок.

— Ты смеешь указывать мне? — взревел Карс.

— Да, смею, — улыбнулась Кьяра, — это всё ещё мои земли. И я здесь решаю, кому позволю жить.

С этими словами она пришпорила лошадь и понеслась вперёд, через лес, представляя себе, как кривится в бешенстве лицо Карса. Пусть кривится. Пока это в её власти она не даст Таисе умереть…

Спустя несколько часов дверь отворилась. На пороге возник копальщик. Жуткие белёсые глаза смерили Ореста с ног до головы, а потрескавшиеся губы скривились в подобии улыбки.

— Небось, проголодался, синемордый?

— Что? — вскипел Орест, — да я сейчас тебе зеньки вырву за такие слова. Я княжич. Думай, что говоришь.

— Как скажешь, княжич. Мне всё равно, как тебя называть.

— Орест, княжич Кош.

— Ну, ты замудрил, — усмехнулся копальщик, — я столько не запомню. Синемордый как-то проще. Но, так и быть, стану звать тебя княжич.

Орест вскипел от злости, однако, разглядев за спиной копальщика несколько каменных людей, убавил пыл.

— А тебя как величать?

— Просто, Хрунька.

Орест едва сдержался, чтобы не прыснуть. В этих краях страсть как любили каверзные имена. Интересно, этот тоже подкидыш?

— Ну, так будешь есть? — напомнил Хрунька.

— Буду.

— Так идём.

Копальщик указал на дверь и посторонился, пропуская Ореста. В коридоре их уже поджидала стража — с десяток каменных верзил. Никто из них не приблизился, однако все десять сопровождали Ореста и Хруньку, пока они шли по широкому коридору, сложенному из зеленоватых камней. Княжич глядел во все глаза, стараясь запомнить путь, и заглядывал в приоткрытые двери.

— Силься-не силься, а отсюда не сбежать, — сказал Хрунька, наблюдая за его уловками.

— Ты здесь тоже пленник?

— Ну, как сказать… Когда-то меня пригнали силой. Но со временем прижился.

— Значит, можешь свободно передвигаться?

— Э, браток. Если вздумаешь улизнуть, на меня не надейся. Пустое это дело.

Наконец, они пришли в довольно просторную комнату. Окна были огромными, и Орест примерился, сможет ли быстро выскочить. Однако ставни тут же захлопнулись.

— Давай, ешь, — велел ему Хрунька.

На большущем столе стояла тарелка с варевом, тут же лежала ложка. Больше ничего не было. Орест вздохнул, уселся за единственный стул и стал хлебать. Было не сильно вкусно, но другой еды не было. Неизвестно, когда ещё покормят. Он быстро доел, огляделся вокруг, заметил чан с водой и небольшой черпак. Встал, зачерпнул воды и выпил. Вода оказалась холодная, будто из родника, и немного солоноватая на вкус.

— Ты бы, княжич, так опрометчиво не пил, — сказал Хрунька.

— А то что?

— Был бы ты упырём, тотчас же издох.

— Разве я похож на упыря?

— Мало кто из прихлебателей упырских похож. Их тут немало шляется. И всяк, кто рядом с их источником побывал да поймал жертвенную искру, отведав серебрицы, испускает дух.

— Славно! А где такую серебрицу достать?

— Это каменных большой секрет. Где-то глубоко в горах есть родник. Они оттуда возят.

— Стало быть, задумали извести упырей?

— Что-то слишком болтливый, — Хрунька прищурил правый глаз, — здесь таких не любят. Если поел, ступай на кухню. Там тебе дело дадут.

— Чего? — удивился Орест, — какое дело?

— А ты думал, тебя просто так будут кормить? Бездельников у нас нет. Все чем-то заняты.

— Но я княжич!

— Да хоть сам князь. Мне всё равно. Будешь трудиться, или по шее дадим. А не поможет — снова дадим. Это дело нехитрое. Да и на твоей роже заметно не будет.

Орест презрительно усмехнулся, затем уставился на Хруньку пристальным взглядом, однако ничего не почувствовал. Совсем ничего. Колдовство в этом дьявольском каменном гробу не действовало. Хрунька это знал, и поэтому так противно скалился.