Всего три шага ему понадобилось, чтобы отнести ее в постель, где она тотчас повернулась к нему спиной. Он лег рядом и накрыл их обоих шкурами. Ворча, придавил ей ноги своей ногой, подсунул левую руку ей под голову, а правую положил на грудь.
Она окончательно перестала бороться, бросив ему напоследок:
— Шваль!
Селик понял, что это не комплимент, но ему было приятно после долгого одиночества вновь обнимать теплое женское тело.
— Что это за запах? — шепотом спросил он, щекоча ей своим дыханием шею.
— Наверно, твой запах, — огрызнулась она.
Он довольно усмехнулся.
— Нет, это сладкий аромат, цветочный. Особенно сильно пахнет вот здесь, справа. — И он кончиком языка коснулся ее шеи.
Рейн коротко вздохнула, и Селик улыбнулся, довольный ее мгновенным откликом на его ласку. Неужели эта самая женщина говорила, что ей не нравится иметь дело с мужчинами?
— «Страсть».
— Что?
— Это «Страсть», дурачок.
— А, теперь понял. Некоторые женщины выделяют мускус страсти, когда их тела готовы к соединению, но я понятия не имел, что этот запах может быть похож на аромат цветов.
— Болван! «Страсть» — это название духов.
Селик долго не мог понять, а когда понял, рассмеялся.
— Поистине ты меня изумляешь. Ты насмехалась над тем, что я даю имя моему мечу, а сама даешь имя своему запаху.
Рейн толкнула его локтем под ребро и, широко зевая, нырнула под шкуру.
— Все духи имеют названия в моем вре… в моей стране. Но это не то же самое, что называть оружие или бомбу… или глупый меч, — объяснила она, не в силах сдержать зевок.
— Не очень елозь. — Он улыбнулся, представляя, как она разозлится, если узнает, что творит с его телом. — Я тоже постараюсь не докучать тебе своим храпом. Ты об этом просила Убби?
— Убби слишком много болтает.
— Что правда, то правда! Она надолго затихла.
— Рейн!
— Хм-м-м?
— Ты спишь?
— Почти.
— Астрид умерла.
Ее тело словно окаменело. Она не шевелилась, и он не был уверен, расслышала она, что он сказал, или нет. К тому же, он сам не понимал, зачем ему надо было говорить об этом. Чтобы оправдаться?
Наконец она повернулась к нему и пристально посмотрела на него, словно ища в его глазах ответы на вопросы, которые он не мог ей дать.
— Ох, Селик, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.
Она прижалась лицом к его груди и обняла его.
— Ох, Селик.
Впервые за двенадцать лет он почувствовал, что слезы застилают ему глаза, и он, чего с ним давно уже не бывало, спокойно заснул.
ГЛАВА 5
Теплое чувство, которое у нее возникло к Селику, когда он сказал ей о смерти жены, мгновенно исчезло, едва она вышла из шатра на другое утро. На земле около большого костра, на котором готовили еду, сидели пятнадцать дрожавших от холода пленных, связанных по рукам и ногам, да еще друг с другом одной длинной веревкой.
Несколько воинов Селика стояли рядом со смертоносными мечами наготове, хотя пленники, по всей видимости, и не помышляли о сопротивлении. Лохмотья, прикрывавшие их тела, никак не могли защитить их от промозглого осеннего утра, тем более что многие из них были к тому же в синяках, а некоторые страдали от ран. Не удивительно, что прошлой ночью меч и одежда Селика были в крови. Очевидно, он охотился не только за дичью. И — о Господи! — среди воинов были три женщины, связанные вместе с ними.
Я убью его. Клянусь, никогда в жизни я не желала никому зла, но пусть только проклятый викинг попадется мне под руку — я его убью!
Рейн обошла весь лагерь, но Селик и его воины, с которыми он вчера ездил на «охоту», как сквозь землю провалились. Рейн скривила губы в презрительной усмешке и гневно сжала руки в кулаки.
— Убби, где твой хозяин? — резко спросила Рейн, неожиданно возникнув перед преданным слугой, который в это время помешивал в котле пригорающее жаркое.
Великолепно! Убийственное походное фрикасе!
Убби поглядел на нее и спросил:
— Ты хорошо выспалась, моя госпожа?
Рейн недовольно заворчала.
— Он вернулся на поле битвы, — нехотя проговорил Убби.
Рейн не ожидала такого ответа.
— Зачем?
— Похоронить убитых воинов.
Рейн тяжело вздохнула.
— Он сумасшедший? Его люди погибли. Он уже ничего не может для них сделать.
Убби пожал плечами.
— Хозяин винит себя, что повел людей на битву, хотя не видел перед этим воронов.
Рейн усилием воли сохраняла спокойствие.
— Убби, о чем ты говоришь?
— Всем известно, если увидишь воронов, значит, победа будет за нами. А воронов не было ни днем раньше, ни во время всей Великой Битвы. — Он важно надулся, словно сообщил ей нечто сверх мудрое.
Рейн презрительно фыркнула:
— Что за вздор!
— Это правда, — упрямо стоял он на своем.
— Неважно. А как же ты отпустил Селика? Неужели ты не боишься? Саксы наверняка там сторожат, и его могут убить.
Рейн не понимала, почему ее это беспокоит, ведь всего минуту назад она сама готова была убить Селика.
— Для скандинава нет большего позора, чем позволить хищникам пировать на телах павших товарищей, — заявил Убби.
— А не позор брать людей в плен и так ужасно обращаться с ними? — огрызнулась Рейн, указывая на пленников, которые молча смотрели на нее сквозь языки костра.
Убби изумленно поглядел на нее.
— Совсем не позорно брать рабов после битвы. Саксы тоже взяли свою добычу — и скоттов и скандинавов. Можешь быть уверена.
— Что он будет с ними делать?
Убби ссутулился.
— Возможно, кое-кто из них имеет ценность для саксов, и они их выкупят, но я сомневаюсь. Этим придется несладко.
Рейн протянула руку.
— Дай мне твой нож, и я сама освобожу пленных.
Убби подался от нее, пряча за спину свой острый нож, которым он обычно свежевал кроликов.
— Нет, не могу.
Огромный стражник с огненно-рыжими волосами, одетый в грубую накидку с угрожающим видом приблизился к ним.
— Как тебя зовут? — спросила она с показной самоуверенностью.
— Герв, — прорычал он, нависая над ней, как скала.
В руках он держал наточенный недавно меч. Рейн едва не задохнулась от мерзкого запаха немытого тела и зловонного дыхания гиганта, но не отступила.
— Немедленно отпусти этих людей.
Гигант лишь ухмыльнулся в ответ:
— Еще чего?
— Я сказала тебе, Червь.
— Не Червь, а Герв, — поправил он ее ледяным тоном и приблизился еще на шаг, поигрывая мечом.
— Хорошо, Герв. Я хочу, чтобы ты освободил пленных и немедленно.
Он фыркнул и грубо оттолкнул ее.
— Отправляйся в шатер своего хозяина и грей ему постель. Сама-то ты чем лучше рабыни? Видно, хороша в постели, если не сидишь сейчас вместе с ними.
Рейн повернулась к Убби, ища у него защиты.
— Убби, скажи этому увальню, что я не рабыня. К ее огорчению, Убби виновато склонил голову и пробормотал:
— Ну, ты, похоже, заложница.
— Убби! Я думала, ты мне друг.
У него от изумления глаза стали круглыми. С чего это она вдруг решила? Они и встретились-то только вчера.
— Рабыня или заложница — не мое дело, — насмешливо заявил Герв и снова толкнул ее, теперь уже посильнее. — Смотри, как бы тебе не заработать по тощему заду.
— Ты не посмеешь.
— Я? Лучше уйди, а не то тебе достанется. Дуй в шатер или я привяжу тебя к другим пленникам, пока не вернется наш хозяин.
— Не трудись, — вызывающе заявила Рейн. — Я сама.
Она с гордостью продефилировала мимо него, села рядом с пленниками и скрутила себе веревкой лодыжки.
Герв открыл рот от изумления, демонстрируя недостаток зубов, а Убби тяжело вздохнул. Рейн гордилась своим поступком, который напомнил ей о том времени, когда она и ее товарищи-пацифисты привязывали себя к ограде Белого дома, протестуя против увеличения военных расходов.
— Полегче! Ты совсем полоумная?
Толстая женщина отодвинулась, насколько ей позволила веревка.