Сашка: да как вам сказать... А бобыль: "У него яйца попорчены смертельно, и любая баба может забрать жизнь, как суп съесть!" Сашка на него: не груби! Человек-де новый. Ему ль понять, до какой жестокости у нас доходит разврат? Вон хариусов лупят по-черному ради обмана женщины...

Приезжий: "Ну-ну, слушаю..." На лавку сел, шляпой обмахивается, ногу на ногу. Ботинки заграничные, но бывают такие и в Ташкенте. Перед и подошва белые, задок коричневый. А носки на нем лазоревые, в малиновую полоску. Ну, скажи - так и напомнилась птица Уксюр!

У Сашки от воспоминания поддалась душа. Все, как оно проистекло, рассказал до мелочи. Приезжий от жалости горит лицом. Смуглое, а сквозь смуглость полыхает красиво так. Аж слезы! И шляпой машет на себя, машет. Разобрал вещи, открывает саквояж. Коробочка с порошками. "Какое это, - говорит, - у вас строение около, в земле?" - "Сруб для винокуренья". - "Ага, оно подходяще. Идемте!"

Сашка: неуж-де знает средство? "Все увидите, чего надо! Не будем опережать".

В сруб вошли - приезжий вмиг разжег огонь. Щепотку какую-то посыпал на дрова, и заполыхали от одной спички. Дверь дубовую заложил бруском. В срубе и воды чистой наготовлено, и брага доходит - из яблок. Анисовые яблоки. Дух - в голове хороводы. Рядом и ржаная, и ягодная бражка для перегона.

Приезжий каждую бражку помешал, да палец в нее и на язык попробовал. Почмокал эдак. И головой поводит: "О! О!" Дело хорошее, мол.

Выбирает пустую бочку. "Где у вас бурав есть?" И отверстие в средней клепке провертел. Поставь бочку, в нее влезь: верхний край придется тебе по грудь, под соски. А отверстие в аккурат пониже пупка. Ну, этот приезжий кленовым гвоздем его крепко так забил.

Раздевайтесь, говорит, и наливайте пока чистой воды. Сашка слушается - чего ему... "Теперь, - гость усмехается, - браги анисовой". И отсчитал девять ковшиков. Да ржаной бражки - пяток. Да четыре ковша ягодной, ежевичной. После этого сымает с себя ремешок: шведская кожа, тремя битюгами не порвешь. И хитрым узлом завязывает Сашке за спиной руки. Проворно запястья завязал. А тому - хоть перетри веревками! вылечи только.

Он улыбается, гость. Указал влазить в бочку. Под мышки поддерживает, помог. Тот - ладно; исполнено. Стала бочка полнехонька, по самый краешек. Стоит Сашка в воде да в трех бражках. Пузырьки поверху. Гость: "Где у нас тут перегнанная водочка?" - "Вон в поставце - лафитники. В зеленом - двойной выгонки, в синеньком тройной".

Гость налил ему стопку двойной выгонки да тройной - рюмочку. "Это выпейте, этим запейте..." Приятно приняла душа. Ну - держись теперь! Всыпал порошок в бочку. Там была муть, болтушка - враз стала густа. Черная - деготь! Всыпал другой порошок - гущина зашипела. И переходит в прозрачную влагу. Чистая! Скажи - слеза!

А от третьего порошка эта влага начала нагреваться. Сама вроде собой, с гудом каким-то. Все горячей и горячей. Сашка в бочке топочет, а гость: "Если гвоздь кленовый не выбьете, гуд и нагрев не прекратятся. Сваритесь!" - "Да с чего я выбью? Не с чего!"

Тут приезжий этот большую стопку тройной выгонки принял - костюм с себя. Подтяжки отстегнул, сбросил все - девка! Здоровая, спелая, а гладкая! Эх, и красотища, ядрен желток, стерляжий студень, пеночка с варенья! Зажми ладонью глаза - она сквозь руку засияет блескучей красотой, так и полонит прелестью сладкой, круглотой белогладкой.

Как подпрыгнет! То одной ногой - туда-сюда, то другой. Извернется, потом потянется - томно так, сладенько. Шажком вертким и так, и этак. Ну, кажет себя! Да как стала спинкой качать, хрен послушный, скрип нескушный! Прямо перед Сашкой.

Ну, он и спасать себя от сваренья. Чуть не дожаривает его влага в бочке. Три раза промахнулся по гвоздю. Не глядит в бочку-то - от другого не оторвет глаз. Вот всей силой характера глаза оторвал, терпит, сколь может. Хорошо - влага прозрачная. Как наддал выскочил кленовый. Из бочки полилось: и гуд пропал, и остыло тут же. Приятная теплота только в остатней влаге.

Приезжая двумя руками его приподняла. Помогла из бочки вылезть уж и ловка девушка! Ухватиста. Ремешок распустила с рук.

Сашка не помнит себя, конечно. Едва не сварен живьем человек, как же... Трясенье колыхает его. Знай - приспосабливает, мостится. А она - нет. Шмель жалит, а жало и выплюни. Под ногами - из бочки вылитое: к луже - лужа. Так и сорвалась струя. И, слышно, по полу что-то: не стукнуло даже, а так... О, каменючки! Обе вышли. Походят на мышиный помет, но твердющие!

Вот таким лишь способом и выгнало их. Через угрозу сваренья в самый-то жизненный миг.

Сашка бросил их в крысиную нору, руки помыл после них. Уф! Излеченье. Залезли с приезжей в бочку: влаги до середины в ней, а тут поднялась. Гвоздь кленовый на место воткнут. На десять шагов отлетел, как Сашка его выбил... Погрелись, от переживанья отошли. Ладошками друг дружку погладили, помыли. И тогда уж пошли у них занятия. Каменючек нет, с маху спрыгивать не надо. И ему не боязно смертельного окончания. Хорошее дело!

Вольно страдальцу вставать - не стращать себя горькой расплатой перед медком молоденьким. "Пропотей, а то умучился! - она ручками-то нежит его. - Милый наново рожден, старичок освобожден!"

Во влаге тепленькой Сашку по надпашью гладит и ровно натолкнулась ладошкой на рукоять большую. Что за рычаг такой ввысь выперся, с маковкой укрупненной? Не им ли дверочку отворить в погребец мой заветный? "Им! Им, красивая!" - "Да к ларчику ли такой бульдюжина? Подержу-ка снаружи я..." И ручкой приналегает - оперлась всем телом: держит он ее.

"А не выложен часом ларчик атласом?" - "Им и выложен, милый, как не им!" - "Атласом маковка драена - глядь, и счастье нечаяно!" "Неужель?" - "Так у нас, хорошая, так, приветливая..."

Усаживает ее пупком к пупку, она его икрами в плотный обним, он руками ее за сладкую прелесть. Качает сдобу, и в голос оба. Надраивают маковку до блеска-сияния, в бочке-то сидючи. Кинет в счастье криком-вздроглостью - затихнут до бодрости.

В эти промежутки и выясняется про ссыльную. Ускользнула она с родней за границу. Ну, по курортам там. С отдыхающим знакомится, с португальцем. Вышла за него, а он - принц; и скоро и король. Но события идут, и в Португалии его свергают. Он - в колонию, в Бразилию, и там объявляется императором. И она - императрица, ядрен желток, стерляжий студень, пеночка с варенья!