Отец Брайен не торопился спускаться к завтраку: ему показалось, что он слышит смех отца Витторини там, внизу. Витторини, как всегда, ел в одиночестве. С кем бы это ему там смеяться или над кем?

«Над нами, – подумал отец Брайен, – вот над кем». Он опять прислушался.

По другую сторону коридора отец Келли тоже прятался в своей комнате, а может, молился.

Они никогда не оставляли Витторини в одиночестве до самого конца, они всегда успевали к столу как раз к тому моменту, когда он прожевывал последний кусочек тоста. Иначе бы они ходили с чувством вины потом весь день.

Смех, однако, снизу все-таки слышался. Откопал, наверное, что-нибудь в утреннем выпуске «Таймса». Или, еще хуже, опять всю ночь просидел с нечестивым духом, телевизором, который стоит в холле, как непрошенный гость, одна нога за здравие, другая – за упокой. Мозги уже, наверное, обесцветились от электронного чудовища, теперь задумывает еще какую-нибудь выходку – колесики в голове слышно как крутятся. Он и постится нарочно, чтобы возбудить их любопытство, все итальянские его шуточки.

«Господи, пронеси». Отец Брайен вздохнул и потрогал конверт во внутреннем кармане, который заготовил еще с вечера – вдруг, наконец, решится вручить его пастору Шелдону. Интересно, Витторини рентгеновским своим взглядом и через одежду сумеет его разглядеть?

Отец Брайен прижал руку к тому месту, где был конверт, и разгладил тщательно, чтобы даже контура не было видно. Это было его прошение о переводе в другой приход.

«Ну, двинулись».

С тихой молитвой он стал спускаться.

– А вот и отец Брайен!

Витторини глядел на него поверх полной тарелки. Жестокий, он еще и есть не начинал, только сахаром посыпал свои кукурузные хлопья.

Отец Брайен как будто шагнул в пустую шахту лифта.

Инстинктивно он выставил вперед руку, как бы защищаясь – потрогал телевизор. Он был теплый. Отец Брайен не мог не съязвить:

– Опять спиритический сеанс допоздна?

– Да, бдел у экрана.

– «Бдение», – фыркнул отец Брайен, – самое то слово. У постели больного, например, или умирающего. Бывало, я с планшеткой [принадлежность спиритических сеансов] весьма искусно обращался – так в этом хоть какой-то смысл был.

Он перевел взгляд от электрического дебила на Витторини.

– А как место-то называется, где этот баньши [дух, вопли которого предвещают смерть] заклинает, «Канаверал»?

– Запуск был в три часа по полуночи.

– Ну, а вы – свежий, как огурчик. – Отец Брайен двинулся вперед, качая головой. – Не все правда, что красиво.

Витторини старательно размешивал хлопья в молоке.

– А у вас, отец Брайен, вид, как будто вы совершили большое турне по аду этой ночью.

К счастью, в этот момент вошел отец Келли. Он застыл, увидев, как мало еще Витторини уделил внимания своему завтраку. Он что-то пробормотал, уселся и бросил взгляд на отца Брайена – на том лица не было.

– На самом деле, Уильям, вид у вас какой-то… Бессонница?

– Немного.

Отец Келли рассмотрел их обоих, склонив голову набок.

– Что у вас тут происходит? Что-нибудь случилось, пока меня вчера не было?

– У нас была небольшая дискуссия, – сказал отец Брайен, поигрывая ложкой в тарелке.

– Небольшая дискуссия! – сказал отец Витторини, он мог бы засмеяться, но сдержался и просто сказал:

– Ирландского священника сильно беспокоит римский папа.

– Ну зачем так, – сказал Келли.

– Пусть продолжает, – сказал отец Брайен.

– Спасибо за разрешение, – сказал Витторини, вежливо и с дружеским кивком. – Папа – постоянный источник благородного негодования для части, если не всего, ирландского духовенства. Почему бы папе не носить имя Нолан? Почему не зеленая шапочка вместо красной? Почему бы, если на то пошло, не передвинуть собор св. Петра в Корк или Дублин – скорей бы уж двадцать пятый век!

– Я надеюсь, такогоникто не говорил, – сказал отец Келли.

– Я легко раздражаюсь, – сказал отец Брайен, – а в гневе я мог такое подразумевать.

– В гневе? Зачем? И подразумевать – по какой причине?

– Вы слышали, что он только что сказал о двадцать пятом веке? – спросил отец Брайен. – Это когда Флэш Гордон и Бак Роджерс будут влетать в баптистерий через фрамугу, так что вашему покорному слуге придется искать пятый угол.

Отец Келли вздохнул.

– О Господи, опять та самая шутка?

Отец Брайен почувствовал, как кровь прилила к щекам, но поборол себя и вернул ее более спокойным частям своего тела.

– Шутка? Уже давно не шутка. Тут уже целый месяц сплошной мыс Канаверал – и траектории, и космонавты. Можно подумать, что тут вечное четвертое июля [День независимости США], одни ракеты, и он не спит ночи напролет. То есть, я говорю, это что за жизнь, с полуночи и дальше, пиршество в холле с электрической Медузой [одна из трех горгон; превращали людей своим взглядом в камень (греч. миф.)], которая замораживает ваш интеллект, как только вы на нее посмотрите. Я спать не могу: кажется, в любую минуту дом взлетит на воздух.

– Да, да, – сказал отец Келли, – но причем тут папа?

– Папа, только не нынешний, а тот, что был перед ним, – сказал Брайен устало. – Покажите ему заметку, отец Витторини.

Витторини колебался.

– Покажите, – твердо повторил Брайен.

Отец Витторини достал маленькую газетную вырезку и положил на стол.

Отец Брайен смог прочесть, хотя и вверх ногами, дурную новость: «ПАПА БЛАГОСЛОВЛЯЕТ ШТУРМ КОСМОСА».

Отец Келли робко протянул палец, придвинул заметку и вполголоса прочел, подчеркивая каждое слово ногтем:

Голос отца Келли прервался.

– Когда это было опубликовано?

– В тысяча девятьсот пятьдесят шестом.

– Так давно? – Отец Келли положил вырезку на стол. – А я почему-то не читал.

– Кажется, – сказал отец Брайен, – мы с вами, отец, вообще мало читаем.

– Любой мог пропустить, – сказал Келли, – статейка-то крохотная.

– С большой, однако, идеей, – добавил отец Витторини со свойственным ему юмором.

– Дело в том…

– Дело в том, – сказал Витторини, – что когда я впервые упомянул об этом, возникли явные сомнения в отношении моей правдивости. Теперь видно, что я придерживался только истины.

– Конечно, – быстро произнес отец Брайен, – но как выразился наш поэт Вильям Блейк: «Правда, сказанная с дурными намерениями, стоит любой лжи».

– Да. – Витторини расслабился и выглядел прямо-таки дружественно. – А разве не Блейк написал:

– Как раз для космической эры.

Отец Брайен посмотрел на нахала.

– Я бы попросил не цитировать нам нашего Блейка.

– ВашегоБлейка? – произнес худой бледный человек с блестящими черными волосами. – А я всегда думал, что он англичанин. Странно.

– Поэзия Блейка, – сказал отец Брайен, – всегда была большим утешением для моей матери. Она говорила, что у него с материнской стороны была примесь ирландской крови.

– И я с удовольствием с этим соглашусь, – сказал отец Витторини. – Но вернемся к нашей заметке. Теперь, когда мы ее обнаружили, пора, кажется, заняться и поисками папской энциклики.